I think I'm lost again

— Заебали! Тэхен с силой захлопывает входную дверь и спускается по низким ступенькам крыльца. В голове шумно пульсирует горячая кровь, руки и ноги беспрестанно трясутся, а мысли — до произошедшего скандала и так пребывавшие в хаосе — смешиваются окончательно, становясь одной плоской кашей. Тэхену хочется разворотить к чертям буквально все, существующее в этом мире, но это, к огромнейшему его сожалению, оказывается просто невозможным, поэтому, шагая по газону перед семейным домом, он с гневом пинает ни в чем не повинного садового гнома, отправляя его куда-то в кусты сирени. За окном слышится явно отцовское «ты еще и за него заплатишь, понял?!», на что Тэхен крайне эмоционально показывает средний палец и выходит за низкую изгородь на тихую улочку. Вокруг стоит вечерняя тишина. Не видно ни детей, обычно бегающих тут по неоживленной дороге, ни уставших клерков, возвращающихся из офиса. Только машины, припаркованные почти у каждого домика, и теплый свет, льющийся сквозь окна. Там, за этими окнами, родители заботливо общаются со своими чадами, кормят их горячим ужином и интересуются обо всех важных переменах в жизни. Родители Тэхена же могут лишь ебать мозг по поводу университета и порядка в комнате. Очередная ссора на фоне оплаты за семестр, в итоге переросшая в настоящий скандал, вымотала Тэхену все нервы. Все, чего он только хотел от собственного дома, это чертовы уют, тепло и поддержка. Это же, блять, не было так сложно, верно? Однако на протяжении вот уже нескольких лет единственное, что Тэхен слышал от родителей в свой адрес, — это упреки и зацикленное на репите «в этой жизни ты ничего не добьешься». Делая несколько глубоких вздохов, Тэхен проводит пятерней по спутанным волосам и оглядывает округу протрезвевшим от злости взглядом. Возле узкого тротуара на противоположной стороне улочки стоял знакомый ему черный Форд пикап. Привычно чистый от пыли и сияющий. Натертый капот отражал своей поверхностью лиловое небо, погруженное в монотонный летний закат. Машина была заведена — габаритные фары мягко освещали небольшой участок еще горячего асфальта впереди. Из-за крыши Форда показывается знакомая Тэхену чернявая макушка соседа, и Тэхен медленно переходит дорогу, приближаясь к автомобилю. На него довольно скоро обращают внимание и вмиг расплываются в улыбке. — Привет, Тэхен. — Привет, Чонгук. Чонгук обходит Форд и останавливается напротив парня, облокачиваясь на корпус. На нем обыкновенная рубашка в темную клетку, свободные джинсы и черные грубые ботинки. Рукава рубашки закатаны до самых локтей, волосы — небрежно растрепаны. В пальцах Чонгук отвлеченно перебирает пыльную тряпку. — Ты чего не дома? — интересуется он у Тэхена. — Опять с родителями поругался? — Заебали они с этим университетом, — раздраженно выдыхает Тэхен. — Мать забыла перечислить деньги за семестр, отец заметил конверт с оповещением о просроченном платеже, наорал на мать, а та оторвалась на мне. Все как обычно. — Вечно у тебя все через задницу. — В натуре. Тэхен сует руки в задние карманы джинсов и смотрит на заведенную машину. — Ты только вернулся с работы? — Нет, — Чонгук мимолетно оглядывается назад. — У меня отпуск с сегодняшнего дня. Хотел съездить на побережье. — На ночь глядя? — Почему бы и нет. Днем там жарко и ступить негде, а вечером пляж пустой да и вода теплее. — Ясно. Тэхен уныло опускает взгляд. Он тоже хотел бы, чтобы у него была собственная машина. Будь у него такой вот Форд пикап, он бы смог в любую секунду уехать прочь из этого домашнего дурдома куда-нибудь в самую глушь и просто отдохнуть в одиночестве и полной тишине. Чонгук впереди внимательно осматривает его с ног до головы и, будто читая мысли, неожиданно предлагает: — Хочешь со мной? — На побережье? — удивленно спрашивает Тэхен. — Ну да. Отвлечешься немного. Я не приставучий, сам знаешь. Если нужно, буду молчать. Тэхен судорожно задумывается. Это же... нормально, так ведь? Сесть в машину к почти незнакомому парню и уехать с ним на другой конец штата? Хотя, с другой стороны, почему бы и нет? Чонгук был для Тэхена не таким уж и незнакомым парнем. Он переехал в их спальный район еще два года назад. Мать, наслушавшись соседей, рассказывала о том, что раньше в том доме жила чонгукова бабушка, которая перед смертью щедро отписала почти все имущество любимому внуку. Сам Чонгук — опять же по рассказам посторонних — работал в крупной компании айтишником, поэтому ничего удивительного в его огромной и явно дорогой машине Тэхен совершенно не видел. С Чонгуком они общались больше года. С тех самых пор, когда еще несовершеннолетний Тэхен, осмелев, впервые пришел к парню с просьбой купить пива и сигарет для вечеринки одноклассников. После этого они часто ныкались на заднем дворе Чонгука, усаживались на низкое крыльцо и, разговаривая ни о чем, долго курили. Иногда, сильно напиваясь, Тэхен просился к Чонгуку с вынужденной ночевкой, и Чонгук, входя в его положение, конечно же соглашался. Чонгук в глазах Тэхена был обыкновенным парнем, живущим свою тихую размеренную жизнь на умиротворенной окраине, а потому довериться ему сейчас, будучи вымотанным и эмоционально, и физически, для Тэхена труда не составляло. — Да, давай, — соглашается он. — Поедешь со мной? — с улыбкой переспрашивает Чонгук. — Да, — Тэхен пожимает плечами. — Дома находиться я все равно не смогу. Чонгук весело поглядывает на него из-под длинной челки и, пожимая плечами, отталкивается от корпуса машины. — Тогда запрыгивай. Я сейчас проверю давление в шинах, и поедем. Тэхен невольно улыбается. Его сердце в груди вмиг начинает страшно быстро стучать, а руки — легко подрагивать от дозы горячего адреналина, растекающегося по всему телу. Этот поступок — просто взять и уехать в закат бог знает куда — такой импульсивно подростковый, но он правда не видит ни единого варианта, превосходившего бы этот по всем выдуманным параметрам. Он просто посмотрит на монотонный пейзаж за окном, просто послушает музыку, просто посидит рядом с молчаливым Чонгуком, приведет мысли в порядок и вернется домой еще до рассвета. Все просто. Открывая большую дверцу, Тэхен воодушевленно ступает на подножку и, слегка раскачиваясь, залезает в салон. Чонгук недолго ходит вокруг высокого Форда, присаживаясь на корточки возле каждого колеса, чтобы проверить давление, после убирает все инструменты в ящик и садится на водительское сиденье, мягко захлопывая дверцу. — Нужно будет заехать на заправку, — скорее самому себе говорит он, поглядывая на панель со спидометром. — В принципе, должно хватить и этого, но лучше не рисковать. Залью литров тридцать. — Окей, — соглашается Тэхен. Он нервно смотрит в сторону своего дома и, замечая в окне тень матери, отводит взгляд к лобовому стеклу. Чонгук переключает свет фар на дальний, проверяет все зеркала и, скрипя кожей ботинок, выжимает газ. Форд с приятным сытным рычанием срывается с места, и они оставляют позади себя спокойную улицу, выезжая в вечерний город. Только оказываясь на широкой дороге, Чонгук опускает боковые стекла и достает из панели пачку сигарет. Он вытягивает одну прямо зубами, чтобы не отрывать второй руки от руля, и не глядя протягивает раскрытую пачку Тэхену с тихим: — Будешь? — Да, спасибо, — Тэхен скромно тащит одну сигарету. — Зажигалка в бардачке. Тэхен лезет в бардачок за зажигалкой, закуривает и подносит дрожащий от сквозняка огонек Чонгуку. Тот быстро затягивается — с конца его сигареты вмиг сыплются первые крошки пепла — и выдыхает клуб дыма прямо перед собой. — Сто лет не курил, — признается Тэхен, держа сигарету между пальцев и задумчиво следя за струйкой дыма, тянущейся в окно. — Ой, не пизди, — Чонгук коротко усмехается. — Я видел недавно, как ты пыхтел в окно своей комнаты, когда твои родители легли спать. Две сигареты за пару минут высосал. Тэхен смущенно морщит нос, будучи пойманным с поличным. — У меня тогда был экзамен по экономике. Я стрессовал весь день, и мне нужно было расслабиться. — Ты так и не рассказал родителям? — Что я курю? Чонгук согласно угукает, глубоко затягиваясь. — Нет. В молодости они занимались легкой атлетикой, теперь — постоянно следят за питанием и состоянием здоровья, так что, по их представлениям об идеальном сыне, я не должен пить и курить. Мне даже представить страшно, что будет, если кто-нибудь из них найдет запасную пачку под кроватью. — Я в подростковом возрасте тоже ныкал сигареты, но мама все равно узнала. — Сильно ругалась? — Тэхен с улыбкой смотрит на парня. — Подзатыльник дала и все. Сказала, чтобы я бросил, но, понятное дело, слушать я ее не собирался. Я тогда курил года три или четыре, так что бросать было уже поздно. — Я пытался бросить, но в той обстановке, в которой я постоянно живу, это просто невозможно. Срывался из раза в раз. — Не вижу в этом ничего плохого. В плане, — Чонгук уточняет, — в курении. Да, это вредит здоровью, но хуй с ним, если честно. В нашей жизни все вредит здоровью. Я даже не знаю, в каком месте или обстановке вообще нужно родиться, чтобы вырасти здоровым. Тэхен молчаливо кивает в согласии, продолжая голодно затягиваться. Монотонные вдохи и выдохи, душащий дым и яркие огни города дарят ему долгожданное спокойствие. Некогда напряженные, мышцы его спины и плеч мягко расслабляются, и он устало откидывается на большую спинку сиденья, зажимая наполовину истлевшую сигарету между сухими губами. Они смолкают. Чонгук проезжает несколько заправок, и Тэхен мимолетно интересуется: — Ты же хотел заправиться. — Заедем на Wawa на самом выезде из города. Там бензин дешевле. — Окей. Когда они подъезжают к нужной заправочной станции, находящейся почти на самой окраине, Чонгук выходит из машины, а Тэхен остается в салоне. Он задумчиво следит за тем, как парень уверенно вставляет пистолет в отверстие бензобака, надежно закрепляет его и неспешно скрывается за автоматическими дверями АЗС. Вскоре, через несколько секунд буквально, со стороны бампера начинает шуметь текущий по баку бензин. Чонгук, на ходу засовывая бумажник в задний карман, шагает к машине с двумя хот-догами в руке. — Держи, — протягивает он их Тэхену в открытое окно. После возвращает пистолет в крепление и лезет в салон. — Дай-ка мне один, — просит Чонгук. Тэхен передает ему один хот-дог в картонной коробочке. — Как только почувствовал запах сосисок, жрать так захотелось. Ты же ешь такое, да? — Да, конечно. Но я не взял с собой кошелек. Верну деньги, когда приедем обратно. Чонгук беззаботно отмахивается, с аппетитом вгрызаясь в мягкую булку с кунжутом. Тэхен следует его примеру, и пару минут они молча едят горячие хот-доги, сидя в машине посреди пустой заправки. Заканчивая есть первым, Чонгук вытирает руки и рот выданными ему салфетками и, заводя Форд, выезжает на дорогу. Городские постройки и яркие огни быстро сменяются глухим темным ландшафтом пригорода. От неостывшего асфальта еще исходит жар, вынуждающий линию мрачнеющего неба впереди плыть слабыми волнами. Солнце давно скрылось за горизонтом, но его алые лучи до сих пор рассекали высокий небосклон всплесками яркого оранжевого. Встречная полоса, ведущая в город, загружена, зато дорога в сторону побережья почти пуста. Мало кому придет в голову ехать на пляж посреди рабочей недели. В выходные трасса обычно была полна машин — причем в обе стороны, — однако сейчас, в поздний вечер среды, дорога позволяла разогнаться до греющих душу семидесяти пяти миль в час и рассекать наступающую тьму с приятным свистом встречного ветра. Доедая хот-дог, Тэхен расслабляется на сиденье и отвлеченно обращает внимание на электронную панель автомобиля. — У тебя можно слушать музыку с телефона? — Да, — не отвлекаясь от дороги, кивает Чонгук. — В бардачке есть проводник. Можешь подключиться. — Я не взял телефон. Чонгук усмехается. — Сбежал прямо с поля боя, побросав все оружие? — Не мог больше находиться дома. Чонгук коротко смотрит на парня, хмуро скользит взглядом по его напряженному лицу и протягивает свой телефон. — Возьми мой. Пароль — один-девять-девять-пять. — Год рождения? — предполагает Тэхен, тыча на нужные цифры. — Ага. Посматривая на боковые зеркала, Чонгук сворачивает в сторону длинной прибрежной косы. Тэхен уверенно копается в чужом телефоне и открывает Spotify. — У тебя премиум подписка? — Ну да. — Мажор хренов, — Тэхен коротко улыбается. — Просто люблю слушать музыку с комфортом, — оправдывается Чонгук. Тэхен недолго листает личные плейлисты парня и, останавливаясь на том, что подписан немногословным «relax», с усмешкой спрашивает: — Трой Сиван? Серьезно? — А что особенного в Трое Сиване? — То, что ты его слушаешь. Чонгук непонятливо кривится, смотря на Тэхена. Тэхен пожимает плечами, объясняясь: — Просто ты выглядишь как человек, который слушает, не знаю, — он задумывается, — Korn, быть может. — Korn? — смеется Чонгук. — Ну да, — Тэхен весело кивает. — Помнишь, я показывал тебе их клип на «Word Up!»? Тот, в котором они вставили человеческие лица вместо собачьих морд? — Забудешь такое, — Чонгук смеется громче. — Почему Korn? — Ну... Тэхен многозначительно обводит взглядом крепкие руки Чонгука, покрытые татуировками, его грубый серебряный браслет на запястье, черные массивные ботинки, вызывающий угольный андеркат, поблескивающую штангу пирсинга в брови и сплошь черный кожаный салон огромного Форда, похожего на внедорожник, безмолвно перечисляя возможные причины. Чонгук, следя за его плавающим взглядом на себе, ухмыляется. — Фу, стереотипы, — наигранно возмущается он. — Кто угодно может выглядеть как самый заядлый панк и слушать при этом Ариану Гранде, кутаясь в розовый пледик. Тэхен смеется. — Как скажешь, — сдается он. — Мне включить твоего Троя Сивана? — Включи то, что нравится тебе. Тэхен скромно закусывает губу, раздумывая, после вбивает в поиск название нужной группы и подключает чужой телефон к панели, нажимая на «play». Салон машины наполняет неторопливая, спокойная мелодия. — «THEY.», — читает название Чонгук. — Что-то популярное? — Нет. В моем окружении про них не знает никто. Мне нравится их звучание. Оно буквально уникальное. Сколько бы музыки я ни слушал, ни разу не встречал ничего похожего. Они в очередной раз смолкают, наслаждаясь звучащей музыкой и рокотом автомобильного двигателя. Тэхен глубоко вздыхает. Сквозь открытые окна в салон уже проникали первые нотки морского запаха. Побережье, судя по всему, было совсем неподалеку. Небо окончательно потемнело, и только у самой черты горизонта, идеально делившей мир на две части, еще виднелись остатки тусклого красного. Машин на дороге становилось все меньше. Асфальт, вероятно, наконец остывал. Природа готовилась ко сну, а у Тэхена этого сна не было ни в одном глазу. Он устало упирается локтем в боковую панель дверцы и кладет голову в раскрытую ладонь, подставляя лицо навстречу прохладному ветру. За окном тянется унылая череда низких деревьев, иногда разрывающихся полями, и Тэхен отвлеченно следит за темной, почти бесконечной полосой, думая о своем. Только сейчас ему в голову приходит мысль о том, что, возможно, уехать вот так вот под ночь бог знает куда и не предупредить родителей было слегка безрассудно. Да, они в очередной раз поругались, да, его назвали «никчемным сосунком, способным лишь сидеть на шее», но, с другой стороны, сколько раз он это слышал? Неужели он не мог пропустить мимо ушей, как делал это раньше, просто кивнуть на все оскорбления и подняться наверх, сев за домашку? Наверное, мог. Наверное, именно этого родители от него и добивались, изо дня в день терроризируя мозг и нервы. И, наверное, именно поэтому он этого и не сделал. Перед его глазами всплывали все родительские дни в школе, когда он, сидя в одиночестве, наблюдал за тем, как его одноклассники вместе с родителями участвовали в веселых стартах и занимались выпечкой. К счастью, в средней школе ему удалось познакомиться с классным парнем, с которым они впоследствии дружили до самого выпускного и благодаря которому он смог увидеть, что такое на самом деле счастливая семья. Да, сидеть на чужих семейных вечерах в качестве горячо любимого гостя и смотреть на то, как, оказывается, тепло могут взаимодействовать домашние, было почти невыносимо, но хотя бы так Тэхен чувствовал себя частью чего-то. Может, он просто не понимал любви своих родителей? Быть может, все это — ссоры, крики и упреки — на самом деле было любовью? Ведь иногда все было хорошо. Иногда они с отцом ездили на рыбалку, иногда мать пекла ему печенье по случаю успешно сданной сессии, иногда они все вместе готовили индейку. Руку на него, к счастью, ни разу не поднимали, поэтому, возможно, за этой агрессией в действительности скрывалось что-то важное? То, что Тэхен — недолюбленный, обделенный лаской ребенок — заметить никак не мог? Отводя взгляд от посадок, Тэхен косо смотрит на Чонгука. Иногда поглядывая на зеркала дальнего вида, тот расслабленно ведет машину одной рукой, вытянув вторую в окно. Его явно отросшие прямые волосы слабо развеваются на ветру, густые брови слегка нахмурены, а скулы — едва напряжены. Он сосредоточенно следит за дорогой и отвлеченно бьет большим пальцем по рулю, следуя ритму играющей песни. Видимо, ехать вот так вот — по свободной ровной дороге в каком бы то ни было направлении — доставляло ему настоящее удовольствие. Наверное, за время проживания в этом штате он уже успел исколесить все пляжи и побережья, быть может, даже бывал в горах неподалеку. Чонгук выглядит как человек, свободный от предрассудков и привязанности к определенному месту. Если судьба вынудит его съехать из обжитого района, он, думается Тэхену, без единого возражения соберет узелок, сядет в свой комфортный Форд пикап и укатит вот так вот в закат на пляж. Тэхен в который раз понимает, что хотел бы быть похожим на Чонгука. Хотел бы тоже чувствовать свободу, иметь хотя бы простенький Фольксваген года этак девяносто пятого и возможность уехать от всех своих проблем на другой край света. Ну или, по крайней мере, на другой конец штата. Интересно, какая семья была у Чонгука? Встречался ли он с подобным недопониманием или же жил в полной идиллии, купаясь в любви? Тэхен задумчиво осматривает забитые руки парня. Однажды ночью, перепив крепкого пива, Чонгук рассказал ему, что записывался на новые сеансы в те периоды жизни, когда не мог почувствовать в себе живую душу и хотел вернуться к реальности через физическую боль, и сейчас, в очередной раз восторгаясь татуировками парня, Тэхен понимал его, как никто другой. Делая вдох, Тэхен собирается спросить Чонгука о семье, но, когда тот оборачивается к нему, глядя вопросительно, он теряет всю уверенность и бормочет тихое: — Остановись где-нибудь. Я отлить хочу. — Хорошо, — Чонгук кивает и останавливается у обочины возле ближайших кустов. Тэхен быстро выходит из машины, скрывается за парой густых веток и возвращается в салон уже через минуту. — Можем ехать дальше? — интересуется Чонгук с улыбкой. Тэхен отрывисто кивает ему в согласии и вновь смотрит в окно. — Ты погрустнел, — замечает Чонгук, выруливая на пустую дорогу и разгоняясь. — О чем-то задумался? — Ты давно не живешь с родителями? — М-м, — тянет, думая, — съехал от них сравнительно недавно. Года в двадцать четыре, когда стал нормально зарабатывать. Поначалу жил на съемной квартире, а потом умерла бабушка, и я поселился в ее доме. — Тяжело было? — Съезжать? Тэхен согласно кивает. — Не очень. Родители с самого моего детства много работали. Воспитывала меня бабушка. Поэтому, наверное, она и подарила мне дом. Я с ранних лет старался быть самостоятельным, работать вообще начал с шестнадцати. Самое главное — уметь управляться с деньгами. Сможешь грамотно распределить бюджет хотя бы на неделю, и все будет отлично. — Родители не откупались от тебя подарками? — А должны были? — Ну, они, видимо, редко виделись с тобой. Наверняка забрасывали подарками, когда приезжали из командировок? — Нет, — Чонгук кривит губы. — Ничего подобного не было. Когда бабушка жила со мной во время их отъездов, она учила меня готовить и убираться. Я бы не назвал ее добренькой бабулей, которая только и может, что носки вязать и печенье печь. Ее целью всегда было воспитать из меня нормального человека, готового к любым трудностям. А родители... Когда они возвращались из командировок, то просто интересовались у меня, как прошли те недели без них, и мы продолжали жить дальше. Да, возможно, они не могли подарить мне столько внимания и заботы, сколько им хотелось бы, но для этого у нас была бабушка. — Мне бы такую бабулю. От моей мне достанется, пожалуй, одна лишь вставная челюсть. — Не думаю. Раньше мне тоже казалось, что бабушка была излишне строга ко мне в детстве, что она вечно докапывалась до каждого пустяка, но, взрослея, ты начинаешь ценить всю эту строгость. Прежние уроки становятся фундаментом для опыта, а без опыта прожить успешную жизнь невозможно. Да и бабушки под старость лет добреют донельзя. — Ну, моей уже шестьдесят семь, и что-то никаких изменений пока не наблюдается. Чонгук коротко смеется. Тэхен с тихим звуком ударяется виском о корпус машины и, набираясь духа, признается: — Я бы хотел, чтобы у меня тоже была нормальная семья. — Что у вас там опять произошло? — осторожно спрашивает Чонгук. — Я бы и сам хотел разобраться. В теории это нормально, когда родители заботятся о твоей учебе и социальной активности, но отношение моих родителей ко мне едва ли можно назвать заботой. Я имею в виду, разве такие вот еженедельные истерики и упреки являются заботой родителя о ребенке? Чонгук неопределенно пожимает плечами, очевидно, не желая принимать сторон. — Я просто хочу ласки. Хочу, чтобы мать встречала меня с улыбкой после университета, чтобы спокойные ужины были не раз в месяц, а каждый день; чтобы отец вел себя как нормальный мужик, высказывая все в лицо мне, а не матери. — Вы плохо общались с ним в детстве? — С отцом? — Да. — Наверное. Он тоже много работал, ездил в командировки, но после сокращения устроился в обыкновенный офис. — Поэтому он и не высказывает тебе чего-то в лицо. Если родитель не найдет общего языка с ребенком, пока тот еще мал, то впоследствии это станет вообще невозможным. У меня было то же самое с мамой. Когда я уже учился в университете, то часто слышал, как мама просила отца зайти ко мне в комнату и передать что-либо. Возможно, это стало последствием того, что она частенько заходила ко мне в комнату по утрам, когда у меня, знаешь, пирамида Хеопса над одеялом возвышалась. — Ох, вечная проблема, — Тэхен улыбается. — Особенно в начале пубертата. У матери была постоянная привычка врываться в комнату с ноги прямо утром. Я даже прикрыться не успевал. — Это нормально для родителей — не всегда понимать детей. Наше поколение развивается куда стремительней их. — Но это не является поводом для того, чтобы вот так вот терроризировать меня. — Я могу дать только один совет: просто думай о том, какое возможное наслаждение ты получишь, когда съедешь из дома. Сразу появится цель работать над собой и над своим финансовым положением. Тэхен удовлетворенно кивает, улыбаясь. — Первый дельный совет за последние несколько лет. — Не за что. Чонгук коротко смотрит ему в глаза, также улыбаясь. Он бегло скользит взглядом по повеселевшему лицу Тэхена, довольно хмыкает себе под нос и отворачивается к лобовому стеклу, выезжая на длинную ровную дорогу, тянущуюся вдоль побережья. Тэхен вмиг глядит в окно и, прикрывая глаза, полной грудью вдыхает свежий аромат воды. Невысокие волны, мягко ступая на песочный берег, неслышно шумят и оставляют после себя едва заметные следы белой пены. Небо тонет в черноте рябой глади, сливаясь с ней у самого горизонта. Кажется, словно после песка следует одна сплошная бездна, поглощающая в себя весь оставшийся мир. — Я давно не был у воды, — признается Тэхен. — Хочешь, заедем в круглосуточный магазинчик за плавками? Искупаешься вместе со мной? — Почему ты всегда так щедр со мной? — Тэхен проницательно смотрит на профиль парня. — Тебе это неприятно? — Приятно, — тихо лепечет Тэхен. — Просто я не привык к заботе. — К моей заботе давно можно было привыкнуть. Сколько мы с тобой уже общаемся? Года полтора? Я никогда тебе не отказывал. Тэхен хмурится. — Почему? Чонгук с улыбкой пожимает плечами. — Кто знает, — загадочно басит он, следя за дорогой. — Почему я забочусь о соседском веселом пацане, которому от меня нужны одни лишь сигареты и пиво? — спрашивает он самого себя. — Эй, — Тэхен бьет его по руке, лежащей на коробке передач, — неправда. Я благодарен тебе не только за сигареты и пиво. Сколько раз ты разрешал перекантоваться у тебя на диване, когда я перебарщивал с алкоголем. — Это точно, — Чонгук мягко смеется. — А еще с тобой мне не скучно курить по ночам. Куда ни глянь — одни плюсы. Стараясь сдержать рвущуюся на лицо ухмылку, Тэхен вновь отворачивается к окну, чтобы просто понаблюдать за пустым пляжем. — Долго нам еще ехать? — меняет он тему. — Нет, — бросает Чонгук. — Час, не больше. — Я проголодался. — Заедем в кафе по пути. Я знаю тут одно — там готовят самые вкусные вафли в сиропе. Спустя пятнадцать минут Чонгук осторожно заезжает на скромную освещенную парковку перед кафе с броской светящейся вывеской. — «Eggsellent»? — читает Тэхен, выходя из машины. — Да. Вообще, это кафе для завтраков, но, думаю, у них в меню найдется хороший бифштекс, если ты захочешь чего-то посущественнее. — Я не настолько голоден. Они коротко улыбаются друг другу и входят в типичное пригородное кафе. Всюду расставлены большие прямоугольные столики и коричневые диванчики, посередине, деля помещение на две части, растянута барная стойка, где можно заказать дополнительную порцию кофе или лимонад; с потолка свисают круглые цветастые светильники в стиле пятидесятых; вдалеке, пылясь от бездействия, кочует музыкальный автомат. Вокруг витают ароматы поджаренного бекона и тостов. Сейчас, в час ночи, круглосуточное кафе оказывается почти пустым. Где-то вдали сидят уставшие путешественники, голодно поглощающие порции лазаньи, в другой части, уткнувшись в телефоны, разместились несколько подростков. Оглядываясь, Чонгук уверенно шагает вперед, выбирая для них столик в углу рядом с окном, вид из которого открывался на дорогу и пляж за ней. Они садятся друг напротив друга. Девушка приносит им бумажное меню — по большому листу каждому, — и, посовещавшись, они заказывают порцию картошки фри на двоих, жареные сосиски из свинины и колу со льдом. — Сто лет не ел настолько жирную пищу, — с усмешкой говорит Тэхен, когда официант отходит от них. — Тебя послушаешь — так ты вообще в своей жизни ничего не делал, — без издевки замечает Чонгук, упираясь локтями в поверхность стола. — Чем ты вообще обычно занимаешься? — Мне продиктовать свой режим дня? — Тэхен с улыбкой склоняет голову вбок. — Нет, — Чонгук коротко смеется. — У тебя есть какие-нибудь увлечения? Хобби? Недавно ты говорил, что записался в университетскую газету. Как продвигается работа? — Я думал, ты забыл об этом, — удивляется Тэхен, легко смущаясь. Чонгук пожимает плечами, мол, «конечно, я помню». — Работа идет немного туго. Пока мне выделили одну графу, где я пишу про детство и юношество преподавателей. Мне нравится брать у них интервью. Пожилые учителя порой рассказывают такое смешное дерьмо, что оно не проходит цензуру газеты. Руководство обещало, что, если я буду старательно работать в течение месяца, мне могут доверить целый разворот. Чонгук кривит губы, будучи впечатленным: — Круто. Нравится писать? — Не то чтобы я много пишу, знаешь. Моя задача, в основном, заключается в том, чтобы верно записать интервью с диктофона, вставить пару информационных сводок и придумать вступление. Много ума для этого не нужно. — Не принижай собственные умения. Любой труд заслуживает награды и похвалы. Тэхен смущенно отводит взгляд к окну. — Я, когда учился в университете, студенческой самодеятельностью вообще не занимался, — признается Чонгук. — Последние два года я и вовсе учился на заочке из-за работы. — Ты много работаешь? — Сейчас — нет. Но до двадцати четырех батрачил так, что к концу дня отключался на любой более или менее горизонтальной поверхности за пару секунд. — Ты ведь специализируешься в области IT? — Да. — Пишешь программы? — Вроде того. Иногда делаю сайты. — Много зарабатываешь? — Достаточно, — уклончиво отвечает Чонгук. Тэхен и сам понимает, что, вероятно, да — много. Им приносят тарелки с сосисками, большую коробку с картошкой фри и два стакана с колой, и они смолкают, принимаясь есть. За приоткрытым окном шумят изредка проезжающие по дороге автомобили. Едва пробиваясь, морской сочный аромат доносится до кафе, с трудом, однако, перебивая въевшийся в стены горький запах фритюра. На небе, закрытая легкими облаками, тускло светит луна. Тэхен отвлеченно макает ломтик картошки в порцию кетчупа и поглядывает на Чонгука впереди. Тот, круто нагнувшись над столом, делит на части большую сосиску прямо ребром вилки и, щедро окуная крупный кусок в густую горчицу, отправляет его в широко раскрытый рот. Тэхен невольно улыбается и говорит тихо: — Ешь как гребаный зверь. — Я так-то не голодный, — чавкая, бубнит Чонгук, — но перед вкусной едой устоять не могу. — Ты крутой. Чонгук непонятливо мычит с надутыми от еды щеками. — Давно таких не встречал. В университете все какие-то дохуя умные, смотрят такими взглядами, будто у меня одежда из говна и палок сделана. Дома меня вечно учили есть едва ли не ножом с вилкой. Перед приемом пищи всегда нужно помолиться и постелить на колени свежее полотенце, а ты, — Тэхен мягко осматривает парня, — у тебя вон рукав рубашки в горчице, а тебе похуй на все. Чонгук вмиг смотрит на манжет рубашки и цокает, шепча разочарованное «бля». — Ничего, что ты с таким недотепой время проводишь? — интересуется он. — Нет, — Тэхен качает головой в отрицании, скользя по Чонгуку взглядом. — Чувствую себя ахуенно. Чонгук поднимает брови. — Правда? — Да. Нужно было сблизиться с тобой намного раньше. Чонгук смотрит на него в ответ с по-искреннему широко раскрытыми глазами, отражающими в себе кучу желтых огней кафе. Его масляные перемазанные губы трогает неловкая ухмылка, а ровную кожу скул — почти незаметный розовый румянец. Они вновь замолкают, продолжая есть и поглядывать друг на друга с тонкими улыбками. Наевшись одними жирными свиными сосисками, Чонгук нехотя жует слегка отсыревшую картошку фри и от нечего делать сует по ломтику в ноздри. Тэхен, случайно замечая это, заливается смехом. — Ты чего творишь? Чонгук улыбается шире, сдерживая усмешку. — Будешь? — на полном серьезе предлагает он, протягивая парню ломтик, вытащенный из носа. Тэхен хохочет и отпихивает от себя протянутую руку. — Фу, отъебись. Мерзость какая. — А как по мне — очень даже ничего. Чонгук пожимает плечами, макает отвергнутый кусочек в кетчуп и тащит его в рот, вызывая у Тэхена всплеск паники. — Ты ебанулся, что ли?! — он порывисто хватает руку Чонгука за запястье, останавливая. — Да я шучу, — Чонгук, смеясь, отбрасывает ломтик на салфетку. — Идиот. Тэхен качает головой. Справляясь с оставшейся картошкой, они покидают кафе. Чонгук быстро расплачивается картой на самом выходе и вместе с Тэхеном шагает к Форду, одиноко сияющему в огнях пустой парковки. — Теперь на пляж? — спрашивает он, заводя машину. — Надеюсь, мы не утонем после такого количества съеденных сосисок. — Я подрабатывал спасателем однажды на побережье. У меня даже сертификат есть. Так что не бойся — я спасу тебя. — Вау, — Тэхен с улыбкой смотрит на сворачивающего на трассу Чонгука. — Работаешь на хорошей работе, водишь такой крутой пикап, весь забит татуировками, да еще и спасателем можешь быть. Это что, заявка на звание лучшего парня? — Лучшего парня? — задумчиво повторяет Чонгук. — Для тебя? — легко бросает он, следя исключительно за дорогой. Тэхен мгновенно задерживает дыхание, неумолимо вспыхивая ярким румянцем. — Я... — он взволнованно запинается, — я имел в виду мужской пол в общем, а не... не отношения. Лучший парень среди всех парней — вот о чем я говорил. Чонгук понятливо мычит, ухмыляясь. «Вот же», — проносится в мыслях у Тэхена. — «Чего за вопрос такой вообще?». Чонгук — лучший парень для него? Сложный вопрос, думать о котором Тэхен себе запрещает и о котором, правда, все равно задумывается. Вообще, Тэхену сложно сказать, какой парень для него лучший. Он встречался-то с кем-то от силы раза три и дальше слабого петтинга во время поцелуев никогда не заходил. Первый неловкий опыт с девчонкой в средней школе Тэхен предпочитал не вспоминать; вторые нестабильные отношения с парнем, который, как оказалось позже, хотел просто попробовать, использовав для этой цели невинного влюбчивого Тэхена, он вспоминать желанием не горел тоже; а последнюю двухмесячную связь с перекаченным альфа-самцом футболистом с излишне повышенным либидо и крошечным для этого уровня либидо членом он и вовсе отношениями не считал. Так что самый верный ответ на вопрос, являлся ли Чонгук лучшим парнем для него, один — хуй знает. С Чонгуком комфортно находиться буквально везде: и на заднем дворе с сигаретой между пальцев, и в удобном Форде, слушая его успокаивающий монотонный плейлист; и в забытом богом пригородном кафе, будучи окруженным запахом подгоревшего бекона. С ним хочется говорить о личном, не боясь излишне раскрыться и сболтнуть лишнего, потому что Тэхен знает: Чонгук поймет все, что он только скажет ему. Справа Тэхен видит безмерную гладь воды и мягкий песчаный берег, впереди — ровную дорогу, освещенную фарами, а слева — расслабленного Чонгука, уверенно ведущего машину одной рукой. Он сосредоточенно скользит взглядом по острым скулам парня, его едва завившимся от влажного воздуха волосам, тонким губам, еще недавно сплошь перемазанным горчицей, и, порывисто улыбаясь, отворачивается к боковому окну. «Лучший парень? Для тебя?», — медленно повторяет про себя Тэхен. Быть может. Уже через полчаса они наконец оказываются на пляже. Осторожно сворачивая с дороги, Чонгук объезжает каменные выступы скал и останавливается прямо на песке вблизи воды. — Так, — он отстегивает ремень безопасности, оглядываясь на задние сиденья, — сначала сходим тебе за плавками, а потом я разберу кузов, чтобы мы могли сложить туда вещи и полежать там. — Мы влезем в него? — Конечно. Сейчас там просто много хлама. На самом деле, он гораздо больше. Тэхен бормочет удивленное «ого» и вместе с Чонгуком покидает Форд. Они не спеша поднимаются по покатому спуску и выходят на скромную улочку с уже закрывшимися прибрежными ресторанчиками, магазинами для рыбалки и серфинга и сувенирными лавками. Единственным работающим в такое время оказывается магазинчик с вещами первой необходимости и продуктами быстрого приготовления. Разнообразием купальных принадлежностей он, конечно, не блещет, но Тэхену все равно удается найти на небольшой стойке простые черные шорты. Чонгук, правда, закидывая ему руку на плечи, предлагает взять стринги с изображением ушастого слоненка, но Тэхен со смущенным смехом, красными щеками и очередным «идиот» отказывается. Когда они возвращаются на пляж к машине, Чонгук принимается разгружать кузов. Он перетаскивает кучу чемоданчиков на заднее сиденье, сворачивает защитный слой брезента и, протирая весь кузов влажной тряпкой, застилает его прихваченным из дома мягким покрывалом. — Нужно переодеться, — говорит он стоящему в стороне Тэхену, заканчивая. — Машина высокая, поэтому, если мы встанем по обе ее стороны, никто не увидит друг у друга ничего лишнего. — Д-да, — отрывисто кивает Тэхен. — Хорошо. Они заходят за разные крылья Форда. Тэхен как можно быстрее стягивает с себя спортивные штаны с боксерами и футболку, в которых выскочил из дома, и надевает купленные шорты. Едва задирая их на тазобедренные косточки, он звонко ойкает, морщась — твердый шов с силой врезается ему между ягодиц и впивается в яйца, грозясь повредить мошонку. — Ты чего? — Чонгук взволнованно смотрит на него из-за крыши. — Кажется, я прогадал с размером. Тэхен скромно оттягивает края шорт ниже, чтобы хоть как-то прикрыть бедную задницу. — В бедрах жмет? — Жмет... везде. Чонгук, переодевшись в довольно длинные по сравнению с тэхеновыми шорты, обходит Форд и осматривает неловко топчущегося парня. — Выглядит нормально. — Немного коротко. — Да ладно тебе. Как по мне — сидит... отлично. Тэхен прослеживает за взглядом Чонгука, не отрывающимся от его голых ног, беззлобно закатывает глаза и, бормоча под нос довольное «извращенец», начинает шагать в сторону воды. — Надеюсь, они не слетят с меня в воде, — бросает он. — Обещаю спасти их вместе с тобой, — кричат ему в спину. Тэхен улыбается и в несколько прыжков заходит в воду, со всплеском ныряя. Вода оказывается удивительно теплой и приветливо обволакивает все тело, снимая с него заботы и неподъемную тяжесть переживаний. Когда Тэхен выныривает, зачесывая мокрые волосы со лба наверх, Чонгук в нескольких метрах от него уже плывет в самую глубь. Не желая рисковать и отдаляться от берега в такую ночную темень, он просто гребет руками чуть правее. Из-за отсутствия сильного ветра, волны, обыкновенно разбивающиеся в пене о скалы неподалеку, сейчас лишь мягко подталкивали, помогая держаться на плаву. Впереди не было видно ни единого кусочка земли, поэтому Тэхену казалось, будто он попал на самый край света. Туда, где мечтал оказаться еще в начале этого сумасбродного путешествия. Что бы Тэхен сейчас делал, не согласись он поехать с Чонгуком на забытый богом пляж в другой части штата? Слушал бы грустную музыку, думая о том, какой он бедный и несчастный? Продолжал бы терпеть родительские крики и недовольства? Курил бы ночью в окно, желая хоть как-то расслабиться? Загнулся бы вконец и просто лег спать? Променяв столь хуевые перспективы на безрассудный побег с Чонгуком, теперь Тэхен чувствовал долгожданные свободу и легкость буквально в каждой клеточке своего тела. Наверное, ему давно нужно было вот так вот запрыгнуть в чонгуков пикап и уехать с ним к черту на кулички. Давно нужно было побывать в том кафе и попробовать жирные сосиски. Оказаться к Чонгуку чуть ближе, надеть узкие шорты, почувствовать на себе горячий взгляд и, с головой погрузившись под теплую морскую воду, покрыться желанными мурашками. И просто жить тоже стоило бы начать еще давно. Чувствуя усталость в руках, Тэхен упирается ногами в неровное дно и оглядывается по сторонам. Чонгук, насладившись плаванием на глубине, уже приближается к нему. — Не любишь плавать далеко от берега? — с улыбкой интересуется он, оказываясь рядом. — Слишком темно для подобных развлечений, а пловец из меня такой себе. — Я же сказал, что смогу спасти тебя. — А если я утяну тебя за собой? Они смотрят друг другу в глаза. — Не думаю, что испугаюсь этого, — уверенно заявляет Чонгук. — Да? — с неожиданной ухмылкой спрашивает Тэхен. — Да. Чонгук кивает и удивленно охает, когда на него набрасываются, погружая под воду с головой. Они одновременно опускаются ко дну. Тэхен сильно жмурится, чтобы вода не попала ему в глаза и быстро дергает конечностями, желая выплыть на поверхность. Чонгук же, едва различая тело парня под темной водой, ловко подхватывает его под бедра и выныривает вместе с ним на руках. Тэхен суетливо промаргивается, опускает взгляд на довольное лицо внизу и, понимая, в каком именно положении оказался, испуганно хватается за чонгуковы широкие плечи. — Ты чего? — шепчет он, сильнее обвивая чужой торс ногами. — Попался? — Чонгук нагло впивается пальцами в его обнаженные бедра. — Я же обещал спасти тебя. Тэхен неумолимо краснеет. — Отпусти, — тихо просит он. — Ну, ты сам от меня отцепись, и я отпущу. Тэхен настороженно ощупывает кончиками пальцев мышцы чонгуковых плеч и невольно осматривает выглядывающую из-за глади воды крепкую грудь. Только сейчас ему удается полностью разглядеть чужие татуировки, которые, собираясь в единую композицию, покрывали обе руки и часть спины позади. Его ладони, едва расслабляясь, влажно скользят к длинной шее и ниже, к ключицам. Кожа под подушечками пальцев мгновенно покрывается мелкими мурашками, и он невольно улыбается, вновь глядя Чонгуку в глаза. — Не отцепишься? — тихо спрашивают его. Тэхен улыбается чуть шире и качает головой в отрицании. Чонгуковы губы трогает короткая ухмылка. Он опускает голову и, размыкая рот, жарко выдыхает прямо Тэхену в грудь. Вода вокруг в мгновение становится гораздо горячее. Тэхен взволнованно следит за тем, как Чонгук приближается губами прямо к его коже, безвольно расслабляется и звонко охает, когда руки из-под его бедер резко исчезают, вынуждая его самого порывисто соскользнуть вниз. Продолжая держаться за чужие плечи, он ступает на дно и вмиг морщится от боли. — Блять, — Тэхен переступает с ноги на ногу, шипя. — Я наступил на что-то острое. Взгляд Чонгука, до этого заметно поплывший и потемневший, стремительно трезвеет. Сам он нервно хватает парня за талию и просит: — Задери ногу. Тэхен осторожно сгибает ногу, но им не удается увидеть возможную рану сквозь почти черную воду. — Пойдем к берегу, — заключает Чонгук. — Осмотрим все там. — Нет, стой, — Тэхен упирается ладонями в его грудь. — Не думаю, что там что-то серьезное. Наверное просто напоролся на камень. Я сейчас сам проверю и вернусь. — Точно? — Да, да. Я быстро. — Хорошо. Аптечка на заднем сиденье. Средний красный ящик. С другими не спутаешь. Тэхен кивает, мягко выворачивается из чужих полуобъятий и, ковыляя, добирается до Форда, стоящего на берегу. Он быстро находит нужный красный ящик и карабкается в застеленный покрывалом кузов, чтобы осмотреть ногу. Слегка покрасневшая подушечка большого пальца слабо кровила. Видимо, он и вправду наступил на заостренный камень или раскрытую ракушку, завалявшуюся на дне. Облегченно вздыхая — Тэхен, если честно, думал, что буквально проткнул себе стопу насквозь, — он открывает крышку чемоданчика и зарывается в его содержимое, желая найти какое-нибудь обеззараживающее средство. Тэхен как минимум щедро ахуевает, когда, копаясь, находит вместо пластырей и перекиси водорода цветастую ленту презервативов и смазку. Он озадаченно тянет хрустящую фольгой гармошку наверх и мысленно пересчитывает все квадратики: их там почти с десяток. Смазка во второй его руке оказывается не абы какой — увлажняющей, с согревающим эффектом и «нежным ароматом ванили». — Я все равно хочу сам осмотреть, вдруг там что-то... серьезное. Тэхен переводит удивленный взгляд на Чонгука, в секунду замирающего с широко раскрытыми глазами возле машины. — Я смотрю, к поездкам ты на самом деле готовишься основательно, — с улыбкой заключает он, рассматривая находки. — Тэхен, слушай, — Чонгук трет лоб пальцами, — просто положи это все туда, где оно лежало, хорошо? — Предпочитаешь секс в машине? Часто этим занимаешься? — Нет. Тебе какая разница? — Просто спрашиваю, — Тэхен пожимает плечами. — Так много, — он смотрит на ленту презервативов в руке. — Используешь все за раз или просто смотришь наперед? — Никогда не знаешь, куда может привести простая поездка. Тэхен поднимает брови, усмехаясь: — О, правда? — Тэхен, хватит. Он тянется за болтающимися в руке парня презервативами, но Тэхен быстро отползает от него вглубь кузова, отдаляясь. Чонгук недовольно хмурится, старается смотреть в бесстыжее довольное лицо напротив как можно серьезнее, но Тэхен, разыгравшись, не обращает на его суровый взгляд впереди ни капли внимания. Цветастые квадратики, судя по всему, представляют для него больший интерес. Отрывая от соблазнительной череды один, в бирюзовой обертке, он вертит им перед своим лицом и сладко интересуется: — А внутри он тоже голубенький? — Тэхен, положи на место. — Наверное, стоит вскрыть. Тэхен уверенно цепляется за края квадратика и сжимается в предвкушении, когда Чонгук, всего в пару движений залезая в кузов, приближается к нему. Он гулко сглатывает и возбужденно следит за тем, как парень уверенно нависает сверху, за тем, как неспешно перекатываются мышцы его рук и плеч, когда он упирается кулаками по обе стороны от его головы, и за тем, как стремительно расплываются черные зрачки в больших, горящих пламенем глазах. Ему хочется прошептать судорожное «что, блять, происходит». Вечер, начинавшийся так суматошно, бойко и невинно, прямо сейчас с неописуемой скоростью окончательно скатывается в темную ночь, не знавшую никаких границ. Еще несколько часов назад Тэхен не знал, куда ему податься и что делать дальше, а теперь, сдерживая внутреннюю дрожь, он растаявшим пломбиром растекается под крепким телом, готовый вот-вот сорваться в черную бездну чужого взгляда. Чонгук вновь пытается вырвать из его руки несчастные презервативы, но Тэхен не дается, с улыбкой уводя руку за спину. — Я тебя поцелую сейчас, если не отдашь, — хрипло угрожает ему Чонгук, склоняясь ниже. Тэхен с гулко бьющимся в груди сердцем смотрит на губы парня и, невольно облизываясь, повторяет его недавнее: — Не думаю, что испугаюсь этого. Тэхену кажется, что Чонгук задумается о его словах и помедлит, но его целуют порывисто и горячо в следующее же мгновение так, словно только этого и ждали. У него горячо крутит живот и солнечное сплетение. Он нежно вздрагивает от неожиданного напора, тонко всхлипывая, и доверчиво расслабляется, когда Чонгук укладывает руки на его талию и бедро, надежно удерживая. Они целуются быстро, тяжело дыша и мокро сплетаясь языками. У Тэхена так сильно кружится бедная опустевшая голова, что он забывает про чертову ленту презервативов и хватается за чужие плечи, чтобы не позволить себе выпасть из великолепной реальности. Чонгук терзает его губы с теми же страстью и голодом, с которыми недавно поглощал еду. Всасывая их и кусаясь, он опускает бедра и впервые притирается к тэхенову паху собственным. Как только Тэхен чувствует наливающиеся жгучей тяжестью яйца, он слабо отталкивает Чонгука от себя и взволнованно поглядывает вниз. — Все в порядке? — хрипя, спрашивают его. — Я завожусь. Чонгук прослеживает за его взглядом, также смотря на их соприкасающиеся бедра. — Тебе приятно? — интересуется он. — Что? — Быть со мной. Когда я касаюсь тебя и целую, тебе приятно? Тэхен не сдерживает улыбки. — Да, — признается он. — Не будешь против, если я сделаю что-нибудь? — Ты... хочешь вставить- — Нет, — Чонгук усмехается. — Нет, что-нибудь попроще. Тэхен ненадолго задумывается, отвлеченно гладя парня по плечам. Если Чонгук продолжит вот так его целовать и обнимать, то он непременно возбудится окончательно. Его член затвердеет, и опасть ему поможет лишь оргазм, который без должной стимуляции Тэхен получить не сможет. Наверное, Чонгук просто позволит ему потереться о свое бедро, и на этом все закончится. В принципе, ничего криминального, верно? Он доверчиво жмется к крепкому телу сверху и коротко целует парня в уголок губ, шепча: — Делай что хочешь, только нежнее. В глазах Чонгука загорается безудержный огонек радости. Тэхен, замечая это, коротко смеется и закатывает в наслаждении глаза, когда мягкие губы впервые касаются его шеи. Быстрые поцелуи чередуются с целомудренно долгими и влажными, лаская кожу от самого подбородка и до ключиц. Тэхен щедро откидывает гудящую голову назад и цепко впивается пальцами в напряженные предплечья под руками. Бедра Чонгука вновь оживают. Он размеренно двигает тазом, потираясь о тэхенов пах, и подталкивает парня под поясницу, безмолвно прося прогнуться в спине. Тэхен ласково выгибается и скромно стонет от твердого колена, неожиданно упирающегося прямо ему в мошонку. Он по наитию елозит по нему пахом, опускает взгляд вниз, наблюдая за тем, как Чонгук вылизывает его затвердевшие соски, и закусывает покрасневшую губу, когда на него горячо смотрят в ответ. Господи, это же его сосед! Тот самый Чон Чонгук — айтишник, водитель Форд пикапа и просто хороший парень, с которым Тэхен проводил все свои одинокие ночи, долго разговаривая и куря. Какого хуя он вообще с ним творит? А вообще, какая разница, боже. Кем бы Чонгук ни являлся, Тэхен бы априори повелся на него. Рано или поздно это должно было случиться. Это понимали оба. Тэхен тонет в ебаном адреналине с головой. Безвозвратно. Вся сегодняшняя ночь является для него настоящим открытием. Все, что он сегодня увидел, услышал и попробовал, заменило ему прежние воспоминания, теперь казавшиеся простым серым фоном. Ничто не заставляло его так трястись и трепетать изнутри, как чертов Чон Чонгук, жадно кусающий его прямо за бусину соска. Никто и никогда не казался ему столь же возбуждающим, как этот безумный парень, позволяющий начать тереться о собственное бедро. Кровь в венах закипает в секунду, стоит лишь Тэхену размашисто проехаться затвердевшим членом по крепким мышцам. Ткань узких шорт вновь впивается ему в задницу и с силой проезжается по стволу, но он терпит эту боль, наслаждаясь тем, как его головка трется о грубую резинку на поясе, покрытом частыми складками. Чонгук поднимается с поцелуями обратно к влажной шее и впивается в тэхеновы губы, начиная слабо тереться о ногу парня, выставленную в сторону. Тэхен глотает каждый чужой стон, едва поспевая отвечать на безумный поцелуй. Чонгук жарко выдыхает ему в рот и гортанно рычит, когда безвольно ускоряется. Они двигаются в унисон друг другу. Член в шортах Тэхена сладко истекает смазкой, быстро впитывающейся в ткань, и дергается после каждого хриплого стона Чонгука. — Я кончу, — шепчет Тэхен, на секунду отрываясь. — Сейчас? — Скоро. — Я тоже. Тэхен прерывисто скользит потными ладонями на талию Чонгука, невольно направляя и себя, и его. Чонгук убирает руки с его тела и упирается крепко сжатыми кулаками в покрывало. Он ритмично двигает бедрами, делая одну мощную волну за другой и вынуждая Тэхена под собой метаться из стороны в сторону. С его мокрых после купания волос сыплются холодные капли воды. Падая Тэхену на грудь, они едва не шипят, тут же испаряясь. Оргазм накрывает Тэхена так резко и неожиданно, что он перестает понимать происходящее. Грубо сжимая чонгуковы бока, он отрывает задницу от кузова и с силой вминается дергающимся под тканью шорт членом в бедро между своих ног. Его тело сотрясает долгая судорога. Он приторно дрожит, кончая, и пропускает сквозь истерзанные губы один беспомощный стон, утопающий в чужой шее. Чонгук позволяет ему излиться до конца и безвольно обмякнуть. Немного выжидая, он догоняется еще парой движений и, тяжело дыша, кончает следом. Тэхен следит за ним сквозь приоткрытые веки и тепло обнимает, когда буквально чувствует на себе стороннюю удовлетворенную дрожь. Они одновременно облизываются и поднимают друг на друга замыленные усталостью взгляды. — Все в порядке? — осторожно спрашивает Чонгук. — Да, — слабо выдыхает Тэхен. — Ноги слегка потрясывает изнутри. — Это из-за напряжения. Скоро пройдет. Тэхен коротко кивает, смотря вниз. — Прости, — Чонгук неловко улыбается. — Все получилось слегка... суматошно. — Да ничего, — Тэхен усмехается. — Мне понравилось. Он скромно смотрит парню в глаза. Его щеки краснеют в унисон щекам Чонгука. Вспыхнув, как две обожженные пламенем спички, на несколько бесконечно долгих минут, сейчас они размеренно тлеют, остывая. Чонгук обеспокоенно бегает взглядом по зардевшемуся лицу Тэхена и, впервые чувствуя адскую усталость в руках, тяжело перекатывается в сторону, укладываясь возле парня. Высокое небо, освободившись от туманной пелены облаков, уже пронизывалось первыми нотками очередного рассвета. Кое-где, приветливо мигая, еще сияли самые яркие звезды. Море в стороне умиротворенно шумело, плескаясь пеной у самого берега. Позади были слышны первые крики ранних чаек. — Уже светает, — удивленно заключает Чонгук. — Немудрено: сейчас же лето. — Люблю лето. Тэхен поворачивает к Чонгуку голову, предполагая: — За короткие ночи? — Да. Чонгук улыбается, так же поворачивая голову. Тэхен улыбается ему в ответ. — Я тоже. Они быстро оглядывают лица друг друга. Тэхен отворачивается первым и только сейчас чувствует отвратительную липкость в шортах. Он осторожно оттягивает резинку от живота и вмиг кривится. — Слишком много спермы. — Мне кажется, у меня не меньше. — Есть какие-нибудь салфетки или полотенца? Хочу вытереться и одеться в сухое. — Да, секунду. Чонгук неторопливо поднимается с места, спрыгивает с кузова и открывает одну из дверей, чтобы достать из бардачка пачку влажных салфеток. Он быстро вытирает себя и переодевается, после чего передает салфетки и помявшуюся одежду Тэхену. Тэхен скромно приводит себя в порядок прямо при Чонгуке, слабо отвернувшись от него, и расслабленно ложится на спину, раскидывая руки в стороны. — Теперь я хочу спать, — тянет он. Чонгук забирается обратно в кузов с еще одним пледом в руках. — Давай подремлем перед дорогой, — приговаривает он, укладываясь рядом с парнем и накрывая их. — У меня тоже глаза слипаются. Машину вести точно не смогу. — Хорошо. Тэхен уютно укутывается в край пледа и мило ойкает, когда Чонгук крепко обнимает его за талию, прижимаясь головой к груди. — Ты же не против? — бубнит он ему в ткань футболки. — Я привык обнимать подушку во время сна, поэтому... — Все в порядке, — с улыбкой перебивает Тэхен. Он робко кладет руку на чонгукову спину и размеренно скользит кончиками пальцев по расслабленным мышцам, едва выступающим сквозь рубашку. Спустя всего пару минут вокруг Форда слышится одно лишь сладкое сопение. Они выезжают с пляжа в девятом часу утра, когда прибрежные магазинчики уже открываются, небо, окончательно светлея, сияет чистой голубизной, а на трассе появляется больше машин. По пути Чонгук предлагает заехать в уже знакомое им кафе, чтобы позавтракать, и Тэхен, воодушевленно кивая, соглашается. Дорога домой оказывается для Тэхена более быстрой, нежели дорога до моря. Чонгук рядом с ним молчаливо ведет машину, иногда беспричинно улыбаясь. Тэхен часто поглядывает на него, умиляется от его спутавшихся после сна волос, впервые замечает небольшой шрам на скуле и, неумолимо вспоминая все, произошедшее этой ночью, разрывается от жгучих эмоций, переполняющих его с лихвой. Ему хочется высунуть голову в открытое окно и прокричать встречному ветру о том, насколько он сейчас свободен и счастлив. Возвращение домой явно обременяет его, однако он откладывает переживания на более поздний срок, наслаждаясь тихой поездкой. Их спальный район привычно спокоен. Машин, стоявших перед домами прошлым вечером, уже нет: почти все соседи разъехались на работу еще после рассвета. Чонгук мягко тормозит возле своего домика, отстегивает ремень безопасности и выходит из Форда, чтобы обойти его спереди. Он открывает Тэхену дверь, и Тэхен с выдохом спрыгивает на землю, покидая салон. — Твои родители сейчас дома? — спрашивает его Чонгук, нависая над ним и упираясь руками в крышу. — Наверное. Мать точно должна быть. Она уезжает не раньше двенадцати. — Поговори с ней, ладно? Если вдруг будет ругаться, зайди за мной, и я сам все объясню. — Ладно. Тэхен коротко улыбается и цепляется пальцами за чонгукову рубашку. Чонгук ласково скользит по нему взглядом и, оглядываясь по сторонам, тихо признается: — Я поцеловать тебя хочу, но нас тут увидят. — Если быстро поцелуешь, то никто ничего не заметит, — наивно предполагает Тэхен. Чонгук прекрасно понимает, что все это — бред, что их наверняка уже кто-нибудь заметил, но отказать себе и Тэхену в коротком миге удовольствия не может: с улыбкой склоняясь ниже, он глубоко целует парня и счастливо жмурится, когда его надежно обнимают за талию. Они нехотя отстраняются друг от друга, и Тэхен, тяжело вздыхая, шагает в сторону своего дома. Чонгук с не сходящей с лица улыбкой следит за ним до того момента, пока он не скрывается за белой дверью, и, глупо смеясь, утыкается лбом в сложенные на крыше автомобиля руки. Его сердце безумно колотится в груди, пальцы легко подрагивают, а грудь переполняет удушающий жар. Желание вновь сесть в машину и сорваться с места в неизвестном направлении одолевает его все стремительнее, но он с усилием глушит его и ставит Форд на сигнализацию, скрываясь за дверью своего дома. Неожиданная сладкая радость порождает в Чонгуке бесконечное желание двигаться. До самого вечера он успевает разобрать сарайчик на заднем дворе, обрезать поросшие кусты возле забора, скосить траву перед домом и, сбегав за продуктами в ближайший магазин, начать готовить ужин. Он часто задумывается о том, как именно прошел разговор Тэхена с родителями, однако возможности узнать наверняка у него не оказывается: он даже не взял у парня номер телефона. Поэтому, перемешивая в сковородке почти готовую пасту с беконом, он с интересом смотрит идущего по телевизору Железного человека, стараясь отвлечься. Ближе к ночи, когда на засыпающий район опускается долгожданная прохлада, Чонгук по привычке выходит на задний двор, садится на ступеньки крыльца и, закуривая, задумчиво смотрит в звездное небо. Вдруг позади него, возле забора, закрытого тенью соседской вишни, слышится подозрительное шуршание, вызывающее у него мгновенную улыбку. Уклоняясь от низких веток, Тэхен шагает по низкому газону и улыбается Чонгуку в ответ, устало присаживаясь на ступеньку рядом. — Привет, — тихо здоровается он. — Привет, — Чонгук радостно смотрит на его макушку. — Давно не виделись. Тэхен коротко смеется. — Поговорил с родителями? — Ага. — И как все прошло? — Нормально, — Тэхен рассматривает убранство всего двора. — Я сказал, что хочу больше внимания от них, и они обещали исправиться. Посмотрим, как все сложится дальше. — Все будет хорошо, — приободряет Чонгук, обнимая его рукой за плечи. — Я хотел прийти к тебе раньше, но мама организовала семейный ужин с заказанными из KFC острыми куриными ножками и картошкой фри. Впервые в жизни видел, как отец, сняв рабочий костюм, ел что-то руками. Потом они утащили меня в гостиную, и мы смотрели повтор всех частей Железного человека, пока мама не уснула. — Ну и как? Понравилось проводить время с родителями без «ножей и вилок»? — Было немного странно видеть, как они пытаются подражать подросткам, но... да. Я чувствовал себя хорошо в новой обстановке. Неизвестно, правда, на сколько их хватит. Надеюсь, как раз до того момента, как я перееду в собственное жилье. Чонгук мягко улыбается и, крепче прижимая к себе парня, коротко целует его в висок. Тэхен укладывает ладонь на его колено и утыкается лицом в шею, чтобы вновь вдохнуть успокаивающий его аромат ровной загорелой кожи. — Спасибо, — приглушенно бормочет он. — За то, что поддерживал все это время. И за прошлую ночь тоже спасибо. — Обращайся, — усмехается Чонгук, гладя его по волосам. В траве оживают беспокойные цикады и сверчки. Окутывая двор веселым стрекотом, они скачут по низким травинкам и разбавляют своими звуками уютное молчание. Луна неспешно выглядывает из-за деревьев впереди и светит с неба яркой лампой, покрывая чонгуков дом блеском рассеянного серебра. — Хочешь покурить? — нарушает тишину Чонгук. — Хочу много целоваться и валяться вместе до утра. Чонгук коротко улыбается, заглядывая Тэхену в лицо. — Родители не будут волноваться, если ты не заночуешь дома? — Я сказал им, что ушел к тебе, так что вряд ли. — Тогда, — Чонгук поднимается с места и лениво тянет Тэхена за собой, — пойдем внутрь. Чего целоваться на холоде, верно? Тэхен довольно хохочет и, обнимая парня со спины, вразвалку шагает за ним в дом. Целуются они — как Тэхен и требовал — до самого рассвета.