Квиты

Они бредут куда-то. Битый час уже бредут, ноги отваливаются, спина ноет, и дико хочется, как бы сейчас выразился Шмон, «дать храпака». Впрочем, именно сейчас он об этом и думает, смотря в спину своего «товарища по команде», у которого, между прочим, сна ни в одном глазу. — Го-о-о-ош, — тянет Слава, вскидывая ремешок гитары выше на плечо, — А, Го-о-ош. — Ну чего тебе? — кудрявый парень поворачивается вполоборота, исподлобья глядя на друга. Брови грозно, но устало сведены к переносице, кажется, он не совсем в духе. «Попробовать его утешить?» — Ну прокололся, с кем не бывает? — со смехом вопрошает Шмон, — Ну слу-у-ушай, ну я же могу загладить свою вину, правда же? — Можешь, если будешь идти, а не языком чесать, — огрызается Гога и отворачивается, подсвечевая себе фонариком тропинку, по которой они идут. Плечи лохматого гитариста со вздохом опускаются, но он старательно продолжает перебирать ногами. «Хотя бы заговорил со мной спустя два часа,» — отмечает про себя Слава. А Сева сзади уже не стесняясь во весь голос зевает, подталкивая Шмона в спину, мол, «давай-давай, говори главарю, что спать пора, время уже недетское!», на что лохматый лишь закатывает глаза, в ответ пихая друга в бок и получая звонкое «Ой!» в ответ. Тихий смешок заглушается сгибом локтя. — Так, — внезапно Гоша сам останавливается, от чего ему в спину врезаются сразу две туши. Шмон ойкает, попутно отскакивая назад: — Ты чего? — в глазах небольшой животный страх - сейчас будут бить. Но вместо этого Гоша лишь скидывает вещи на землю: — А ничего, спать будем, — сказал, как отрезал. — Что, прям тут? — Сева недоверчиво коситься на траву, примятую у тропинки, а затем на редкие деревья, — Под открытым небом? А- — Да, прям под деревьями, не слыхал, что сказали? — Слава быстрее всех стаскивает с себя гитару и занимает место под деревом чуть подальше от дороги, боковым зрением отслеживая передвежения Жорика (любил он так про себя называть друга). Тот неторопливо улёгся под деревом, росшим за два метра от того места, куда плюхнулся Слава. Вздох облегчения. — То есть, вас вообще не смущает, что там могут быть змеи, клещи, — Сева начал загибать пальцы, перечисляя, — А еще дикие звери… — Тут им негде спрятаться, это во-первых, а во-вторых, не ты ли сейчас громче всех зевал? — Гоша хмуро посмотрел на блондина и тот тут же лёг под ближайший куст, — Ай да умница. Спустя минуты две Шмон наконец угомонил ненужные мысли, сосредоточившись на своих потребностях, таких как жажда и голод. Ночь стояла ясная. Тихое посапывание Севы означало, что он видит десятый сон, а следовательно ничего не помешает Шмону пробраться сейчас к рюкзаку Гоши и чего-нибудь «схавать». Даже если последний не спит, он всё равно ничего против не скажет. Тихо встав с тёплого места под тонкой берёзой, парень прокрался к рюкзаку кудрявого. Развязав узел на завязках, что стягивали горло сумки, Слава открыл его. И только хотел запустить туда руку, как на кисти стальной хваткой сомкнулись длинные пальцы. — Ты че творишь? — Гоша понизил голос до шепота, так что вышло совсем не угрожающе, а скорее надрывно. Нервно хихикнув, Слава сделал хмурое выражение лица: — Вообще-то я не жравший целый день, а у тебя видел буханку хлеба… — начал было он, но его перебили. — Нельзя, это всем нам, а ты сейчас всё сожрешь и не подавишься, свинота, — Кудрявый разжал пальцы, ложась обратно на спину и закидывая ногу на ногу, а руки — за голову. — Какой же ты вредный, Жора, — хмыкнул Шмон, ложась рядом. Боком через тонкую майку он чувствовал тепло соседского тела. Слышал равномерное дыхание Гоши и от чего-то ему вдруг захотелось привстать на локте, и заглянуть в лицо другу. Что, собственно, он и сделал. — И? — Гога вопросительно выгнул бровь, смотря на лицо Славы. — Да я так… Любуюсь, — пожал плечами брюнет, но ложиться не стал, продолжая наблюдать из под густых бровей за тонкими губами и бледными очертаниями лица с ехидным огоньком в глазах. — Слушай, — внезапно будто вспоминает кудрявый, — Ты, кажется, отплатить хотел мне за то, что спер деньги и фотки у того киллера? — Ну да… — Шмон не тупой, но сейчас явно не догоняет, к чему клонит его друг. Но уже через секунду

слышится

фраза: — Юбка всё еще у тебя в рюкзаке? — и глухой удар кулаком в плечо, — Ой! Да что ж так сильно-то! — Заткнись! — Слава смеется, прикрывая глаза рукой и укладываясь назад, на холодную землю. Гоша еще с полминуты потирает больное плечо, ворча про то, что «он же просто пошутил» и «тебе же идет», но вскоре сам затихает, замирая где-то в районе плеча брюнета. В небе Шмон разглядывает два созвездия медведицы — Большой и Малой. А Гоша в темноте находит чужую холодную руку и сжимает ее, сильно и крепко. Без лишних слов они просто лежат и смотрят в небо минуту, две, пять. — Так она всё еще у тебя? — раздаётся в тишине минут десять спустя тихий голос. Необычайно серьёзный, так что вопрос совершенно не похож на шутливый или издевательский. — Да… — почему-то когда Шмон надевал ее в первый раз, а Гоша первым заметил этот прикид на нем — было не так стыдно, но сейчас, если бы не ночь, то Гога сто процентов бы заметил пунцовый румянец на щеках.