Любовь тоже имеет свою гамму чувств

Обычный школьный день 1-А. Ребята уже не могут усидеть на своих местах, предвкушая скорейший звонок, который наконец-то отпустит их на долгожданный отдых. Учитель Айзава видит взволнованное настроение класса, но вовсе не злится, совсем не кричит и не возмущается. "Дети, что с них взять...» – пронеслось в голове мужчины. Как ни странно, ученики занимались всем, кроме учебы: кто-то, не стыдясь, спал, кто-то перешептывался и посмеивался, а кто-то лениво рисовал закорючки в тетрадях. И только одна вечно озорная и суетливая девчушка сидела необычайно спокойно, стараясь вслушиваться в каждое слово своего учителя. Урарака стала другой. Ранее веселая девушка напряжённо писала в тетради формулы и пыталась применить их в задаче, – и это было для нее так тяжело. Она непроизвольно хмурила переносицу, нервно крутила ручку и грызла зубами ее колпачок. Вскоре Айзава не выдержал и, наконец, подошёл к своей старательной ученице. – Ну, что у тебя не получается? – тихо спросил он, наклоняясь к ней. От него пахло хвойным парфюмом и свежими медицинскими бинтами. Такой запах, от нот которого становилось сложно дышать. Вероятно, дело даже не в аромате, а в притягательности его обладателя. – Да тут что-то не то. Формулу невозможно раскрыть! – чуть ли не плача, возмутилась она. От математики кружилась голова, а в районе лба жгло, как от печки, – стараться можно бесконечно, но когда тебе даны гуманитарные науки, можешь хоть плакать и молить о пощаде – от тяжких усилий не отстранишься.. – Сейчас уже будет звонок, можешь немного расслабиться. Только останься ненадолго, я объясню тебе, – медленно и сухо протянул он, после чего вернулся на свое рабочее место. Урарака в ответ лишь едва кивнула головой. Конечно, этот самый звонок не заставил себя долго ждать. Как только он прозвенел, все ученики вскочили со своих мест и с радостным гулом, как можно быстрее, начали убирать свои вещи в сумку и мчаться к выходу. Айзава демонстративно закатил глаза, но останавливать этих наглецов так не стал. И только Урарака не спешила, – она взяла тетрадь со своего рабочего места, прижимая ее к груди, и скромно, совсем маленькими шажками, подошла к мужчине. – Извините, Вы пообещали мне помочь, – заикаясь, промолвила она. На лбу девушки выступили едва заметные капельки пота, а сама она побагровела. Айзава махнул рукой на соседнюю парту, приглашая девушку присесть. Та спешно выполнила «приказ» учителя, нервно одергивая края юбки, после чего он подошёл к ней. – Все не так уж и сложно, смотри... – начал объяснять решение учитель, параллельно выписывая на бумаге формулы. Урарака пыталась внимательно всматриваться в лист, но перед глазами все спешно размывалось. Математика дана не всем – это правило не обошло и Очаку. Под конец его монолога, девушка совсем отвлеклась и смотрела уже не на цифры, а на его лицо, – такое серьезное, вдумчивое, совсем взрослое. Сначала взгляд было совсем легкий, будто украдкой, а после она уже была не в состоянии его отвести – учитель оказался действительно хорош собой. Она пробежалась глазами по его выразительным скулам, острой щетине, тонким сухим губам и чернильным глазам, в которых буквально можно утонуть. – Ты меня слышишь? Этот вопрос мгновенно вывел из глубоких раздумий Очаку, от чего та вздрогнула и быстро-быстро захлопала тяжёлыми ресницами. Сердце в груди забилось с более тяжёлым и быстрым ритмом. – Простите, я... – Засмотрелась на меня? – перебил учитель, вгоняя свою ученицу в краску. Айзава как всегда воплощает в себя лучшие человеческие качества – прямолинейность и строгость. – Я все прекрасно вижу, Очака. Ты изменилась – перестала общаться с одноклассниками, стала постоянно учиться, так ещё и меня не обделяешь своим вниманием. Я жду объяснений, – он окинул девушку своим самым строгим, взрослым взглядом и стал спокойно выжидать ответ. – Простите! – искрой от зажжённой спички вскочила и выбежала из класса Урарака, когда поняла, что каждое слово Айзавы больно кольнуло в самую точку. Именно этого она так боялась, – что учитель рано или поздно обо всем узнает. В пустом классе повисла тишина. Гул в ушах мужчины после громкого хлопка дверью не прошел даже спустя несколько десятков секунд. Да ещё она и сумку забыла. «Вот глупая, как будто думает, что я обижу ее», – подумал учитель и громко выдохнул, – шарф немного спал, открывая его сухую шею, но тот быстро поправил его. В голове Айзавы мысли устроили безобразные пляски. Учитель не ожидал такой реакции на свои относительно безобидные слова, поэтому он совсем запутался. Такое происходит с ним впервые – собственная ученица по уши влюбляется в него. Это, с одной стороны, греет сердце, а с другой напрягает – где это видано, чтобы учитель имел хоть какую-то любовную связь со своим учеником. Между ними, даже с обоюдного согласия, быть ничего и не может! Но ведь так жаль беднягу. Вероятно, это первые чувства девушки к представителю мужского пола за свою не очень долгую жизнь, которые так нагло и резко уничтожены. Он осторожно собрал все вещи девушки (тетради, белоснежный школьных дневник, пару ручек) и пошел дальше работать, пытаясь выкинуть из головы скверные мысли о случившемся. *** Очака примчалась домой со слезами на глазах, не замечая по дороге вопросительных и сочувствующих взглядов прохожих. Она уткнулась носом в подушку и заревела. Заревела от безысходности. Мало того, что она безнадежно влюблена в того, кого нельзя любить, так ещё и он обо всем сам прознал. «Какой стыд. И как мне теперь ему в глаза смотреть!» – подумала Урарака и продолжила горько плакать. Виски кололо от сладкой боли, а сердце было пронзено тысячью игл, которые не давали и пошевелиться. Ее красивое лицо распухло, а щеки пылали огнем от безудержных слёз. Неожиданно раздался звонок дверь. Урарака испугалась и резко подскочила со своего места, машинально стирая мокрые дорожки с лица и поправляя прическу – любой бы испугался от внешнего вида девушки на данный момент. Она немного привела свое хриплое дыхание в норму и направилась открывать эту злосчастную дверь. На пороге оказался Айзава. Он задумчиво посмотрел на девушку, нервно переминаясь с ноги на ногу, пребывая в явном волнении. Его волосы были собраны в довольно аккуратный хвост, а тело облегала черная футболка, под которой так хорошо просматривались крепкие мышцы. Она впервые увидела учителя в своем повседневном виде, который делал его совсем красивым и привлекательным. – Вы что-то хотели? – промолвила девушка, стараясь скрыть свой дрожащий голос. Да только ли его – она сама тряслась как осиновый лист на ветру. Урарака отвела красные глаза в сторону. Он без разрешения зашел внутрь, увлекая за собой удивлённую ученицу. Дверь захлопнулась за парой, а мужчина продолжил тащить за собой хрупкое тело своей ученицы, продвигаясь все глубже в комнату. Урарака вырвалась из его крепкой хватки и отскочила в противоположную сторону – ее окутало волнение. Айзава заглянул в ее шоколадные глаза так увлечённо и так глубоко, что можно увидеть душу: светлую, невинную, глубоко влюблённую и почти детскую. Нет, она не изменилась. По крайней мере, почти. Все то же ласковое лицо, пухлые щеки и нежные губы, которые так хотелось попробовать. Строгое лицо учителя смягчилось. «Как я мог ранить такую прекрасную девочку, причинить ей боль?» Ведь действительно: по ее щекам текли слезы. Такие же чистые, как и она сама. – Не подходите ко мне! – крикнула она, обнажая свои белоснежные зубы и скручивая губы в неприятный оскал. Айзава осторожно положил ее сумку на пол и выпрямился во весь рост. Повисла тишина. Они молча заглядывали друг к другу в глаза, пытаясь найти ответы на свои вопросы. Но имеет ли это смысл? Мотнув своей головой, мужчина вновь подошёл к своей подопечной, заключив ее в свои самые искреннее и тяжёлые объятия. Она вновь зарыдала, принимая шаг Айзавы, после чего уткнулась своим мокрым носом ему в плечо. Он нежно провёл рукой по ее шелковистым волосам, неуклюже пытаясь утешить. Это действие можно было бы назвать неловким, если бы не чудотворный эффект, который остановил всхлипывания Очаки. Он скромно улыбнулся и спустился к ее лицу, немного опустив свою голову. Поддавшись внезапному порыву чувств, он поцеловал ее: сначала едва касаясь поверхности девичьих губ, затем более требовательно, с напором. Она едва слышно всхлипнула, притягивая любимого как можно ближе к себе. – Я не могу, да и ты не готова, – прошептал учитель, когда его рука случайно упала на голый участок талии. – Было бы неправильно с моей стороны, и… – продолжил он, сдерживая уже свои слёзы после отчаянного понимания и осознания, что он настоящее животное, способное совратить и ранить свою ученицу, – поэтому я остановлюсь. – закончил мужчина и отстранился от непонимающей и огорченной девушки. – Да, конечно, – пропищала она и обхватила свои округлые плечи руками. – Я – дура, я такая дура. Айзава склонил голову и вышел наружу. Холодный воздух ударил ему в ноздри, что помогло ослабить напряжение в его теле. Было уже темно: последние пешеходы стремились в свои дома к ужину, громко трещали цикады и одиноко блестели фонари. Наступила темнота – яркая, выжигающая своим резким свечением и чернотой все окружающее пространство вокруг. Она настолько противна, что доводит до мигрени, тошноты и прочих неприятных симптомов иной стороны света. Она будто играет на тонких струнах души, пытается медленно сводить с ума. Его сердце болело. *** Прошла неделя. Девушка так и не появилась в школе, ссылаясь на внезапную болезнь. Одноклассники пытались навестить свою подругу, но та резко запретила им. «О, я так заразна!» – гласили многочисленные сообщения, отправленные почти всем несостоявшимся посетителям. И только один человек знал, что случилось на самом деле, – у строгого учителя тоже болело сердце. Но у него от вины за случившееся, а у неё от раны – слишком глубокой и слишком пульсирующей. Он мучился в школе, а она в своей кровати. Одна, в кромешной темноте, Урарака плакала и сводила себя с ума мыслями. Первая любовь – такая долгожданная, такая мечтательная – превратилась в сущий кошмар. Не об этом говорили ее старшие подруги, не это описывалось в романах. Она влюбилась в своего учителя. Совершила уже заведомо обреченное на провал действие. Но разве сердцу прикажешь! Было бы гораздо проще, если бы у каждого человека была возможность выбирать себе избранника по зову разума, а не этой души-оторвы. Она пришла в отчаяние. Хотелось бежать; бежать прочь от этой мерзкой действительности, навстречу своей мечте – без боли, без школы, без Айзавы. Урарака дрожала. Ее тело свело закрытое и доселе тайное чувство досады и отчаяния. Девушка будто упала в обморок, не замечая, как стремительно бежит время вокруг неё. Из небытия ее вытащил противный дверной звонок, который начал трещать, будто сумасшедший, выводя ее из царства вечной тишины и сомнительного покоя. Она очнулась; очнулась совершенно усталой и разбитой. Голова гудела, а конечности отказывались подчиняться призывам своей хозяйки. Очака нервно мотнула головой и направилась к источнику ее теперешних неприятностей. Ей было плевать на внешний вид – на серую кожу больного человека, исхудалые щёки, впавшие веки, – плевать! Девушка открыла дверь; прилив яркого света ударил в ее измождённые слезами глаза, и она прищурилась. Тень, которая предстала перед ней изначально, стала приобретать вполне четкие и знакомые ей очертания. Это был он – высокий и сильный мужчина стоял перед ней вновь. Чёрные, как смоль, волосы блестели на солнце, будто у счастливого человека, но он не был таковым. Его бледное, сероватое лицо – отражение ее собственного – смотрело на неё с удивлением и непониманием. «Как она могла так поступить с собой?» – подумал Айзава. «Почему он такой потерянный?» – поёжилась она. Вдруг мужчина, положив крепкие руки на плечи девушке, потянулся и поцеловал ее: так глубоко и жадно, будто мечтал об этом целую вечность; будто путник, страстно желающий ощутить холодную воду в своём сухом горле. Они целовались долго, не сдвинувшись даже с рамы входной двери. Она тяжело дышала, а ресницы дрожали в явном блаженстве и расслаблении. Он ощутил то, что так долго искал – это трепетное чувство в груди, заставляющее волноваться и как можно более крепче держать виновника сего порыва. Учитель нежно гладил ее по спине, как и в первый раз, утешая и вытаскивая из пучины страданий. Она сжимала его белый шарф, ровные и тугие круги которого уже спали назад на лопатки. Урарака испытала такое душевное потрясение на этой неделе, что теперь хотелось лишь бегать и кричать от счастья, в одночасье наполнившее ее до мозга костей. Жаль, что усталые ноги не слушались, отчего она могла лишь покорно, будто кролик, замереть в таких близких объятиях. Мужчина приподнял ее на руки, на ходу закрывая дверь, и понёс к неряшливой кровати, наспех прикрытой мягким покрывалом. Он навис над ней и продолжил так же жадно, как буквально десять секунд назад, целовать. Под его напором она таяла и чувствовала себя маленькой кошечкой, обласканной горячими руками своего хозяина. Естественно, она и сама не была обделена таким вниманием, ведь почувствовала на себе его широкие ладони, которые так бережно и осторожно изучали каждый миллиметр ее тела. Урарака пыталась отвечать, правда, выходило это столь же неловко, словно их первый поцелуй, – она впервые узнала, что такое мужская ласка. Одежда полетала прочь. Действительно, зачем им нужны предметы их гардероба сейчас? В тот час, когда именно они и есть у друг друга. Первый стон из пухлых от натиска поцелуев губ раздался тогда, когда мужчина перешёл на ее грудь. Он нежно сминал ее, касаясь горячим языком розовые бугорки. Урарака покраснела, так как наконец-то поняла, что впервые находится обнаженной рядом с мужчиной. Быстро сообразив что делать, она протянула руку к его члену, осторожно сжимая и ощупывая венки. Теперь уже он стонал от ее ловких и настырных движений. Айзава рыкнул и резко отстранился от девушки, но только за тем, чтобы прильнуть к ней снова – в то место, где никто и никогда ее доселе не касался. Его язык проникал внутрь, заставлял Урараку стонать и изредка хрипеть от приятных ощущений. Она сжала мятое одеяло, когда в неё вошёл палец. Монотонные движения внутри и дополнительные ласки мужчины оказали чудотворный эффект – девушка полностью расслабилась и начала испытывать своё первое удовольствие. Когда он вошёл, она лишь широко открыла свой рот в гортанном вздохе. Чувство полного наполнения и уединения превосходили любую другую боль. Он осторожничал – действовал медленно, но достаточно уверенно, выбивая воздух из груди таящей от наслаждения Урараки. Айзава и сам стонал, сжимая мягкую девичью грудь в своих ладонях. Когда все закончилось, он лёг рядом с ней, прижимая к себе все ещё дрожащее тело. Маг он или нет, но в очередной раз эти порывы прекратились, а девушка притянулась к нему ближе. Они тяжело дышали, чувствуя новый и совсем непривычный аромат. Аромат полного насыщения, нежности и всепоглощающей любви, даривший им успокоение и долгожданное воссоединение.