Фёдор Достоевский был приглашен своим другом в роскошный местный бар, где собирались обычно очень богатые и влиятельные люди. Он сел за столик и заказал себе один кофе, в то время как его пьяный друг продолжал рассказывать, насколько отвратительным он считает кофе. В этом роскошном заведении Достоевский оказался в окружении людей, которые почитали его слугу как истинного мастера чая, почти как божества.
— У меня есть слуга, который уж точно привьёт вам вкус-с! — стукая стаканом водки по столу воскликнул мужчина средних лет — Поэтому я требую, что бы вы, Федор Михайлович, забыли про этот кофе напрочь! Гадость и слова другого подобрать не смею. Езжайте со мной в Петербург, вы будете самым дорогим гостем моего поместья!
— Иван Сергеевич… — после вздоха произнес Достоевский. Все вновь скатывается в спор. Именно поэтому Тургенев так не нравился музыканту, что даже не звал этого человека к себе домой — Я не–
— Вы едите со мной! — вскрикнул пьяный мужчина роняя слюни на свою бороду — На этом все! Разглагольствовать более не желаю, завтра выезжаем.
— Ладно — махнул Достоевский на пьяницу рукой, вставая с места. Да и как, как возможно? Фёдор любил кофе. Чай в этой стране был омерзительным, а заморский попросту непонятным. И какой-то старый слуга сможет удивить? Или Тургенев свой сорт выращивает?
***
День был пасмурный. Лёгкий дождь стучал по зонтам идущих в поместье.
— Иван, извините меня за нескромный вопрос, но машина не могла припарковаться ближе?
— Нет. Она бы оставила следы на мокрой от дождя земле, а заглаживать их слуги не спешат. В конце концов вам сложно пройтись? Руки ничем не заняты, только зонтом. Или они у вас ничего не держат тяжелее скрипки?
— Я пачкаю свои сапоги идя по этой тропинке, даже расширить ее трудно было или хоть траву по вырывать? И в добавок скажу вам, я играю на виолончели.
Тургенев очень смутился со слов его приятеля. Впервые что-то критикуют в его поместье и он уж никак не ожидал что объектом для негодования гостя станет тропинка… Ивану стало стыдно за подобный прием, от чего внутри все больше разгоралась страсть удивить Достоевского.
Поэтому стоило перешагнуть порог дома, как громкий крик хозяина раздался эхом по длинным и широким коридорам поместья. Было приказано снять пальто, отмыть сапоги и приготовить комнату, да ещё и стол.
Это вовсе не удивило, самому было ясно что Тургенев именно так и поступит. Года идут… Люди не меняются.
— Этот сервиз мне привезли с Англии в подарок — разглагольствовал хозяин о мебели в комнатах уже который десяток минут... История находилась каждой безвкусной безделушке что весела на стене или… стыдно было бы сказать Федору — «украшала» комод.
— Это все ясно… Однако изволю напомнить, мы ничего не ели в дороге.
— Ох! Давайте пройдем в столовую. Вы уж извините, просто я долгое время выстраивал этот дом и покупал сюда каждую вещь с долгим выбором, смятением. Буду обязан рассказать вам обо всем в моем «дворце»
— С радостью выслушаю — терпел Федор этого человека ради прибывания в Санкт-Петербурге и полных удобствах.
Он хотел также лицезреть одного гостя, что уже находился за большим столом.
— Лев Николаевич! Как приятно вас увидеть — звонко, даже с лёгким смешком прошел к столу Достоевский.
— Мне признаться вас, моих дорогих друзей, тоже очень радостно видеть — все за столом обменялись любезностями, наливая друг другу и скорее съедая свою порцию на тарелочке, дабы перейти к следующей.
Все были в хорошем расположении духа, но Федора больше всего могло раззадорить лишь одно: упрекание Тургенева.
— Вы, Иван, ради чего сюда привезли-то меня? — внезапно начал Федор. За пол часа болтовни, он разве что горошек проглотил.
— Как это ради чего?
— Собирались меня удивить кажется, но особняков подобных этому я видывал не мало, вы уж поверьте.
— Да ладно вам, Федор Михайлович! Вы же посмотрите какая здесь красота… — начал Толстой — Высокие потолки с узорами, пышные люстры с ярким светом, а чего стоят здесь шторы? А серебряная или фарфоровая посуда!?
— Меня это не удивляет, все это есть и в моем скромном домике без особых излишеств.
— Так извольте-с, я был пьян во вчерашний день, поэтому уж повторите что вы хотите увидеть… — озадаченно и вновь смущённо спрашивал Тургенев. Этому мужчине не нравится когда его критикуют или стыдят, он обижается.
— Вы обещали показать мне слугу, благодаря которому я полюблю чай больше чем кофе.
— Извините меня, совсем с головы вылетело! — хозяин окликнул одну горничную под звонкий смех Николая.
Она в тот же миг ушла куда-то, а вместо нее в столовую пришел высокий юноша с подносом на ладони.
Достоевский изумился длинным волосам до поясницы, гордо поднятой вверх голове и изящным манерам.
— Молод. — Холодно произнёс Достоевский, однако сладкий запах из чайничка что исходил со стороны юноши, не позволял скрывать своего интереса во взгляде.
— Давай шевелись, не позорь меня перед гостем! — Хозяин поместья в грубом тоне обращался к так нахваленному слуге. А в дороге то и говорил что все гости были восхищены и что у него божьи руки, или по пьяные и бредит начал
— Прошу простить, хозяин. — Испуганно отвечал ему тот, от чего тонкие руки в белых перчатках дрожали когда наливали ароматный напиток.
— Волосы собери или состриги их. Что же вы, товарищ Тургенев, им такое позволяете? — Заявил Толстой, да пнул слабо стул и спинка его ударилась в ребро слуги, немного пошатнув худое тельце. — Да с такими как он! — скорчив недовольную гримассу на лице, протянул он эти слова махая рукой и отворачиваясь.
Это все показалось довольно грубым Федору. Толстой конечно чаще навещал это поместье, может слуга как-то и оплошал перед ними, но показывать подобное перед гостем… Убого.
Ему будто можно было так грубить. Хоть девушкам Лев Николаевич подобного никогда не высказывал. Может от того что они носили довольно короткую юбку и убиралась везде.
Тут Тургенев шикует на них заметив недовольный взгляд Достоевского. Все они лишь старые извращенцы. Но Фёдор уж подметил для себя «такие как он»…
Это какие? Просто странное и грубое обращение к человеку что служит им. Пока и винить то вне чём.
— Ваш чай. — Юноша сделал два шага назад как подал его и ждал с руками за спиной реакции. Как и хозяин «дворца»
— Благодарю. — Фёдор ему улыбнулся и смог рассмотреть лицо. Столь каменное и холодное. Сложно сказать сколько лет ему, но очи будто белые. Слабый голубой оттенок и одни круги под глазами, щёки впалые, а скулы острые. Больно красиво, но будто сбежал из романа про серийного убийцу. Худой и испуганный ребёнок. — Не отравин ли, Иван Сергеевич?
— Да за кого вы меня принимаете? Вы забудьте о вашем, коф
э!
Фёдор преподнёс чашку к губам. Запах же снова пьянил. Но настал момент когда он сделал глоток и какого было удивление! Вкус насыщенный, приятно сладкий. Чувствуются нотки ягод. Он не похож ни на что, он по-своему специфичен. В голове Фёдор вспоминал, на что это смахивает из прошлых чаев, которые он когда-то пил. Конечно это не сухие ягоды шиповника облитые кипятком, не листочки травяного куста что раскрываются полчаса и дают не так уж много вкуса чаю. Федор выставил свое предположение сразу:
— Впервые пробую пуэр. Удивили тем что угостили чаем из страны где его так ценят. Юноша, расскажи, как удалось? Я даже не могу понять, это Шу или Шен?
— Шу пуэр более крепкий, наделён узнаваемым землистым ароматом. — Слуга отвечал будто более живым голосом. Никогда его ещё не спрашивали о сорте, лишь говорили что вкусно и точка — Шен пуэр, как и любой зелёный чай более лёгкий, душистый. Аромат его согласно описанию гурманов сочетает в себе нотки сухофруктов, зелени и орхидей.
— Для меня ты подал Шен Пуэр. Даже в Китае когда был, меня угощали горьким чаем из листьев… Что-ж, Тургенев, хвалил не зря, не зря.
Мужчины что наблюдали лишь похихикали себе под нос. А сам хозяин поместья прогнал слугу прочь.
— Молодец, заболтался ты. Уходи, дальше без тебя! — Помахал рукой Тургенев. — Ну говорил я тебе, он у меня надресированный, да обученый! Ха-ха!
— Стой. — Прежде чем юноша вышел с лишьней посудой, Фёдор ещё хотел спросить. — Как зовут тебя?
— Гончаров… Иван.
— Ваня, Принеси мне ещё чаю вечером. Я буд—
— Да хватит языком чесать! Прочь я сказал! С одного раза не слышно?! — Хозяин встал со стола для грозности и юноша почти что сразу выбежал из-за этих криков. А в след ему второй гость что-то да наговаривал. Федору не дали в тишине насладиться вкусом и компанией хвалённого человека. Гоняют его как породистую собаку, что не смогла выполнить трюк.
— Портите впечатление о себе, Тургенев. Не стыдно вам? — Фёдор продолжает отпивать чай. Даже держал его просто во рту и питал вкус. Но голоса буржуев лишь выводили из себя.
Зажравшиеся свиньи не хотели даже обращать внимание на то что Фёдор недоволен ими.
И это изрядно раздражало. Их громкие голоса, яркий свет что бьёт в глаза. Все это просто нестерпимо.
Однако покидать свое место за столом было слишком не культурно до определенного часа, но стоило стукнуть семи, как Федор поднялся со стула уходя из столовой.
Писателям он почти ничего не объяснил, только буркнул что хочет отдохнуть и вышел в коридор осматривая его.
—
«Где же мне найти этого слугу?» — Да, Федор ждал момента что бы уйти на поиски Гончарова. Возможно виной постоянным мыслям об этом юноше выпитый чай за все время препровождения за столом.
— «
От чего же с ним так худо обошлись? А Толстой то… Хотя я не особо удивлен, с женой он не лучше обращается. Чёртовы буржуи.» — Раздумывал Федор над грубостью чуждых людей, пока спускался по лестнице наткнувшись на служанку.
Она не ответила на вопрос мужчины, не сказала где может быть Иван даже приблизительно. Лишь замялась на месте и стыдливо отвела взгляд, сбегая вверх по лестнице. Это очень удивило, но зацикливаться Достоевский на этом не стал, лишь спустился вниз и обошел кухню, зал с гостиной, но так и не нашел парнишку.
Осталось лишь проверить улицу, может отдыхает где-то там несмотря на прохладную погоду.
Он действительно хотел бы увидеть Гончарова курящим где-то на улице или как он сидит в углу двора и отрезает ветки у роз, однако картина была хуже некуда…
На Гончарова кричит мужчина огромных габаритов в поварской одежде. А Иван сидит на лавочке уткнув лицо вниз и слово рот открыть не может. Лишь молчал, да терпел.
А крики мужчины слышны даже с порога.
— Признавайся же, ты сделал! Бога не боишься? На простых людей так наезжать?! — Мужчина махал поварёшекой над головой юноши будто сейчас ударит его со всей дури. Что-то от него требуя, видимо ответа. Вот только на что? Непонятно.
Иван лишь отрицательно махал головой, так и не поднимая своих глаз. Будто говорил: «Это не я» — Но его не слышат.
Все доходило до абсурда, никто не вмешивался. Лишь так же наблюдали с окна и что-то кричали им. Некие оскорбления. А юноша лишь держал спину ровно, упирая ладони о колени. Так чтобы руки видел мужчина побольше.
— Что же творится в особняке Тургенева? Слуги шумные. — Фёдор имеет право интересоватся. Он подходит достаточно близко. Повар даже испугался при виде гостя. — Ну разве так можно? Кричать прямо во дворе?
— Барин, вы нетак поняли! Наш хозяин! Но э-это! — Повар размахивая руками пытался как-то оправдать себя и лицо своего господина. Нервничал и путался в словах, но Фёдор смотрел на дрожащего слугу.
— Почему вы этого
ребёнка так угнетаете? Точнее, зачем? — Фёдор повернул голову в сторону безымянного повара. Пришлось ее даже задрать, ибо рост у ранее злобного мужика велик. Теперь же он теряется со страху за себя и за поместье, а того грозного вида и подавно нет.
— Какой же он ребенок? Барин! Вы же наверное только из-за чая тут? Что вы?
— На фоне такого грамилы, он совсем крошечный. — Фёдор видит же параллель между худым слугою и здоровенным поваром. Но тут явно что-то не то. Все с Гончаровым очень грубо обращаются, но о чае знает и такой человек в составе слуг.
Чай — зависть? Завидуют что его все знают? Славу хотят?
— Нет, просто… просто из-за него чуть ли кухня вся не сломалась! Стены чуть! Ну они... Это не ваше... Д—
— Не моё дело? Ты это хотел сказать? — Достоевский поменял свой тон на более строгий.– Ты кем себя возомнил? Борща сварить не сможешь, а тут кричишь на слабых людей и смеешь Господам перечить? Брось на кухню сейчас же, и жди когда я с Тургеневым прийду к тебе.
Пшёл вон. — Фёдор жестом прогнал трусливого повара. Что в панике побежал к месту работы, как и те что наблюдали за всем.
Плохое впечатление от слуг на поместье — это хуже некуда. За подобное их ждёт наказание. Даже порка как в средние века. Настолько тут строго. Однако бить их имеет право только хозяин. Драки естественно под запретом, но тут уже интересно другое.
Фёдор сел рядом с молчаливым слугой. Иван так и не поднял взгляд, а колени его были в мокрых пятнах от слез, ладони он прижал к груди. Даже не смотрел на своего «защитника». Однако Достоевский не отводил взгляда с юноши где-то минуты три. Спустя время он решился спросить:
—Иван, почему вы—
— Замолчите. — Чётко произнёс Гончаров, смотря в пустоту и требуя тишины. — Чай я принесу вам в девятнадцать часов. — Тот встал с места и уходит в след за повором, что кричал на него мгновения назад.
Достоевский чувствовал себя униженным. Он впервые позволяет какому либо человеку прервать его речь. Немного раз в своей жизни сидел рядом с плачущим человеком, что пытается успокоить сам себя всеми силами.
Казалось будто Иван поломан морально, но все ещё горд в душе. Несмотря на все, было неистово жаль обделенного почестями слугу. Да и обиду мужчине держать было незачем на эту грубость, уж люди обслуживающие других заслуживают к себе куда больше уважения и Достоевскому было интересно, от чего к Гончарову такое презрение.
Однако им было решено подождать Ивана как раз до двенадцати, когда слуга сам войдёт в его комнату. Расспросить уже там, а может ответ у Федора появится сам.
***
— Да как вы меня не понимаете! Меня прост—
Кричал Гончаров на повара, что требовал быть от него на кухне. Однако слуга ушел по приказу своего барина налить чаю гостям.
— Я тебе сказал быть на кухне! — Завопил мужчина, замахиваясь на юношу.
Иван сделал несколько шагов назад из-за страха. Он прекрасно знает тяжесть этих рук, боль от них. Испугавшись будущей агонии, он чуть ли не упал на тумбочку позади него, роняя на кафель целую гору тяжёлых кастрюль.
Громкие шумы пугали его, заставляли ладони закрывать уши и падать на пол прижимаясь к своим коленям.
— Сволочь… Смотрите! Он собирался использовать свою способность! — указывая на трещины от упавших об кафель кастрюль, повар потянул Гончарова за запястье на улицу. — Что, не знаешь как свои проблемы решить? Можешь только что и делать, так это портить всем жизнь. — Тащил он Ивана по тропинке, дабы швырануть на скамейку. — Ты блядь и отродье! Я удивлен как всю твою семью не сожгли к чертям. Сейчас ломаешь кухню, а следом убьешь нас всех?
Возможно в скрытых мечтах Гончарова и были мысли об убийстве, отомщении, однако они слишком грязны для его светлой головы.
Несмотря на издёвки от всего персонала и людей у которых он состоит на службе, Иван не посмел бы причинить вред кому-то из них. Ему бы не хватило духа, да у него и нет такой важной вещи. Он поломан.
***
Стук в дверь комнаты Федора раздался ровно в двенадцать ночи. Теплая улыбка появилась на лице, он ждал этого слугу.
Не убирая трепета с лица, дверь была открыта Гончарову.
— Прошу
— Здравствуйте, Федор Михайлович, ваш чай.
— Добрый вечер, не устали Иван Гончаров?
— Мм… Н-нет — Слуга засмущался, впервые к нему обращаются на «вы».
— Вы ведь не остаётесь здесь на ночь, приходите рано утром... Точно изнемождены. — вдумчиво говорил Федор, не прикасаясь к чаю. Иван скрывает свои мучения, никто даже не знает где тот живёт, сколько часов спит. — Знали что задержитесь здесь до самого утра с починкой кухни?
— Да. Если вас устроит чай и угощения что я принес, то позвольте мне уйти. — Гончаров понял что о нем разузнали многое, стало как-то не по себе, хотелось поскорее сбежать.
— Нет. Вы ведь уже закончили ее менять, с вашей способностью делать это легче. Просто искали предлог остаться здесь, не желаете бегать туда и обратно? Можете остаться в моей комнате.
Гончаров попятился назад.
Он тоже знает про способность… Вновь чувство тошноты и слез захлестнуло его, едва ли удавалось сдерживать все внутренние порывы.
— Иван? Я понимаю как вам сложно.
— Да что вы можете—
— Скрывать свою способность не так уж легко, особенно когда ее проявления спонтанные.
— Что… Вы-вы! — вцепился слуга в плечи Федора — Неужели вы! — вскричал Гончаров своим хриплым голосом.
— Да Иван… Я такой же как и ты. — ладонь коснулась щеки чтобы заправить прядь волос за ушко.
— Нет. — Иван же начал мотать головой. — Вы лжёте. Вы же… вы явно обманываете. И тоже хотите поиздеваться.
— Нет. Я бы показал тебе свою…
В этом напряженном моменте, Иван Гончаров отказывается дать Фёдору возможность рассказать и доказать что-либо. Ему бросается ему в глаза что Фёдор не применяет оскорблений и насмешек к нему, как это делали другие. Это отличается от отношения его семьи, которая рассматривала собственное чадо как позор из-за необычной способности, и его хозяев, которые относились к нему со снисходительностью.
Фёдор, однако, усаживает Ивана на кровать, слегка успокаивая распитием принесенного чая. Он описывается как насыщенный и чудесный сорт улун. Улун олицетворяет великолепие этой напитки, и Фёдор находит в нем настоящее удовольствие.
Пока Иван дрожал на постели, Фёдор поинтересовался:
— Вы хотите есть? Кормят ли вас?
На вопрос он получил отрицательный кивок.
Иван приносил деньги домой, а также еду, внося свой вклад в семейный бюджет. Он никогда ничего не брал без разрешения своей матери.
Гончаров протестовал, говоря:
— Мне нельзя. Пожалуйста, оставьте меня. То, что мы оба одаренные, ничего не значит. Вы — другой.
С этими словами Гончаров хотел подчеркнуть, что Фёдор находится на совершенно другом уровне, на десятки ступеней выше его. Иван чувствовал себя как скот на убойний стол, исключительно благодаря своему таланту заваривать чай он смог выжить. В противном случае его давно бы отправили в монастырь... Эта нелегкая реальность стоит перед ним, подчеркивая разницу между ним и Фёдором.
Отпивая чашку великолепного улуна, Фёдор сказал:
— Вы, Иван, также могли бы быть таким, как и я. Но вы выбрали другой путь. Ваш дар мог бы принести вам успех…
Однако Фёдора перебили:
— Замолчите.
Иван, будто бы с отвращением, ответил одарённому:
— Вы не знаете, что это значит. Мой дар — управление земной породой. Я не могу быть великим. Я не хочу жить с этим проклятием.
Фёдор тяжело вздохнул и взял поднос, поставив его на кровать рядом с Иваном. Затем он вручил Ивану угощение, которое тот принёс. В этот момент Фёдор вспомнил его улыбку, которую он видел лишь пару секунд, когда Ивану было уделено внимание. Гончаров настолько сломанный юноша, что для него даже добрые слова казались агрессией.
Сейчас, оба держат кусок пирога, и Фёдор начинает его будто силой кормить. Однако в глазах Ивана видны мучительные страдания, его воля сломлена и он словно проклинает собственную немощность. Тем не менее, Фёдору нравится что он смог накормить Ивана, это дарит ему чувство удовлетворения и сострадания, так как он видит, что даже в самых печальных моментах жизни можно найти человечность и связь между людьми.
— Доешьте, Иван. И можете идти домой, но не пожалейте об этом.
***
После насыщенного дня Иван Гончаров вернулся домой. Стоя у двери, перед его глазами встали множество образов:
Фёдор — как он пил его чай. Как хозяин опять гнал его, как его ругал повар за поломку, которую Иван даже не совершил. Как он чинил все неполадки, варил чай и нес его Достоевскому. Воспоминания о их разговоре, о том, как его пожалели и накормили, словно прокатились перед глазами. Сейчас Иван ставит пакет с едой на кухонный стол и молча направляется в свою комнату, даже не предупреждая своих родных что он дома.
С самого детства Иван был лишен нормальной учебы, однако он тянул брата по предметам, несмотря на свой младший возраст.
Прежде чем попасть в особняк, он работал в чайной лавке, зарабатывая копейки, и копил на учебу в колледже... А мать постоянно кричит ему со своей комнаты: — Лучше работай, твоему брату надо оплатить учебу!
Ивана опять ударила обида. Он трудится как лошадь, мечтая лишь о своем образовании и поиске хорошей работы. Но его брат лентяй, который всю жизнь мучал и ломал его. Брат всегда был любим больше. Всегда. Просто потому, что он был человеком, а Иван — всего лишь «чёрт с даром».
