ре_борн

      Если ты не родилась, То прошу, родись, — Я проведу в ожидании Остаток жизни. Аффинаж — Ангел Она такая блядская копия матери. Страшный косматый чудик трахает луноподобную юную девочку. Трахает, надо сказать, с такой чудовищной самоотдачей и остервенением, что самому становится жутко — мол, что же ты делаешь, псих, она же живая и невиновная. Стеклова стонет. Стеклова охуительно пошло стонет — Меглину хочется перерезать свои барабанные перепонки. Меглину хочется на кассету эту чехарду гортанных междометий записать, чтобы потом переслушивать. Чокнутый извращенец. Родиону вдвойне жутко становится, когда Есеня сама подаётся вперёд — горячие узкие бёдра и ополоумевше-ёбаное «ещё». Просто, пожалуйста, заткнись. У меня же в зародыше чувство вины сдохло. Тело Стекловой жилистое и крепкое. Хрупкое. Сильное. Оно в Меглина вживило силы — Родион кажется могучим. В двадцать два года он держал на руках Есеню-младенца — сейчас возраст помножен на два, его бессовестные руки на грудиживотегубах Есени-девушки. И ему так вопреки себе стыдно, так полно, так раздирающе хо ро шо. В двадцать два года у него могла бы родиться похожая на неё дочь. Зрачки Есени так болезненно застелены фанатичным желанием, что Родион не может смотреть ей в глаза. Текучая привязанность, смешанная с около-жалостью, горючим расплавляет шрамированную грудь. Родион бы закричал: «Да беги ты отсюда!», Только вот он эгоист. *** Когда Есеня приносит стоящему у окна Меглину его плащ (чтоб не замёрз — какая шутка!), от неё несёт лаской канонически заботливой женщины. Стеклова отчаянная, страстная и нежная. И, господи, какая влюбленная. Кажется, он всю жизнь ждал её рождения. Меглина обдаёт теплом. Меглину хочется выть. Плакать он не умеет.