Пустой дом

Аэдирское солнце почти не оставило места для теней. Развалины дома освещались так ярко, будто им нет больше места под безоблачным небом. Осторожные расспросы не могли помочь в поисках. Видящая совсем не удивилась, что никто не помнил исчезнувшую семью, но обнаружила, что сама еще прекрасно помнит дорогу. Илзе так же отчетливо помнила, как этот дом выглядел, когда покидала его – как он должен был выглядеть. Образ, застывший в памяти, не учитывал влияния прошедших лет и многократной смены сезонов. Время его не пощадило: опустев, он начал стремительно ветшать. Крыша обвалилась внутрь, стен почти не было видно за высокой травой, а от маленькой клумбы у входа не осталось и следа. Илзе боялась – и отчасти надеялась, что задержавшиеся души встретятся ей, но развалины были совершенно мертвы и пусты. Словно это не разрушенный дом, а скелет мертвого животного лежал перед ней. Погруженная в раздумья, Илзе не сразу расслышала приближающиеся шаги. Алот остановился сразу, как только она обернулась: не решился подойти ближе. Стараясь сохранить внешне бесстрастный вид, он заложил руки за спину: знакомый жест, призванный скрыть нарастающее волнение. – Ты все-таки пришел, – Илзе первой нарушила затянувшееся молчание. Смутное чувство стыда сменилось таким же малодушным облегчением: ей не хотелось оставаться одной, пусть она упорно утверждала обратное совсем недавно. – Я думала, что ты останешься в гостинице. – Прошу, не сердись. Это все Изельмир, – ответил Алот. Тон его был примирительным, он позволил себе чуть улыбнуться. "Я не смогла бы на тебя рассердиться, даже будь у меня такая цель", – успела подумать Илзе, но озвучить решила совсем другую мысль. – Неправда. Ты не стал бы ее слушать, если не был согласен. – Возможно. Я сомневался, но она настояла. Мне все-таки хотелось пойти с тобой. Легко было представить, что произошло, когда разговор закончился первой и единственной ссорой, а Илзе покинула гостиницу: как Алот, оставшись в одиночестве, начинает спорить с самим собой – и с Изельмир. У них ушло не так много времени, чтобы понять: они говорили о том же самом, но в различных выражениях. – В таком случае – я должна поблагодарить ее. И тебя тоже, – Илзе снова отвернулась к развалинам: сейчас ей хотелось временно избежать этого цепкого пристального взгляда. – Значит – это и есть тот дом? – эльф приблизился еще на пару шагов. – Даже не знаю, что я надеялась здесь найти. Ничего не осталось, – она обличающе ткнула пальцем в сторону дома, затем опустила руку. – Это просто старая развалина. Илзе потерла лоб, предвидя очередной приступ головной боли. Кошмары, преследующие ее – уже не просто последствие хронической усталости. Каждый раз она продолжала дрейф по бесконечному морю воспоминаний, рискуя не найти путь обратно – и всякий раз находила. Алот не мог знать, каких усилий это требовало. И не должен был: Илзе считала, что должна справиться сама, поэтому и решила напрямую запретить Алоту сопровождать ее. Это она должна проявлять чуткость и внимание. Это она должна быть опорой – пока на это хватает сил. Ей непозволительно замыкаться на своих слабостях. Однажды она не сможет оказывать поддержку – и уверила себя, что станет не нужна. Тогда Илзе останется на месте, в то время как Алот продолжит двигаться вперед. Она и раньше, в минуты слабости, признавалась ему в своих страхах, когда прятать усталость было уже невозможно – и всякий раз жалела об этом, проклиная себя за проявления отчаяния. В ее кошмарах, о которых она не решалась и не считала нужным рассказывать, Алот разворачивался к ней спиной, уходил, исчезал в темноте; не отвечал, когда она пыталась обратиться к нему. Время бодрствования так резко отличалось от снов, что момент пробуждения каждый раз пугал: не всегда Илзе могла сразу отличить продолжение кошмара от реальности. – Как его звали? – Что? – Илзе, отвлеченная от своих мрачных размышлений, растерялась. – Твоего брата, – пояснил Алот. – Ты никогда не упоминала его имени. – Он не успел получить имя. К сожалению. Но вот что мне казалось странным: родители всегда оставались верующими, но к появлению в собственной семье богоподобного, отмеченного Римргандом – оказались не готовы. Могла ли я... Илзе снова замолчала на полуслове. В определенный момент она уверилась, что стоит брату исчезнуть – и все станет благополучно, как раньше. Смутные подозрения, накопившиеся по мере сбора знаний о природе своей силы, только укреплялись. Способности видящей, тогда уже неосознанно доступные, пусть и в меньшей степени, могли помочь ей отделить душу от тела. Могла ли она подтолкнуть брата к смерти? Могла ли она использовать свои силы и помочь ему выжить, если бы относилась к нему иначе? – Я говорил это раньше и повторю снова: здесь нет и не может быть твоей вины. Как бы жестоко это ни звучало – ты не могла ничего исправить. Его жизнь, и решения твоих родителей – все это было не в твоей власти. Голос Алота звучал уверенно, но в нем не было жесткости. Слова были тщательно подобраны: будто он сам многократно обдумывал этот вопрос. Илзе оставалось только согласиться с ним. Она и сама понимала, что ее вины нет; но ей было жизненно необходимо услышать это от кого-то еще. Так малодушно требовать подтверждения извне, – думала она, – но лишь тогда собственные мысли перестанут быть жалким самоуспокоительным бредом и обретут значимость. – Что мы будем делать дальше? Ты хочешь теперь продолжать поиски? – Нет, – Илзе продолжила не сразу. Очевидный, пришедший сам по себе ответ удивил ее. – Я лишь надеюсь, что они снова обратились к Римрганду и нашли желанный покой в Белой Пустоте. Этот исход, пожалуй, стал бы для них наилучшим из возможных. Но если это не так – мне просто нечего им сказать. Слишком много времени прошло. Слишком много событий. В появлении богоподобных нет никакой закономерности. Нет никакого замысла. Этот факт будет сложно осмыслить, еще сложнее – смириться с ним. Проще найти причину. Проклятие, наказание... Неважно. Должно быть, отчасти поэтому слухи о Наследии Вайдвена так быстро и прочно укоренились в Дирвуде. – Верно. Проще, когда есть причина. Или виновник – тот, кого можно было осудить, – уверенный голос на секунду надломился, но Алот не потерял внешнего спокойствия. – Виновного проще всего найти среди близких. Впервые с начала разговора Илзе посмотрела ему в лицо. Забота – ежедневный незаметный труд. Проще победить дракона в честном бою или сделать шаг в бездонную яму. Но что касается награды – она может быть неявной, но однозначно стоит того. Необязательно быть видящим, чтобы переживать чужие тревоги так же остро, как свои собственные. Легко об этом забыть. Это значит, что самый надежный способ утешить Алота и стереть это тревожное выражение, что угадывается на его лице – прежде всего успокоиться самой и перестать терзаться воспоминаниями. Начало положено, но это займет время. Понадобится много времени и много терпения – гораздо больше, чем уже было вложено. Когда-то Илзе надеялась, что все станет как раньше – и ошиблась. Как надеялась на возвращение Алота в Каэд Нуа: тщетно. "Как раньше" – уже не будет. Мир вокруг неуклонно меняется. Всегда остается выбор: принять эти изменения, по мере сил направляя их по своему разумению и скромным возможностям; либо отрицать их, цепляясь за воспоминания. С переменами приходит будущее: незаметно становится настоящим каждый день, каждый час. Илзе смотрела Алоту в глаза, и думала: будущее, которого она так ждала, уже наступило. Неизбежные преобразования необязательно сопровождаются потерями того, что дорого. Изменения, произошедшие с Алотом, заключались не только в шрамах и намеченной ранней седине. Он казался повзрослевшим. Возмужавшим. Он выглядел уверенным: словно перестал ежеминутно ждать удара. Он перестал избегать прикосновений; более того – будто искал повод для объятий. Замыкаясь на собственных переживаниях и желании оказывать ежедневную необходимую поддержку, Илзе не заметила, как менялось отношение Алота к ней. Ему больше не требовалась помощь, защита и поддержка – и все же он продолжал оставаться рядом. – Мы могли бы восстановить его, – задумчиво предложил Алот. Не первый раз Илзе заметила: с его стороны "мы" – звучит настолько необычно, что ей придется привыкнуть. Она уже однажды отказалась от идеи восстановить разрушенную крепость. У нее оставался Непокорный, однако Илзе слишком хорошо понимала: она не имеет ни возможности, ни желания провести остаток жизни на корабле. Алот не обсуждал с ней этот вопрос напрямую, хотя она не сомневалась, что он тоже об этом думал. Доступных средств было достаточно, чтобы отстроить дом заново. Она могла бы даже напрячь память и разместить в палисаднике те же самые цветы: несмотря на прошедшие годы, в воспоминаниях цепко держались подробные детали. Но это будет уже другой дом – и другие цветы. Также и она сама не сможет вернуться в прошлое. Ей больше не придется уходить в неизвестность. – Нет, – Илзе больше не стала сомневаться. – У нас будет свой дом. Только наш. – Хорошая идея. Мне нравится. Илзе позволила себе улыбнуться: получилось искренне и легко. Каждый раз, после разговора с Алотом, тяжесть воспоминаний понемногу уходила: но не перекладывалась на чужие плечи, чего она так боялась и старалась избежать. Она сделала еще шаг навстречу, коснулась протянутой руки, привычным жестом переплетая пальцы – и навсегда оставила покинутый дом за спиной – в прошлом.