Безусловно

Тарталье скучно. И это даже начинает перерастать в липкое раздражение, приставшее ко внутренней стороне черепушки, прямо за затылком. Тяжелое, давящее. Выводящее из себя только больше. Он лениво размешивает ложку сахара в чае — все еще кощуство по мнению Чжун Ли, прочитавшего по этому поводу не одну лекцию. Содержательную, поучительную, призванную, конечно же, зародить в душе Аякса уважение и восторг к этому благородному напитку, на выращивание которого потрачено столько трудов. Нет, Тарталья ничего не хочет сказать — это и правда поучительно и познавательно, но о вкусах ведь не спорят, верно? С Чжун Ли этого лучше и не начинать. В конце концов, тему сахара в чае они в определенный момент негласно решили больше не поднимать. — О, они купили новый фарфор, — из раздумий Чайлда вырывает голос с едва прослеживаемой, но четкой ноткой недовольства. Тарталья озадаченно поднимает бровь, поднося к губам чашку ароматного напитка, пахнущего горными травами. — А что в этом плохого? Выглядит вполне симпатично, — пожимает он плечами, с тихим характерным «дзинь» ставя чашку на блюдце, исписанное простым, но приятным орнаментом в цветах гео-стихии. — На старой посуде кое-где встречались сколы, да и выглядела она менее приглядной, — он знает, что, скорее всего, вызовет этим очередной монолог, полный описаний мельчайших деталей, но не спросить не может. Он ведь так любил эти истории раньше, что же стало причиной его раздражения сейчас? Может быть, исчез весь шарм? Тарталья даже хмурится, невольно вторя выражению лица собеседника. — Но в этом и была прелесть, — Чжун Ли поднимает на него янтарные глаза, заставляя Чайлда прикусить внутреннюю сторону щеки: нет, шарм определенно никуда не пропал. — Паутинки трещин на глазури — история изделия, которую оно пронесло сквозь года, — начинает мужчина поучительно, даже спину держа ровнее, чем обычно: так всегда происходит, когда тот начинает заводить рассказ о чем-то, что особенно дорого его сердцу. — И ладно бы замена была равноценной, — вздыхает он и трёт переносицу рукой в ненавистных Чайлду перчатках — непроницаемых и жутко лишних. — И чем же этот так плох, господин консультант похоронного бюро? — Чайлд хмыкает и отпивает напиток вновь, прожигая взглядом хитро прищуренных глаз. На фоне — звуки все более оживающего вечером Ли Юэ и шум моря. Чайлд предвкушает, как все это померкнет, а его со всех сторон укутает бархатистым, глубоким голосом. Как в старые добрые времена. — Тем, что это дешёвая подделка, — удручённо начинает Архонт, отставляя чашку, тем не менее, очень бережно, чтобы взять в руки блюдце. — Стенки слишком толстые, он почти не сияет, если повернуть на свет, — он демонстрирует это Чайлду, указывая на едва ли проницаемую лучами поверхность изделия. — Здесь и здесь — капли глазури, а золото на узорах почти не блестит, — он проходится длинными пальцами, указывая на незначительные детали, на которые Тарталья в жизни бы не обратил внимания. — И самое удручающее — чай в них словно меняет вкус. Никакого удовольствия, — Чжун Ли поджимает губы и делает глоток с таким видом, что Чайлд не удерживается от смешка. — Так не пей, — склоняет голову набок по-кошачьи, снова делает глоток. Интересно, это так слова мужчины повлияли или чай и до этого был таким невкусным? Тарталья устало прикрывает глаза и вздыхает. На плечи снова словно бы ложится груз, а прошедшее было раздражение стремительно возвращается. — Вынужден с тобой согласиться, — выносит он вердикт спустя некоторое время, откидываясь на спинку стула. Барабанит пальцами по собственной руке, сложив их крест накрест. — Жаль, это было твое любимое место. Архонт не отвечает, сидя с закрытыми глазами, пока мелкими глотками цедит уже почти остывшую жидкость. «Как каменное изваяние», — думается Тарталье с тоской. Экспонат в музее: смотреть, но не трогать руками. — Ничего страшного, — проницательные, но очень уставшие глаза смотрят с толикой грусти, но мягкости. — Что-то уходит, что-то приходит. Время не щадит никого, но от этого, безусловно, легче в полной мере не становится. Архонт устремляет взгляд на пристань и снующих внизу людей: кажется, Тарталья слышал, что пришло новое торговое судно прямиком из Снежной. Чайлд лишь согласно мычит, снова закапываясь в свои размышления о том, что его так мучает. Дерет, словно кошка, воткнувшая в кожу ровно один острый коготок, исподтишка, пока ты ничего не можешь с этим поделать. Тарталью аж передёргивает. Чжун Ли говорит, время неуклонно меняет вещи. Тарталья наконец цепляется за нужную ему мысль: меняется все, кроме Чжун Ли. И их с ним отношений. Это, оказывается, и не даёт покоя. *** — Сегодня ты отстраненнее и тише, чем обычно, — Чжун Ли не касается рукой, но Чайлд явственно ощущает эти тихие слова мягким прикосновением к плечу. Выдыхает из-за этого раздражённо немного, но тут же нацепляет на лицо привычную яркую улыбку. — Ну, знаешь, работа: в последнее время ничего стоящего, только выбивание денег из должников банка Северного королевства. Поначалу казалось веселым, но все эти недоумки едва ли умеют оружие в руках держать. Я люблю оттачивать свои навыки, а это — топтание на месте, — Чайлд недовольно фыркает, а Чжун Ли смотрит на него с лёгким сомнением: едва ли похитителей сокровищ можно назвать теми, кто не владеет оружием, но он не спорит. В конце концов, у Предвестника свои взгляды на то, что считать достойным, а что — посредственным. — Хм, — Чжун Ли, сложив руки за спиной, мерно идёт рядом, словно бы прикидывая что-то в голове. — Мы могли бы сразиться. Тренировочный, дружеский бой, — наконец выдает он, поворачиваясь в сторону Тартальи. У последнего, кажется, сердце готово вырваться из груди от одного предложения: Чжун Ли явственно видит, как в голубых глазах искорками вспыхивает былой азарт, а уголки губ ползут вверх. Но проходит секунда, и все исчезает, словно мираж. Это озадачивает, заставляет нахмуриться непонятливо и всерьез почувствовать беспокойство. — Это скучно, — тянет парень, потягиваясь и хрустя явно затекшими косточками, вопреки словам хозяина требующими хорошей драки. — У битвы должна быть цель. Стимул, — философски заключает он, приподнимая палец вверх. — Мне кажется, ты сам говорил, что любая возможность стать сильнее — то, за что ты хватаешься, Тарталья. Да и едва ли все приказы Царицы тебе так уж интересны, но ты вступаешь в битву раз от раза, — он не отводит взгляда, словно пытается прочесть в глазах парня ответ на все свои вопросы. Может быть, заболел? Может быть, случилось что-то серьезное? — То приказы. Это — совсем другое, — какое такое «другое» Чайлд не уточняет, подставляя улыбчивое лицо солнцу, рисующему на бледной коже ещё пару новых отметок: с приходом весны, когда солнце стало светить… По-другому, более кусающим, что ли, стало, веснушек на ней стало намного больше. То здесь, то там… Чжун Ли неумолимо скользит по ним взглядом, оставаясь абсолютно спокойным. Беспристрастным. — Тогда, — начинает, но осекается Архонт, хмурясь и замолкая на несколько долгих секунд. — Мы можем придумать стимул, — почему ему так важно вытащить друга на спарринг — он вряд ли ответит даже себе самому. Но им обоим это необходимо. — Придумать? — Тарталья лениво, словно кот, открывает один глаз, окидывая взглядом собеседника оценивающе. Заинтересованно. — Заключим… Контракт, — кивает сам себе Чжун Ли, обгоняя его и останавливаясь прямо перед ним. — Тот, кто победит, получит, скажем, желание от проигравшего, — он говорит первое, что приходит в голову. И решительно протягивает руку. Тарталья колеблется. Смотрит на руку с сомнением, вскинув чуть бровь. — Любое? — получает утвердительный кивок. — Без поддавков? — Во всю силу, — утвердительно кивает мужчина, все ещё не убирая ладони. В глазах Тартальи пляшут уже не искры, а целое пламя. — Тогда по рукам, — хмыкает он, пожимая ладонь Архонта с таким довольным видом, что Чжун Ли ловит себя на мысли, что его каким-то образом провели. Но он спешно отбрасывает это беспокойство, смягчаясь, и улыбается краешками губ. У Тартальи от предвкушения сосет под ложечкой. — Выбирай время и место. *** Чайлд останавливает свой выбор на плоскогорье между Южными небесными вратами и Заоблачным пределом. Да, не самое близкое и удобное для того, чтобы добраться, место, но в нем, по мнению Тартальи, есть ощутимое количество плюсов. Во-первых, оно достаточно далеко от людей, а значит — не будет ни лишних свидетелей, ни, как следствие, лишних расспросов. Здесь тихо, местность открытая, но коварная: пласты почвы, наслаивающиеся друг на друга хоть и полого, плавно, невысоко, но склоны, в то же время, достаточно круты, что может стать как и преимуществом, так и роковым просчетом, который подарит победу противнику. В конце концов, так интереснее. Пусть их битва и тренировочная, но совсем уж элементарная победа ему не нужна. Хотя может ли битва с Чжун Ли вообще быть элементарной? Внутри, прямо за ребрами, клокочет в предвкушении хищный зверь, а у самого Чайлда от возбуждения подрагивают пальцы. Чжун Ли прав: ему нужна эта битва. Ещё ему нужно обещанное желание, но такого рвения старый Архонт от Предвестника точно не ожидает. — Жарковато сегодня, — притворно лениво тянет Чайлд, оттягивая пальцем ворот мундира, который в Ли Юэ уже привычно не застегивает до конца. Привыкший к суровым температурам Снежной организм бунтует даже против лёгкого летнего одеяния. Капелька пота противно пробегает по острой скуле, скатываясь вниз по шее. Чайлд не обращает на нее внимания. — Но когда это было помехой для тебя, верно, Чайлд? — Чжун Ли, напротив, кажется чувствует себя вполне комфортно, даже в этом, кажущемся внешне достаточно теплом костюме. Интересно, такой ли он на самом деле? — Верно, — хмыкает парень, удовлетворённо кивая. В том, что перед ним все же живой (почти) человек, его убеждает испарина, которую он замечает на лбу собеседника. Они идут уже с полчаса, преодолев добрую часть пути до конечной цели. Чжун Ли непривычно немногословен, а Чайлд напротив с трудом удерживает себя от того, чтобы вытянуть мужчину на диалог. Будь он младше — возможно, подпрыгивал бы на месте от нервного возбуждения. То, насколько умиротворённым кажется Чжун Ли, вынуждает его держать язык за зубами, то ли из уважения, то ли в качестве извинения за то, что он хочет сделать. (Не то чтобы Чайлд действительно чувствует вину, вовсе нет). Это просто необходимость — так он себе говорит, свято в это веря. В конце концов, может быть, так и есть. — Какой отличный вид, — они наконец забираются на нужный, самый удобный на взгляд Тартальи склон, и Чжун Ли умиротворенно улыбается, вглядываясь в укрытую лёгкой дымкой тумана даль, сплошь усыпанную причудливыми пиками гор, больше похожих на гигантские столбы, на чуть жёлтую от палящего зноя траву, на ели, разбросанные то там, то тут. Чжун Ли всегда улыбается незаметно, сдержанно, но Чайлд со временем научился улавливать эти лёгкие изменения в его лице, то светлеющем, становящимся безумно теплым, почти нежным, то словно вспыхивающем на миг красочным калейдоскопом эмоций такой силы, что глаза от восторга раскрываются шире. Он позволяет себе думать, что учится читать Архонта, от этой мысли чувствуя удовлетворение. — Прекрасный, — кивает Чайлд скорее потому, что думает, что так будет правильно. Он не из тех, кто ценит пейзажи и обращает на них очень большое внимание. Местность интересует его скорее с точки зрения тактики и логистики: где лучше затаиться, куда загнать соперника, как использовать те или иные особенности рельефа в свою пользу, не дав врагу опередить себя в этом. Нет, ему, безусловно, не чуждо эстетическое удовлетворение от увиденного, но он не зацикливается на нем. Ему не кажется, что Чжун Ли был бы удовлетворен подобным ответом, так что просто предпочитает не спорить. В конце концов, и не о чем. — Предлагаю отдохнуть немного и выпить чаю с дороги. Раз уж тут так красиво. Не прыгать же с места в карьер, — Чайлд ловит на себе удивленный взгляд Чжун Ли, вскидывающем бровь, и достает из небольшого походного рюкзака флягу с двойными толстыми стенками с небольшой пустотой между ними. — Отлично держит тепло, — улыбается солнечно, в свете послеполуденного солнца — особенно ярко. Вручив ёмкость с напитком Чжун Ли, теперь греющему о нее свои ладони, он зарывается обратно в сумку, следом вытягивая из нее пару явно дорогих фарфоровых чашек, бережно укутанных парой слоев ткани. — Думаю, они придутся тебе по вкусу, — Чайлд хмыкает, с нескрываемой гордостью ставя их на мягкую, уже удобно примятую траву между ними. — Вопреки расхожему мнению фарфор не такой уж и хрупкий, — по привычке делится знаниями Чжун Ли, проводя кончиком пальца по каемке чашки, украшенной золотым узором. — Ты внимательно меня слушал, — выдает архонт вдруг даже как-то… Удивлённо. Чайлд, ей-богу, даже оскорбляется. — Естественно, — фыркает он, забирая флягу из рук не торопящегося что-либо с ней делать Архонта. — Не пойми неправильно, мне приятно. И я бы не обиделся, если бы это оказалось иначе, я прекрасно осведомлен, что могу говорить слишком много о том, что мало кому интересно, — спешит пояснить, не оправдаться, Чжун Ли, но волнение в его голосе все равно проскальзывает. — Надеюсь, ты тоже осведомлен о том, что можешь всегда сказать «хватит», — помолчав пару мгновений говорит он. Чайлд утвердительно кивает, хотя этим правом не воспользовался ещё ни разу. — Я не в обиде, дружище, — заливисто, заразительно смеётся, протягивая наполненную ароматным чаем чашку. — Не кипяток, но все ещё почти горячий, — улыбается примирительно. Чжун Ли кивает в знак благодарности и берет напиток в руки, обхватывая сразу двумя ладонями. Не по этикету, но не то чтобы это имеет значение. Так теплее. И уютнее. А они не на званном вечере. — Так даже лучше, Чайлд. Вкрадчивый голос Чжун Ли вскоре снова заполняет собой пространство: оказывается, о чайных церемониях он успел рассказать далеко не все, припас пару тем-тузов в рукаве. Чайлд не возражает, слушая его, все же вполуха, погруженный в свои мысли. Спрашивает что-то время от времени, поддерживая видимость диалога. Улыбается. Смеётся даже, наблюдая, как чашка собеседника пустеет. И даже предлагает свою, нетронутую, сославшись на то, что из-за предвкушения битвы всё-таки совершенно не хочет пить. Чжун Ли тихо вздыхает, качая головой, но благодарно ему кивает, беря напиток в руки. После того, как исчезает и он, они сидят в приятной тишине ещё минут 10, наблюдая, как солнце начинает лениво ползти к горизонту. — Если мы хотим закончить засветло, лучше начать сейчас, Чайлд, как бы прискорбно мне ни было нарушать столь уютную атмосферу, — Чжун Ли поднимается на ноги и разминает плечи и спину, уже готовясь к их маленькому пари. — Уже придумал, что хотел бы попросить, если выиграешь? — Чжун Ли улыбается, хитро сощурив глаза. Чайлд видит, что тот очень уверен в себе и едва ли верит в такой исход событий, ни в коей мере не умаляя силы и умений Тартальи, конечно же. Однако сложно думать как-то иначе, когда сопернику, для начала, придется пробить щит, который почти невозможно сломать. Чайлд понимает. Но загадочно улыбается, склоняя голову набок. Тоже встаёт, разминая мышцы куда тщательнее, чем простым потягиванием. Как-никак, он настроен очень серьезно. — А ты? — уклончиво переводит тему, почти мурлыча себе под нос привязчивую песню, которую так часто поет дома Тевкр. — Нет, — Чжун Ли не расспрашивает, без колебаний отвечая на поставленный вопрос. Что Чайлду в нем нравится — прямота, без кажущихся ему отвратительными размусоливаний в духе «я первый спросил, нет я». — Вариантов слишком много, есть столько мест, куда я хотел бы сходить с тобой, — он даже прикрывает глаза, словно мысленно перебирает их в голове. А Чайлду, если честно, хочется закатить глаза: кто бы сомневался, что ничего не изменится. — Не празднуй победу слишком рано, — немного резко, но не грубо отвечает он, становясь прямо и поправляя одежду. Отходит на расстояние нескольких метров и в глаза смотрит, словно ожидая молчаливого подтверждения соперника, что тот тоже готов. Чжун Ли кивает. Тарталья, достав из-за спины лук, тут же натягивает тетиву, целясь прямо в сердце. Предсказуемо, но стрела ломается, разбившись о хвалёный щит, который Архонт создаёт мгновением ранее. — Реакции тебе не занимать, старик, — он знает, что Чжун Ли не любит это обращение, но, разгоряченный предвкушением отличной битвы, решает пощекотать и нервы мужчины. Тот, о боги, закатывает глаза. И изящным, но твердым, отточенным движением руки заставляет землю под чужими ногами задрожать, извергая огромную колонну, Тарталья еле успевает отскочить. — А ты не устаешь пытать счастья, — вздыхает Архонт, медленно, неспешно идя с ним по кругу. Каждая их битва начинается так — со стрелы Тартальи, пущенной прямо в цель. Он с упорством кота, пытающегося раз за разом столкнуть с края шкафа антикварную вазу, старательно проверяет Чжун Ли и его щит на прочность. Это уже традиция. — Никогда, — хмыкает и заливается беззаботным смехом, чистым, восторженным, пуская в Архонта ещё пару стрел, заряженных гидро, да и обычных в придачу. Интересно, если заставить Чжун Ли бороться, не имея прямого доступа к земле, буквально пропитанной гео-энергией, будет ли он так же силен? Вероятно, нет, но проверить это не предоставляется возможным. Архонт стоит на месте, наблюдая за ребячествами, больше похожими на пляски. Даёт наиграться, прежде чем серьезно вступить в бой. Но и его терпение отнюдь не вечное. Он призывает копьё — благороднейшее из оружий, и делает резкий выпад вперёд. Чайлд наконец принимает ближнюю стойку, блокируя удар водным клинком. Вода, обманчиво тягучая и плавная, податливая, в его руках не хуже самого твердого металла. Чжун Ли возвращает копьё в исходную позицию, чтобы через секунду повторить выпад с другой стороны. Шаг, другой, вперёд, назад, словно в танго. Резко, четко, держа дыхание даже несмотря на выкрики, периодически по привычке срывающиеся с губ. Чайлд меняет оружие, то превращая воду в пику, то возвращая клинки, то и вовсе снова начиная стрелять из лука. Однажды он сказал Чжун Ли, что владеет луком хуже всего, потому старается не использовать слишком уж большое преимущество, которое имеет в ближнем бою. Упрямый мальчишка, искусственно ограничивающий свою силу. С другой стороны, как ещё можно научиться владеть всеми видами оружия в совершенстве? Архонт вонзает острие копья в землю и сильным ударом ноги (как только растяжка позволяет?) запускает его в Чайлда, без особого труда блокирующего особо неудобные и избегающего слишком сильные удары. Он сам под стать своему элементу — юркий, гибкий, переменчивый. И это, пожалуй, восхищает. — Ты мой, Чжун Ли, — глаза горят диким, бешеным восторгом, темнея и становясь синими. Архонт знает этот взгляд, потому группируется, поджидая нужный момент. Чайлд перехватывает клинки, ловко собирая их обратно в копье, с силой закручивает тело и бьет по щиту со всей своей силой. Яшмовые осколки летят вокруг, становясь более видимыми, почти осязаемыми: сейчас идеальный момент, именно то мгновение, чтобы создать новый щит, не давая юнцу зарваться. Но Чжун Ли понимает, что сделать этого не может. Глаза удивлённо распахиваются, чужое копьё проходит сквозь тело, разбиваясь сотней брызг, но не раня. На теле остаётся метка, под горлом — рукоять клинка, напротив — почти пьяные от победы глаза. — В полную силу, Чжун Ли, — тихо, немного хрипло, тяжело, но ужасно счастливо. — Для Фатуи это значит немного больше, — он невинно пожимает плечами, задерживаясь в этом положении ещё на одну сладкую секунду, прежде чем все же убрать оружие, но не метку: она пропадет сама спустя несколько мгновений. — Не можешь победить так — ослабь. — Чай, — вздыхает Чжун Ли, который не понимает восхищён он или возмущен. Складывает руки на груди, недовольно поджимая губы. — Я даже ничего не почувствовал, — цокает языком, качает головой. — На свете много удивительно полезных растений, вписывающихся по вкусу в прекрасный чайный букет. Никаких побочных эффектов и вреда. Только увеличение времени, которое требуется на использование элементальных навыков. Не волнуйся, через пару часов пройдет, — Чайлд улыбается по-детски довольно. И Чжун Ли даже решает, что все же не сердится. В конце концов, цель всей этой сделки — привести его в чувства. А сейчас, судя по всему, Чайлд более чем в них пришел. — Хорошо, Аякс, — Чжун Ли благосклонно кивает, улыбаясь уголками губ. — Теперь моя часть сделки: что ты хочешь получить взамен? Тарталья, кажется, улыбается ещё более пьяно. — Ночь с тобой. Тебя, — он видит удивление и непонимание на чужом лице, потому спешит уточнить суть своего желания. — Секс, Чжун Ли. Соитие. Называй, как хочешь, не знаю, как у Архонтов принято, — он словно бы пренебрежительно машет рукой, сладко потягивается. Лицо Чжун Ли становится нечитаемым и больше походит на маску, а сам он отличается от своих собственных статуй, разве что, только позой. — Это… Возмутительно, — он заламывает брови, хмурясь и сжимая руки на груди ещё напряженнее. — Столь мирская грязь… Непростительно, непозволительно, недопустимо, — голос тоже меняется. Чеканит слова, словно выносит приговор, смотря так холодно, как никогда раньше. Возможно, Чжун Ли хочет продолжить высказывать свое категоричное мнение на этот счёт, но Чайлд готов к подобной реакции. В конце концов, радость и романтизация подобных моментов бывает только в дешёвых бульварных романах. И Тарталью вывернуло бы наизнанку, если бы Архонт с довольным радостным возгласом повис на его шее. — У нас контракт, бог всех контрактов, — Чайлд не уговаривает, не рассусоливает, не терпит возражений. Подходит вперёд и поднимает за подбородок, заставляя смотреть в глаза. Чжун Ли не вырывается, не скатываясь в истерики. Ему вовсе не обидно за поруганную честь. Ему просто… Чуждо. Не интересно. Возмутительно. Но тем не менее, он все ещё упрямо молчит, смотря в глаза уже менее зло, но все ещё… Разочарованно? Слово явно не то, но Чжун Ли явно даже подумать не мог, что подобное может случиться. — Я не изверг и валить тебя на траву прямо здесь не буду. Даю тебе возможность самому решить, где и когда, — он знает, что в вечность это время превращено не будет. Чжун Ли слишком уважает свои контракты и безосновательно никогда их не нарушает. — Завтра вечером в моей квартире, — помолчав ещё немного наконец выдает Чжун Ли. — Давай просто покончим с этим и все, — Чайлд убирает руку, поднимая обе ладони перед собой в покорном жесте. Возможно, он немного удивлен такой скорости от того, кто так возмущался минуту назад, но и не обманывает себя: Чжун Ли действительно просто хочет сделать это и забыть. Интересно, после этого они смогут общаться как раньше? Честно говоря, Чайлд надеется, что нет: либо пан, либо пропал. — Как скажешь, — покорно кивает он, убирая руки в карманы. И остаётся стоять на месте, наблюдая, как слишком уж прямая, напряжённая спина удаляется от него, спускаясь с места их битвы вниз. Домой каждый из них возвращается по отдельности. На примятой траве склона остаются только фарфоровые чашки. *** День проходит не то как в тумане, не то на нервах. Чайлд то и дело барабанит пальцами по столу, перебирая бумаги, кивает на слова Екатерины, изредка заходящей в помещение, отведенное ему банком под своеобразный кабинет за его помощь в их нелегком деле. Он ненавидит разбираться с бумагами и корреспонденцией. Ненавидит сидеть без дела, но, как назло, ничего путного ему сегодня предложить не смогли. Чайлд не волнуется. Чайлд просто погружен в свои мысли. И, самую малость, с нетерпением ждёт вечера. И когда он настает, с цепи вовсе не срывается. Приходит к квартирке Чжун Ли даже с лёгким опозданием. По привычке стучится в дверь, скорее ради проформы, предупреждая о прибытии, чем прося разрешения войти. Чжун Ли сидит на кровати к нему спиной, в своем привычном одеянии, не выбрав для этой встречи ничего необычного или, быть может, сексуального. Фантазия Чайлда подкидывала пару идей, но так, пожалуй, даже лучше. Менее наигранно, что ли. — Опаздываешь, Чайлд, — в голосе мужчины все ещё слышна нотка раздражения. Он неуютно ведёт плечом, даже не поворачиваясь к нему, чтобы встретить. То ли дискомфорт настолько сильный, то ли это своеобразный протест происходящему. Возможно — и то, и другое одновременно. Чайлд вздыхает, делая шаг вперёд и закрывая за собой дверь. Архонт же все же встаёт с места, спокойно смотря в его глаза. Это оседает в душе Тартальи ноткой довольства, которое он тут же показывает в виде улыбки. — А ты, я гляжу, минуты считаешь до моего прихода, — он проводит рукой по чужой щеке, не встречая никакого сопротивления. — Чем быстрее начнем, тем быстрее закончим, — повторяется Чжун Ли, не меняясь в лице. Это даже досадно — словно гладить каменную статую, не чувствуя и капли отклика. Возможно. Но Чайлд старательно задвигает эту мысль в своем сознании куда подальше. И изучающе гладит дальше. — Можешь хотя бы вслух не высказывать подобное? Иначе «скорее» закончить точно не получится, — Предвестник раздражённо цокает языком, закатывая глаза на секунду. Возражений не следует. А собственное дыхание на миг сбивается. Тарталья касается лбом чужого лба, не отрывая руки от теплой щеки, напоминающей о том, что Аякс не выжил из ума и не обнимается с одной из статуй Семи — упрямая ассоциация никуда не хочет деваться. Второй рукой он притягивает податливое тело ближе к себе, выходит резковато, властно, но Чжун Ли откликается, кладя ладони на его плечи. Чуть сжимает. — Изменил свое мнение? — поднимает бровь и спрашивает раньше, чем успевает подумать. Собьешь его намерения непрошенной шпилькой — и будешь вдалбливать в кровать каменное изваяние, Чайлд. — Нет. Но если у нас контракт, его нужно выполнить хорошо, — Чжун Ли поднимает янтарные глаза и подаётся ближе, притягивая и толкаясь языком в губы. Словно инициативу перехватить собирается. Тарталья не теряется долго и такой наглости терпеть не намерен. Он хмыкает тихо и довольно подаётся вперёд, сминая чуть обветренные губы своими, жадными, требовательными. Ладонь тут же зарывается в волосы, неуклюже пытаясь стянуть мешающую резинку с волос, чтобы те разметались по плечам: всегда было интересно, как его божество будет смотреться. Это действие, однако, вызывает только недовольное шипение и лёгкий укус, который мужчина тут же пытается загладить, зализывая образовавшуюся на чужой губе ранку. Их поцелуй отдает металлическим привкусом крови Чайлда. Кто-то бы назвал это мерзким, но сам Аякс придерживается другого мнения, целуя требовательнее и глубже, пока чужая ладонь неловко стягивает с волос резинку, словно сжалившись над несчастным Предвестником, облегчая его терзания. Чайлд проводит языком по линии зубов, с непривычки сталкиваясь с ними своими. Посмеивается этому и снова целует, напирая всем телом и оттесняя мужчину к стене. Он, пожалуй, был готов к тому, чтобы узнать, как это — целоваться с каменной статуей. Но, слава Архонтам (нет, Чайлд, только одному конкретному), получает он совершенно другое. Обманчиво тонкие, но сильные руки обнимают шею Предвестника почти жадно, Чжун Ли и сам целует так, словно не может насытиться. Посасывает язык, щекочет небо, толкается в чужой рот самостоятельно… У Чайлда голова идёт кругом, а в голове лишь: «где только научился», наплевав на здравый смысл и тот факт, что мужчине перед ним несколько тысяч лет. Тарталья то ли рычит, то ли стонет в чужие губы, наконец впечатывая поджарое тело в стену небольшой квартирки, свободную от полок, уставленных разными, безусловно, безумно дорогими и ценными безделушками. Касания смазано переходят на шею, пока Архонт с жадностью вдыхает кислород, запрокидывая голову и подставляя кожу собственническим поцелуям на грани укусов. Волосы, распущенные ради эстетического удовлетворения фантазии Предвестника, приходится отодвинуть в сторону, чтобы не лезли в рот и не мешали наслаждаться чуть солоноватой от пота кожей. Подрагивающие от нетерпения пальцы расстёгивают ворот рубашки, попутно стараясь стянуть и пальто, пытаясь успеть везде и всюду. К счастью, на помощь приходят руки Архонта, послушно помогающие убрать надоевший предмет одежды и скинуть его куда-то на пол. Пальцы мужчины не дрожат, и у Тартальи невольно возникает вопрос: это игра или реальность? Но громкий, глубокий выдох на грани стона заставляет тут же обо всем забыть и вернуться к начатому. — Слишком высокий, как же он меня достал, — рычит Тарталья, рывком расстегивая наконец верхние пуговицы рубашки. Одна даже, кажется, отлетает куда-то с лёгким треском, но парню глубоко и кристально плевать. Все, что сейчас его интересует — чуть смуглая кожа шеи, подрагивающая в такт гулкому биению чужого сердца в районе сонной артерии. Недолго думая, Аякс припадает к коже, оставляя пару меток и укусов, вырывая с влажных раскрасневшихся губ болезненный стон. Он тут же немного себя тормозит, зализывая начинающий наливаться кровью синяк, пока разделывается с оставшимися пуговицами на молочной рубашке. Чжун Ли не безучастен. Он прижимается ближе, выгибается, извивается от особенно чувствительных укусов, трепещет в его руках. Это пьянит и приводит в восторг. Только ради этого уже хочется продолжать дальше. Тарталья отстраняется ненадолго, просто чтобы увидеть, как, путая волосы, Чжун Ли старается дышать, запрокинув голову. Волосы и правда безумно привлекательно разметались по бесстыдно открытому из-за спущенного с одной стороны рукава рубашки плечу. Взгляд жадно скользит ниже, и Чайлд почти стонет, ощущая себя ужасающе слабым при виде розоватых сосков мужчины. Мужская грудь — ничего привлекательного, да? Но, видя ее так и манящие к себе затвердевшие горошины, Чайлд не может сдержаться, сглатывая безумно вязкую слюну и накидываясь, как хищник на свою добычу. Пожалуй, кусает он слишком чувствительно, в очередной раз вызывая недовольное шипение сверху, а в непослушные рыжие волосы тут же больно впивается сильная рука. — Чайлд, — хрипло и с каким-то укором выдыхает мужчина. И если он хотел добиться этим снижения чужого пыла, то, ей богу, напрасно. Тарталья, конечно, больше не кусается, но зато лижет, играется языком, пока оглаживает горячее тело ладонями, спускаясь то ниже, почти до копчика, то вновь поднимаясь выше, прослеживая пальцами ребра и мускулатуру. Парень откровенно наслаждается касаниями кожа к коже, разделавшись со своей парой перчаток еще на подходе к горячему телу. Хочется скулить побитой собакой. Но Чайлд не сдается, ставя себе целью заставить скулить уже самого Архонта. — Мне нравится, когда ты зовешь меня по имени, — выдыхает вдруг тихо, нервно облизывая пересохшие губы. Тарталья наконец перестает мучить его грудь, снова поднимаясь на уровень глаз. Рубашка Архонта летит туда же, куда и пальто, кажется, уже вечность назад. — Я учту, — так же хрипло отвечает непривычно немногословный мужчина, впрочем, успешно заменяющий свою болтовню греющими слух Аякса шумными выдохами и едва уловимыми стонами, которые, конечно же, станут громче стараниями парня. — Да разденься уже сам наконец, — цокает языком недовольно и дёргает за лацкан форменного мундира, одной из ладоней не отказывая в удовольствии сначала пройтись по всегда оголенному кусочку живота. Тарталья не сдерживается от тихого смешка, с удовольствием помогая Архонту избавлять себя от верхней части одежды. Он вовсе не против быть с ним ближе, кожа к коже. — Нравится? — тихо спрашивает, смотря в глаза, пока Чжун Ли провожает взглядом ладонь, изучающе проводящую по покрытой шрамами груди. Ответа он не получает. Но оказывается втянут в новый поцелуй, нагло притянутый к манящим губам за волосы. Тарталья, протиснув колено между чужих ног, чуть сгибает его, довольно слыша уже более громкий стон и ярче, чем прежде, чувствуя чужое возбуждение, ведь наваливается всем телом сильнее. Даёт прочувствовать и свое желание, никак ситуацию не комментируя. Член уже начинает ныть без внимания, но сейчас это не так важно, как горячее и такое желанное тело под ним. — Пойдем-ка сюда, — хрипло выдыхает, без особого труда подхватывая Чжун Ли под коленями и беря на руки, чтобы перенести на кровать. Как удачно, что кое-кто обожает комфорт, предпочитая двуспальную кровать маленькой и неудобной. Чайлд в этом, безусловно, солидарен. Рывок, и вот Чжун Ли с тихим, от неожиданности, писком оказывается сброшенным на белые простыни. — Предусмотрительно расстелил, какой заботливый, — хрипло шепчет Предвестник, позволив себе любоваться всего пару секунд. Сейчас не до эстетики, хотя позже, возможно, он будет об этом жалеть. Все, что хочется сейчас — оседлать бедра и продолжить свои истязания дальше, что он, конечно же, и делает. Аякс было возвращается к шее мужчины, как отлавливает слишком уж юркое запястье на собственном паху. Рано. С ухмылкой приподнимает бровь, заглядывая в глаза Архонта. Во взгляде, помимо воли, читается вопрос о том, неужели Чжун Ли все же изменил решение. — Чем раньше… — начинает было дрожащим голосом мужчина, заставляя Тарталью грязно выругаться на родном языке и закатить глаза. — Господи боже, просто перестань и заткнись, — рычит он и от греха подальше затыкает упрямый рот своими губами. Это немного выводит из равновесия и заставляет быть менее осторожным, более грубым. «Заслужил», — мелькает уязвленная мысль, пока Чайлд покрывает все новыми метками и укусами подрагивающее тело. Ему даже удается какое-то время игнорировать болезненные стоны, но стоит им сорваться на всхлип, Чайлд тут же отстраняет голову, приходя в себя. Нет, Чжун Ли вовсе не плачет, но подобное поведение явно не одобряет, желая получать более деликатное обращение. Чайлд устало вздыхает. Прикрывает глаза и чмокает чужие губы, словно хочет уверить, что больше подобного не сделает. — Тише, — шепчет он. И начинает сам спускаться рукой ниже, все ещё держа сильное тело в объятиях, придавив собой, чем, наверняка, немного затрудняет дыхание. Для удобства приходится все же немного сползти вбок, но вот он уже сжимает в руке горячий, чуть влажный от выступившей смазки член Архонта. Словно оценивает, пробуя, как тот лежит в его ладони, и прежде чем мужчина успевает возмутиться такому вопиющему бездействию, начинает рвано двигать мозолистой ладонью по всей длине. Из груди Чжун Ли наконец вырывается резкий, но громкий стон, ощущающийся громогласной победой. И пока Архонт запрокидывает голову, судорожно пытаясь дышать, Чайлд не теряет времени и не сбавляет темпа, намереваясь довести мужчину до пика в первый раз. Тяжелое, влажное дыхание на ухо, покусывания его самого кончика, чужие хриплые стоны… И вот наконец в ладони становится вязко и горячо от семени выгнувшегося в экстазе Архонта. Красота, в сравнение не идущая ни с так любимым им Ли Юэ, ни с его хвалеными пейзажами. Вот сейчас Аякс готов сказать, что видит нечто превосходное. — Умница, — влажно целует раскрытые губы, размазывая часть спермы по члену, а остатки вытирая о штаны, от которых тут же избавляется вместе с бельем: в них Архонту делать больше нечего. Как-то незаметно для себя Чжун Ли оказывается грудью на постели, пока его колени упираются в хлопок постельного белья. Поза бесстыдная и совершенно адепта недостойная, так что он даже радуется, что его лица в ней не разглядеть. Увлеченный Тарталья и не пытается, дорвавшийся до самой вкусной части чужого тела. Он восторженно сжимает в ладонях упругие ягодицы, разводя их в стороны. На пробу оставляет шлепок, заставляя мужчину под собой вздрогнуть — настолько звонко выходит. И посылает все в Бездну, потому что сил терпеть решительно не остаётся. Он склоняется ниже, не удерживая себя от укуса в манящую ягодицу. Сплевывает на сжатое колечко мышц, начиная массировать его кончиками пальцев. Спешить нельзя. Он — не животное, которое хочет взять, наплевав на чужую боль и дискомфорт. От этого контракта он хочет взять все, потому и дарить удовольствие желает не в меньшей степени. Чжун Ли затихает и сжимается только больше, стоит Тарталье попробовать толкнуться одним пальцем. Ожидаемо. Тарталья ничуть его не винит, склоняясь ниже и оставляя пару поцелуев на коже. — Тш. Потерпи. Будет лучше, пожалуйста, поверь мне, — он шепчет тихо, но так, чтобы мужчина точно его услышал, продолжает мерно покрывать поцелуями ягодицы, переходя выше, к копчику, основанию спины. И, к его удивлению, когда губы касаются этого места, с губ адепта срывается сладкий стон, а сам он выгибается, словно пытаясь убежать от прикосновения — слишком приятного и неожиданного. Тарталья не хочет разбираться, с чем это связано: может, причиной тому то, что это, должно быть, место, где у дракона Чжун Ли начинался бы хвост, может — просто так легли карты, подарив так кстати эрогенную зону. Ну кто Чайлд такой? Дали — пользуйся. С этой мыслью он начинает усердно целовать, водить кончиком носа, горячо выдыхать, задевая спину в открывшемся слабом месте. Чжун Ли извивается, словно змея, стонет сладко, и, слава Селестии, расслабляется, впуская в свое тело палец. Когда приходит время принять второй, Чжун Ли вздрагивает от неприятного холодка: Чайлд понимает, что одной слюной здесь не обойтись, потому решает использовать глаз бога, чтобы облегчить свои же движения. Но смазка быстро нагревается, снова расслабляя тело достаточно для продолжения. Истязать копчик уже почти не приходится: Чжун Ли весь замирает, послушно не напрягаясь, и прислушивается к новым ощущениям. Неприятным немного, все ещё — жутко непривычным, особенно, когда Предвестник ножницами разводит пальцы внутри, чуть прокручивая. Сначала немного, двигая кистью, чтобы имитировать неглубокие фрикции. Чайлд внимателен и чуток сейчас, напряжённо следит за чужими реакциями, пока анус его любовника становится более податливым, постепенно растягиваясь. Он сгибает внутри пальцы на пробу, раз, другой, немного меняя угол. И когда снизу слышится всхлип, явно не боли, решительно фиксирует это положение, начиная постепенно ускорять движение руки. Он не считает ни секунд, ни минут, но вот уже слышны тихие стоны в подушку, а член Архонта снова стоит, капая смазкой на простыни. В его тело входит уже три пальца, и этого почти достаточно по мнению начинающего терять терпение из-за собственного ноющего в штанах члена. — Пожалуйста, Чайлд. Сделай это, — стонет на выдохе, и Тарталье решительно не понятно, должно ли следом идти ненавистное продолжение или нет. — Аякс. Пожалуйста, — мольбы становятся отчаяннее, а собственное имя с его губ выбивает все мысли из головы вместе с воздухом из легких в придачу. «В Бездну», — в очередной раз ругается про себя Чайлд, стаскивая с себя брюки, только каким-то чудом не путается в собственных штанинах. Снова оглаживает бедра, придерживая одной рукой головку, чтобы потереться о жадно раскрывающуюся дырку. Вид — умопомрачительный, в мокрых снах потом однозначно будет сниться. Он снова добавляет смазки, начиная осторожно толкаться в гостеприимное тело головкой. Но член — отнюдь не пальцы, потому его сильно сжимают тугие гладкие стенки, не давая возможности сделать больше ничего. — Тш, все как в прошлый раз. Ты расслабляешься, а я делаю тебе хорошо, — хрипло шепчет Тарталья, поглаживая напряжённые бедра, явно уставшего находиться в этом положении мужчины. Тот слабо кивает, с силой сжимая простыни, пока Чайлд с заботой перебирает его взмокшие на затылке волосы. Тарталья нежно оглаживает свободной рукой кожу ягодиц, снова переходит на копчик. Спускается ниже, обхватывая член. Начинает ласкать влажную головку, с облегчением чувствуя, как напряжённые мышцы поддаются его натиску, позволяя в пару слитных толчков войти в него полностью. — Черт, Чжун Ли, — хрипло выдыхает куда-то в шею, наваливаясь сверху и упираясь предплечьем в постель, чтобы не раздавить весом. Внутри — тесно и безумно горячо. Собственная кровь стучит где-то в висках от одного ощущения. Он даёт им обоим время. Гладит неспешно бедра, переходит на тазовые косточки, поднимается выше по косым мышцам живота. Снова ласкает соски. И когда чувствует слабое ерзанье под собой, решает, что пора. Толчки выходят пока что неспешными, но грузными, глубокими, заставляющими Чжун Ли жадно глотать ртом воздух при каждом движении. Чайлду и самому в пору бы давиться вдохами от этой обжигающей тесноты, но он стойко держится, довольно губы кусая. Рука переходит на бедро, сжимая его более властно. Толчки в податливое тело становятся более настойчивыми. Нужный угол находится очень быстро, и вот Архонт под ним начинает выстанывать слаще, чем прежде. По виску от усердия скатываются капельки пота, Чайлд и сам выдыхает на грани стона около чужого уха, продолжая наращивать темп, словно тонет в этих ощущениях вместе с потерявшим связь с реальностью Чжун Ли. Чайлд и сам теряет связь с реальностью, приходя в себя только от вспышки яркого оргазма, после того, как упругое тело под ним вдруг обхватывает особенно тесно, ритмично, горячо. Кажется, Чжун Ли кончает без помощи его рук, что не может не пьянить и не радовать. Аякс с упоением вдыхает запах чужого разгоряченного тела, помогая ему опуститься на постель, ложится было сверху, но скатывается в сторону, сгребая в объятия, не позволяя члену выскользнуть из чужой задницы. Какое-то время тишину нарушает лишь их тяжёлое дыхание. И когда Чжун Ли было шевелится, кажется, пытаясь выскользнуть из его рук, чтобы убежать в ванную, Чайлд все же отстраняется, но лишь для того, чтобы перехватить его запястья над головой и посмотреть в глаза с довольной ухмылкой. — Ночь ещё не закончилась, Чжун Ли. А я ещё не видел твоего лица, — хрипло выдыхает, накрывая истерзанные губы новым поцелуем. Он снова отдает металлом, на этот раз — чужой, не Чайлда, крови. Но кажется при этом до приторного сладким. *** Утро не встречает непрошенными лучами в лицо, Аякс просыпается сам, чувствуя под боком слишком много свободного пространства. Он устало и как-то обречённо стонет, потягиваясь в постели: не прогоняют — и ладно. Прислушивается к звукам в квартире, словно ожидает услышать, что Чжун Ли находится в ванной комнате или крохотной кухне. Но квартира встречает пронзительной тишиной, отчего на душе становится как-то погано. Тарталья все же разлепляет глаза, осматривая полумрак вокруг: перед уходом Чжун Ли заботливо задернул шторы и даже стопкой сложил одежду Предвестника на стуле. Как трогательно. Чайлд фыркает и садится на кровати, потирая саднящие плечи: Чжун Ли царапин не оставил, ногти слишком короткие, но кожа в этих местах стала очень чувствительной и раздраженной. Мышцы приятно ноют, словно после прекрасно прошедшей драки. В какой-то степени это определение можно косвенно наложить и на произошедшее, но Тарталья решает мысль не развивать, решительно поднимаясь на ноги, чтобы пройти в ванную, по пути все же осматривая квартирку на предмет наличия Архонта. Чжун Ли предсказуемо не находится, все, что попадается на глаза Чайлда — все те же безмолвные безделушки, стопки книг и полное отсутствие на всем этом добре пыли. Чжун Ли явно все это очень ценит. Под ложечкой неприятно сосет, что заставляет Чайлда нахмуриться. Нет, он не жалеет. Лучше так, чем бесконечно слушать истории, которые иссякнут намного позже кончины самого Тартальи, и ходить на такие же бесконечные прогулки, топчась на одном месте. Если отношения с Чжун Ли, с которым невозможно находиться рядом спокойно, не развиваются, лучше поставить на этом точку и не биться головой о стену. Смачную такую точку. Жирную. С оркестром и фанфарами, что он и организовал. Покидает квартиру он через пару часов, все ещё задумчивый и немного хмурый. Несмотря на то, что проспал до полудня — совершенно не выспавшийся. Улочки Ли Юэ, как всегда шумного и гостеприимного, становятся как будто бы чужими. Пожалуй, надо напроситься у Царицы на перевод, какие бы словесные реверансы, явно не хвалебные, не пела бы потом Синьора. Если ставить точку — то окончательно. Потому что контракт выполнен, а смотреть в глаза сбежавшему при первой же возможности мужчине больше нет никакой возможности. Притворяться при встрече чужаками — это не в его, Тартальи, стиле. В этом меланхоличном, задумчивом настроении он и оказывается в «Народном выборе», занимая первый попавшийся свободный столик. Тычет в первое попавшееся в меню блюдо, даже не сомневаясь, что оно окажется вкусным. — Оно очень острое, — глубокий голос рядом заставляет вздрогнуть. Чжун Ли не выглядит ни расстроенным, ни отвращенным его близостью. Напротив, он, как и обычно, садится рядом с ним, почти касаясь плечом плеча, и улыбается чуть более заметно, чем обычно, согревая теплом янтарного взгляда. — Выглядишь… Свежо. Выспался? — чуть хрипло интересуется Тарталья, выбора в блюде не изменяя. Чжун Ли, подумав, берет себе то же самое, а когда официантка удаляется, переводит взгляд на Чайлда. — Я не спал. Было слишком поздно, чтобы ложиться, утром нужно было в бюро, — поясняет он, беря в руки палочки, чтобы чем-то себя занять. — О, — только и выдает Тарталья, все ещё настороженный, гадающий, как себя лучше вести. — Зачем же ты выбрал такой день? — Не думал, что все так затянется. Не представлял, что все пройдет… Так, — как именно он не уточняет, словно думает, что для Тартальи это вполне очевидно. Тот, в свою очередь, задумчиво хмыкает, хмуря брови. И тоже берет палочки, перекатывая их между пальцами. — Я пришел, чтобы обсудить одно дело, — вкрадчиво и словно как-то виновато начинает Чжун Ли. — Я думал, ты тут ради обеда? — Предвестник поднимает бровь, потерянно рассматривая лицо напротив. А Архонт пугает его ещё больше: это что, смятение на его лице? — Безусловно, но раз уж ты тут, — Чжун Ли прикрывает глаза на мгновение, делая короткий вдох, словно перед тем, как нырнуть в ледяную воду. — Я пришел, чтобы заключить ещё один контракт. Такой же, — выдает он и сталкивается с уже ничем неприкрытым удивлением на чужом безмолвном лице. — Мне понравилось, Аякс. С тобой — мне понравилось, — спешит пояснить архонт и касается кончиками пальцев чужой ладони. Шестерёнки в голове Предвестника стремительно крутятся, и Чжун Ли почти слышит, как в его голове слышится протяжный «дзинь». — Раз так, — он сжимает ладонь в своих руках и пальцами сплетается. — То можно и без контрактов. Зови меня по имени почаще? — Безусловно.