Одуванчик

Проснулся среди ночи, пещера Фумо, загадочно окутанная лунным светом, не справлялась со своим назначением. Всю ночь мучили кошмары, эта невыносимая пытка продолжалась до тех пор, пока не почувствовал ещё более невозможную боль в области живота. Как будто тонкой раскалённой проволокой прямо в живот изнутри вонзили что-то. Знаю об этом, прекрасно помню и осознаю, но так и не привык к ощущениям. А это вообще возможно? Поднялся и тут же упал обратно. Трудно дышать, стоять на ногах невозможно и кажется, что вот-вот снова потеряю сознание. Уже столько раз падал с размаху на каменные плиты, тело не слушалось и в горячечном бреду кашлял, судорожно пытаясь вытащить изо рта пух. Одуванчик... Смеюсь сквозь слёзы. Надо же... Медленно делаю вдох, пытаясь (безуспешно) восстановить хоть чуточку напрочь сбитого дыхания, убитые, разорванные стеблями скромного, но такого невыносимо упорного цветка лёгкие уже вряд ли смогут справиться с этой простой, казалось бы, задачей. Прислоняюсь спиной к холодному камню, так легче, и медленно скатываюсь на пол. Боль не проходит, но от холода немного остывает, отправленная на задворки сознания не менее упорной волей. Сгибаюсь пополам в очередном более сильном приступе. Как я ещё не выплюнул все свои внутренности вместе с этим жутким пухом, белым изначально, но сейчас пропитавшимся чёрно-красным. Символично. Цвет провоцирует воспоминания и сознание проваливается сквозь толщу лет, как в воду, чувства притупляются. Вижу себя, наивного, в той белой одежде. И тебя. Неприкосновенно холодного. Всё начиналось с привета, я же тогда так хотел подружиться, так хотел иметь с тобой хоть что-нибудь общее, так бегал за тобой. Убожество, да, да, именно, я самое настоящее убожество, ты прав. Но я, чёрт возьми, люблю тебя, и ничего не поделаешь с этим. Идиот... Среди людей, светящихся счастьем, отзывчивых и добрых ко мне, я выбрал тебя, в этих траурных одеждах, с вечным выражением горя на лице. Неприступного. Закрытого. Ошибся я, что ли? Не знаю. Но люблю, люблю беззаветно, люблю давно и видимо навсегда, пока этот упорный стебель не добьёт меня окончательно. Но безответно, об этом говорит тот же стебель и моё сейчас состояние. Я не виню тебя. Ты прекрасен, и как может идеальный Второй Молодой Господин Лань вообще заметить такого никчёмного человека, как я? Такое убожество, крайнее убожество. Но мне так нравилось тебя доводить, так нравился твой гневный взгляд, тень улыбки, иногда касающаяся твоих губ. Ей можно, мне такое не позволено... А я так хочу. Но не имею права и никогда не коснусь, потому что ты не хочешь. Но как бы там ни было, всё закончилось хуже некуда. Я на тёмном пути, твой враг номер один, помеченный сейчас пылью и кровью, захлёбывающийся в своей крови и давящийся пухом твоего цветка. В тот день ты направил на меня меч за возмутительное поведение, возмутительные речи. Направил меч на возмутительного меня. Я ожидал этого. Я не сужу тебя. Ты же ведь мой одуванчик, пушистый, белый, проросший всё моё существо. Насквозь. Опутавший внутри меня все органы и саму душу своими стеблями. Так или иначе, всё завершилось победой, твоей, так несмело ты держал меня на расстоянии Биченя от себя, под прицелом, ведь я так опасен. Я ушёл тогда и, судя по всему, не вернусь уже. Эти демоны уничтожают меня, пожирают изнутри, но они расступаются перед тобой, моим худшим кошмаром, потому что за тобой неизменно следует боль и во сне, и в реальности. Ты как солнечный луч, освещаешь собой всё пространство вокруг, но ранишь насквозь, не давая мне и возможности свободно вздохнуть. Этот пух, мне кажется, он заполнил всё моё тело. Медленно размыкаю глаза, сознание возвращается ко мне там же, где и покинуло меня: у холодной каменной стены. Болезненно вздыхаю, тут же пожалев о поспешном решении, и медленно протягиваю руку к стопке бумаг на полу рядом. Пишу между строк своих же записей, стараюсь выводить каждое слово, хотя всё равно никогда уже это письмо не отправлю. Обращаюсь к тебе, потому что именно к тебе тянется воспалённый разум, только к тебе. Голоса в голове я давно уже перестал замечать, только твоё имя и образ там стоят, и я очень жалею о том, что твоё лицо подёрнуто дымкой и сотрясается при каждом приступе кашля, развеевается, оставляя меня вновь в одиночестве. Я бы хотел увидеть тебя реального, Лань Чжань, хотя-бы ещё разок в своей короткой, уменьшающей свой срок жизни. Но это невозможно, я понимаю, мы на разных путях, тебе нельзя пятнать свою честь общением с таким, как я. Обрываю своё послание (послание кому? куда?). Откидываю листы и... Чем я писал? Нечего откидывать больше, ведь я писал кровью. И падаю навзничь, боль достигает апогея, я перестаю что-либо чувствовать. Как бы хотелось чувствовать тебя.... *** На утро Вэнь Цин находит эту печальнейшую картину в пещере. Чуть не валится с ног, читая записи, это горячечное письмо между строк, рассматривая уже успевшую засохнуть кровь на кончиках пальцев, во рту и вокруг самого Старейшины. Принимает решение. Оказывает всю возможную помощь, вставляет иглы в аккупунктурные точки и спешит за Вторым Нефритом. Как бы там ни было, он должен знать. А полюбит или нет, это уже его решение. Остаётся лишь надеяться.