Insult to Injury

— Достань его. Убери его сейчас же. Эрик был едва ли связным, наполненным ничем, кроме развязанной свирепости. Прежде чем он успел потребовать, чтобы двое размытых лиц, державших его за руку, опустили его на свободный медицинский стол, проинструктировав абсолютно не лежать на спине. — Это чертовски…больно. — его верхняя и нижняя челюсти сомкнулись. Мрачная реальность его положения заключалась в том, что он даже не знал, что причиняет боль. Лидер бесстрашных вспомнил взрыв, пламя, затем темноту. Проснувшись, он ощутил острую боль по всему позвоночнику и лопаткам, а затем несколько пар бесстрашных рук, держащих его или несущих. Было так неприятно вспоминать что-то или просто успокоиться настолько, чтобы узнать четыре фигуры, стоящие вокруг него в комнате. Эрик смотрел, как его собственные ноги яростно брыкаются — непреднамеренная реакция на внезапную боль. Это было вызвано рукой, подпирающей его спину, и вызвало его яростный локоть к тому, кто был позади него. Раздался приглушенный стон боли, на которую подействовал удар локтем Эрика. — Эрик, стой спокойно. Тебе не больно, но будет больно, если ты будешь так двигаться. Голос был настойчивым, заставляя Эрика посмотреть на край стальной смотровой кровати, где кто-то стоял. Это был Фор; они стоял с жестким вниманием и, казалось бы, фальшиво-озабоченными глазами. Дышать. Ты должен успокоиться. Хотя боль только усилилась, когда чья-то рука снова начала нежно касаться его мускулистой спины, Эрик наконец почувствовал, как его Эрудированная кровь начала возвышаться над его Бесстрашной яростью. Он понял, что для того, чтобы выжить, ему нужно неохотно выслушать Фора и прийти в себя — как бы он ни ненавидел подчиняться своему товарищу. — Да что со мной такое?.. — спросил Эрик, каждое слово было растянуто и горячо. Глубоко вдохнув через ноздри, он начал узнавать лица в комнате. Те, кто вытаскивают его из любой передряги, в которую он попадает. Там был Фор, который, скорее всего, был одним из тех двоих, которые несли его (брыкаясь и крича) назад в лагерь. Ближе к нему был Питер, который почему-то развалился в углу, скрестив руки на груди, как будто не хотел здесь находиться. Кто-то стоял за спиной Эрика, который, как оказалось, повернул голову, это был Урия, а затем справа — Трис, которая лихорадочно рылась в медицинских ящиках. Ах, Трис. Почему, когда Фор с кем-нибудь связывался, она всегда была к нему привязана? Боль наполнила его тело до такой степени, что казалось, будто его спина навсегда покалечена; вот почему он чувствовал себя идиотом, когда Четыре рассказал ему, что произошло. — Был небольшой взрыв, благодаря твоим друзьям. Там было несколько окон, которые взорвались. Так что теперь у тебя в спине чертовски много стекла. Изо всех сил пытаясь повернуть голову, чтобы посмотреть через плечо, Эрик обнаружил сосредоточенного Урию, пытающегося снять рубашку, которая, по сути, была прикреплена к спине лидеров Бесстрашных. Эрика слегка затошнило от вида красных кругов, нарисованных на его серой рубашке, и он резко наклонил голову, чтобы встретиться с очень серьезным выражением лица Четвертого. Эрик чуть не прикусил губу, потеряв дар речи от того, как незначительные проколы причиняли такую жгучую боль. Каждый раз, когда Урия прикасался к рубашке, стекло все глубже впивалось в его плоть с реалистичным восприятием каждого фрагмента. Серебристые глаза крепко зажмурились. Не плачь. Дерьмо. Не плачь. — Понимаю. Закрытые глаза Эрика наполнились слезами, которые он заставил себя сдержать. Никому не позволялось видеть, как он страдает, особенно Фору. — Урия, пойдем. Ты делаешь только хуже. Четвертый отчитал наивного посвященного, который пытался залечить раны своего начальника, мгновенно отступив, так как слова были смертельны. — Просто пытаюсь помочь, Фор. — Я знаю, но оставь Трис в покое. У нее есть медицинское образование от ее жизни в Отречении. Я же тебе говорил. — заметил Четвертый, поворачиваясь к двери, когда Питер и Урия присоединились к нему. Трис услышала, как они начали уходить, побуждая ее и ее любовника разделить несколько мгновений близости взглядами друг друга. Она стояла прямо, уверенно. Фор казался более обеспокоенными, явно недоверчивыми к Эрику в одной комнате со своей второй половинкой. Бывший член Отречения ободряюще улыбнулся. — Со мной все будет в порядке. — Приходи за мной, если возникнут какие-то проблемы. Четыре был дружелюбен в выражении лица в течение нескольких мгновений, прежде чем что-то изменилось — доля секунды, посвященная кивку его раненому коллеге. Ни для кого не было секретом, что они не доверяли друг другу. — Да, наслаждайся тем единственным обстоятельством, когда Стифф будет так сильно касаться тебя, Эрик. Питер засмеялся и закатил глаза. Четвертый бросил на него взгляд, которым кобра одаривает свою жертву перед ударом. И, бросив последний взгляд на блондинку рядом с Эриком, подтолкнула двух стажеров в коридор и закрыла дверь. Нет, Фор. Не оставляй меня с ней. Почти все в Бесстрашии знали, что Эрик плохо владеет собой. Если бы он был зол, он бы подрался с кем-нибудь, просто чтобы выплеснуть весь пыл. Если бы он был расстроен, большинство ожидало бы увидеть его похмельным в течение нескольких дней.Вот что значит для него Бесстрашие: брать то, что он хочет. Быть импульсивным и не оглядываться назад. Но когда дело касалось Трис, он не был уверен, как ему уравновесить свой импульсивный характер. Хотя все знали об этой привычке, никто не знал о его сомнительных чувствах к девушке. Черт, он даже не признавался в своих чувствах. Сломается ли он наконец под прикосновением ее томных пальцев? Нет, он и так слишком много думал об этом. Они были одни в присутствии друг друга. Уроки самоконтроля: Часть первая. — Перевернись на спину. Никогда еще в своей жизни Эрик не слушался жесткого тона. Она изобразила такую мудрость и уверенность, что он так и сделал, и боль немного утихла после того, как он прижался торсом к плоскому столу. Пальцами, которые могли бы принадлежать призракам, Трис приподняла подол его простой рубашки и начала прорезать путь через ткань, огибая каждый осколок, который стоял как наконечники стрел в спине мужчины. Эрик хмыкнул, когда кратковременные кусочки боли вспыхнули на его коже, уткнувшись лицом в руки. Трис медленно начала снимать хлопковую рубашку с его кожи, открывая сложную систему мышц, которые делали его спину полной. Впечатление было очень прямолинейным способом описать ее чувства к его телу. В то время как спина Фора была высоко выгнута и худощава, потрепанные плечи мужчины под ней демонстрировали чистую силу. Как разъяренная дикая лошадь, которую она однажды видела, как несколько членов Дружелюбия пытались приручить за забором. Неудивительно, что все боялись его. — Это само собой разумеется, но будь понежнее. В лающем голосе Эрика не было ничего похожего на доброту или предложение, если уж на то пошло. Иногда он забывал, что не в том положении, чтобы отдавать приказы. Трис фыркнула, признавая огромный разрыв в приоритетах ее лидеров. Скорее всего, ее позабавило бы сделать процесс как можно более болезненным, но она решила не делать этого, так как он явно был в непоколебимой агонии. Ее ресницы затрепетали над полузакрытыми веками, которые боролись, чтобы скрыть жалость в ее глазах. Жалость не была чем-то, что она охотно отдавала таким людям, как Эрик — людям, которые скорее умрут, чем получат помощь от кого-то другого. — И вообще, что ты там делал? Трис, используя плоскогубцы, начала слегка сжимать осколки в спине большого человека, каждый кусок заставлял Эрика сжимать плечи от боли. Это было терпимо, но все равно заставляло его стонать, когда она подходила слишком близко к поврежденному нерву. Ему потребовалось довольно много времени, чтобы вспомнить. — На самом деле тебе не стоит этого знать, но у меня есть друзья. Глупые, по-видимому. Эрик вздрогнул и застонал от боли, когда еще один окровавленный кусочек стекла оторвался от его кожи. Он даже не думал оборачиваться. Забавно, как Бесстрашный ненавидел вид собственной крови. Прерывисто вздохнув, он продолжил: — Они устроили фейерверк, как кучка маленьких детей. Я пошел с ним, но не слишком увлекся этой идеей. Так что я на секунду вышел из здания, и, полагаю, они подумали, что было бы забавно запустить его, чтобы напугать меня до усрачки. Трис ухмыльнулась до такой степени, что это компенсировало тот факт, что она была одна в комнате с человеком, которого ненавидела. За то, что играл с посвященными так, как он, за то, что постоянно выделял ее. Она утешала его, может быть, только для того, чтобы потом вытащить из-под него ковер. — Мои друзья такие же. Они всегда заканчивают тем, что втягивают меня в то, чем я не должна быть. — Твои друзья? Фор? Пожалуйста. Я не знаю, откуда взялся этот парень, но он идеальный жесткий материал. Эрик рассмеялся своим волчьим, гортанным смехом. — Совсем как ты, да? Раздраженная, Трис позволила последнему кусочку стекла выпасть из металлического пинцета в небольшую кучку. Чей-то выдох вырвался через нос. — А что такое жесткий материал? Я хотела бы знать, прежде чем мы покинем эту комнату. — О, теперь ты отдаешь мне приказы, Стифф? Эрик почти чувствовал, как горит его плоть от ненасытного пламени в ее голосе. Он сел и повернулся лицом к маленькой блондинке, как только она аккуратно завернула его грудь в марлю. С каждым дразнящим, едва заметным прикосновением Эрик хотел, чтобы она ударила его прямо в челюсть. Просто чтобы доказать, что она существует. Его взгляд был тяжелым, полным отрицания. Она не была Бесстрашной. Но он хотел, чтобы она осталась. Единственный способ развлечь львов — позволить мыши жить среди них. Гордость. С его возвышения на столе их лица были на одной высоте. Эрик посмотрел на нее, изящные светлые завитки волос упали рядом с мягкими изгибами ее шеи. Пятно крови, скорее всего его собственной, небрежно скользнуло по ее щеке. — Это ты ранен. Жесткий, язвительный взгляд на лице Трис был тем, что требовалось, чтобы подтолкнуть Эрика к тому месту внутри него, которое было сделано из чистой злобы. Он соскользнул с плоской смотровой койки, его геркулесова фигура возвышалась над девушкой перед ним. Выражение на ее лице сменилось с отвращения на опасение — Эрик выглядел так, словно мог спонтанно взорваться. Его карие глаза стали тяжелыми, как камни, ее обвинения только подпитывали его самодовольство. Одним быстрым движением он подтолкнул ее к ближайшей стене и прижал к ней, связав ее руки веревкой Эрика. Затем Трис снова стала выглядеть травмированной, ее глаза расширились, а колени задрожали. — Если я так ранен, Приор, почему я все еще могу прижать тебя к стене одной рукой? Трис фыркнула, потеряв дар речи, когда Эрик прижался к ней всем телом; задача состояла в том, чтобы не дать ее ногам познакомиться с его пахом. Эрик почувствовал, что невольно улыбается, сопротивляясь борьбе, которую маленькая девочка устроила против него. Только ее бедра были достаточно свободны, чтобы двигаться, посылая толчки нежеланного желания по его позвоночнику. Спаси ее, Фор. — Остановись. Я поняла твою точку зрения. Ты сильнее меня. Ты этого хочешь? Это то, что ты хотел показать Кристине, когда заставлял ее висеть в пропасти? — Нет, это был просто контроль. А это… Эрик покачал головой, его взгляд смягчился, как будто он объяснял что-то абстрактное маленькому ребенку. — Это предупреждение. Вы можете пройти через посвящение, но будьте готовы к тому, что вас толкнут. Он говорил с ней так, словно одаривал ее мудростью, но то, как его толстые пальцы начали сжимать ее бедра, ощущалось иначе. Маленькая блондинка повернула голову так, что ее щека коснулась серой стены, не давая Эрику больше удовольствия смотреть ей в лицо. Хотя она уже начала успокаиваться, ее тело снова дернулось от ощущения ногтей ее начальства на майке. — Толкнут? Такие садисты, как ты? Это то, что я получаю за помощь тебе? — Эрик попятился, посмеиваясь сквозь сжатые губы. Он наблюдал, как крошечные кулачки Трис сжались, готовясь к тому, что она попытается ударить его. Она была права. Но и он тоже. Марлевая повязка на груди сдавливала легкие, или здесь просто становилось трудно дышать? — Да, действительно. Ты слишком маленькая. Ты и недели не протянешь в логове голодных львов. — он повернулся спиной к Трис, ожидая какой-нибудь детской атаки, но не почувствовал ничего, кроме мягкого потока кондиционера. — И я не садистка. — Ты уверена? — Но почему?.. — Ты оставил мне синяк. Глаза Эрика дерзнули, он мгновенно обернулся и увидел небольшое синевато-фиолетовое пятно там, где шея и плечо пересекались на теле Трис. Он легко шагнул к ней, обеспокоенный только перспективой, что Фор узнает. В остальном же она была прекрасна. Картина защиты, которую ее тело создало на коже. Может быть, он и был садистом, но совсем чуть-чуть. — Ты вынула стекло из моей спины. Позволь мне помочь тебе. Когда он сделал шаг к миниатюрной блондинке, она тут же вмешалась, протянув руки. — Со мной все будет в порядке. Синяк лечить нельзя. Просто забудь об этом. — Я не забуду об этом. Это моя проблема. Его глаза опустились под тяжелыми веками, затуманенные желанием снова прикоснуться к ней. Ему было все равно куда. Прежде чем она успела оттолкнуть его, его квадратные руки нашли зенит ее бедер, а губы прикоснулись к синяку. Как пиявки, высасывающие тошноту из ее вен. Она была нежной, когда его верхняя губа сильно задела кожу. Она отодвинулась, как будто вместо его рта на нее давили льдом. — Эрик, Четыре собирается… Легкий треск слетел с ее рта, слишком растрепанно, чтобы быть стоном, когда клыки тянулись к больному участку ее слегка загорелого лица. Эрик отодвинулся, на его лице застыло выражение презрения, которое он обычно носил. Мимолетный миг любви между ними рассеялся, человеческие феромоны исчезли при мысли об одном мужчине. Спаси ее. — Представь, что это засос, а не синяк. Он рассмеялся. На этот раз это был настоящий, неподдельный смех. — Если только ты не хочешь, чтобы это был синяк, мазохист. Схватив со стола свою измятую рубашку, он вышел. Хотя его походка была тяжелой от боли от нанесенных ран, он быстро ушел. На Трис не было обращено ни единого взгляда. Это не стоило того, чтобы снова подвергать сомнению его намерения. Спаси ее от меня.