dance with the devil

      Запах затхлости режет обоняние остротой, и влажность противно оседает на коже, впитываясь в кровь. Морозный холод скользит по телу, цепкими щупальцами опутывая конечности, тьма поглощает любое прикосновение света изнутри, а Хёнджин лишь отчетливее осознает, насколько ненавидит вампирские замки. Это первый раз, когда он столкнётся лицом к лицу с древним вампиром, но каменные стены заброшенного особняка уже претят Хвану. Толстые ограды, окутанные туманной темнотой — пристанище только самой отъявленной нечисти, но охотнику на вампиров не пристало жаловаться. Его судьба — быть Танцующим дьяволом Хван Хёнджином, даже если он не выбирал эту участь.       Дар управления пламенем редко встречался в Сельрее (на всё королевство наберётся едва ли несколько десятков людей, наделённых такими способностями), но талант огня являлся самым эффективным орудием против порождений тьмы, поэтому король вынужден был обязать обучать охоте на нежить всех детей государства с уникальным умением: чудовища в последние годы повылазили из убежищ, став реальной угрозой для людей. И хотя причина возросшей наглости монстров по-прежнему оставалась неясна, будущее Хвана оказалось предопределено, и он уже не мог выбирать, кем ему быть. Он — охотник на вампиров, и это то, что он должен делать ради безопасного существования людей.       Собственное дыхание кажется чересчур беззвучным, хотя в кромешной тишине здания должно бы гулко свистеть на каждом выдохе. Толстые стены поглощают любые звуки, и каждый шаг тонет в молчаливом пространстве еле слышимым стуком каблука. Вокруг темно, сыро и холодно, но полно почти догоревших ещё чёрт знает когда свечей, которые Хван решает зажечь: от этого места у него мурашки разбегаются по коже. Хёнджин выставляет вперёд ладонь и прикрывает глаза, чувствуя, как пламя струится по венам к кончикам пальцев, скручивается в сгустки энергии в сжатой ладони. Он выпускает его наружу, расслабляя руку: маленький огонёк потрескивает в изящных пальцах и за секунду охватывает всю ладонь жаром, разгораясь. Хёнджин облегчённо выдыхает, лёгким взмахом зажигая все свечи в полуразрушенном зале — так становится спокойнее.       Огромное пространство с несколькими разбитыми колоннами безжизненно, и лишь одинокое, обрамленное золотом зеркало на всю стену виднеется в конце абсолютно пустого помещения. Возможно, многие сотни лет назад именно в этом зале проводились банкеты, до тех пор, пока местный обитатель не раскрыл себя людям. Искать вампира по всему зданию желания нет совершенно: Хёнджин не любит свою профессию, не любит убивать (и совсем не важно, люди это, животные, вампиры, оборотни, эльфы, гномы или прочие мифические существа). Его можно назвать пацифистом или наивным, но он действительно совсем по-детски надеется, что однажды эти бессмысленные войны и нападки прекратятся (как бы абсурдно не звучала мысль, что вампиры перестанут сосать людскую кровь). И Хван хочет покончить со всем сейчас максимально быстро, чтобы вычеркнуть из своей памяти очередной неприятный эпизод.       Ладони плавно скользят по рукам, пока Хёнджин расстёгивает запонки на сковывающей движения рубашке, позволяя своим жестам стать более свободными. Он зубами цепляет ленту на запястье, развязывая некрепкий узел, и стягивает длинные волосы на затылке, убирая мешающие у лица прядки. Хван не хочет заморачиваться, не станет тратить силы на эту миссию: он просто испепелит здесь всё дотла, заставит руины здания пылать и кипеть, выжжет весь воздух вокруг; вампиру будет некуда деться, если он дорожит своим полуразрушенным убежищем, то явится сам.       Ещё шаг в сторону зеркала, и Хёнджин прикрывает глаза, чувствуя, как стихия бурлит в крови. Его называют Танцующим дьяволом не просто так: у него весьма специфичный способ управления своей огромной магической силой, которая плохо поддаётся контролю, но Хван и не пытается сдерживать себя. Танец — это полная свобода действий, только желания тела при молчаливом разуме; голос ощущений в танце всегда звучит громче, отчётливей, поэтому охотник всецело отдается ему. А пылающие чувства — мощь куда неограниченнее холодного рассудка.       Мелодия беззвучна для всех, её слышит только Хёнджин, сейчас находящийся в шаге от черты, отделяющей его от безумства. Веки приятно тяжелеют, и когда Хван распахивает глаза, его взгляд уже затянут туманной пеленой, а собственная ладонь крепко сдавливает шею. Граница здравомыслия пройдена, а игры с огнём опасны, но…

I've always liked to play with fire

      Первый импульс тела, бьющегося в унисон с ударами сердца, огненным взрывом вспыхивает вокруг Хёнджина. Пламя трепещущими языками рисует контуры танцевальных па на холодном полу, пока пальцы ладоней сцепляются в замок, словно в попытке спасти друг друга от падения с обрыва, но соскальзывают, царапая ногтями нежную кожу на подушечках. Ссадины мелко кровоточат, но охотник лишь безумно сверкает радужкой голубых глаз, замечая в отражении зеркала чужую фигуру, материализовавшуюся всего в нескольких метрах от него — Хван оказался прав, когда предположил, что зеркало вряд ли из серебра.       Хёнджин чуть игриво поворачивает голову в сторону незнакомца, дьявольски пошло и изящно скользит пальцами по собственной щеке, оставляя легкие кровавые дорожки на коже, очерчивает пухлые губы, пропуская указательный палец глубже и кончиком языка слизывая каплю алой жидкости. Насыщенные красные глаза в отражении блестят неудержимым желанием, и танцор внутренне победно усмехается: Хван может быть совершенно заурядным человеком (если исключить магические способности), неконфликтным и мягким, любящим примитивный комфорт и спокойствие, наивно верящим в абсолютно абсурдные вещи и даже чересчур бесхребетным; но то Хёнджин, а перед Танцующим дьяволом ещё никто и ни разу не устоял.       Снова несколько плавных движений руками, переливающихся в красивую дрожь всего тела, и Хёнджин, кружась, смещается в центр зала, пока языки пламени уже почти танцуют вокруг вампира, мягкой поступью скользя к ступням. Волна всем телом, и огонь вокруг уже пульсирует бушующим океаном, печет на коже горячими поцелуями. Хёнджин наслаждается танцем, тонет в ощущениях, почти художественно откидывая голову назад, на чужое плечо, когда чужие холодные ладони скользят по талии, и плотоядно усмехается:       — Так близко, неужели совсем не боишься сгореть? — короткий выдох в накаленном воздухе лишь чуть ощутимо щекочет мочку уха, но температура помещения никак не влияет на тон голоса и запахи, отчего вампир почти задыхается из-за легкого аромата его крови вокруг и мягкой хрипотцы, когда ладонь скользит по горячему телу мага.       — А ты совсем не боишься играть с огнем? — мягкое «вопросом на вопрос» с томным выдохом касается шеи, пока вампир впитывает в себя каждую нотку манящего благоухания человеческой плоти, ведёт носом рваную линию от челюсти к ключицам, лижет, чуть пробуя на вкус: охотника хочется укусить, слизывать струйки расползающейся крови и сходить с ума от сладости на губах, самому став охотником. Но прежде…       Ощущения ласкают разум, отчего Хёнджин совсем уж неконтролируемо и изысканно скользит невесомыми прикосновениями по собственному телу, поднимаясь от бедра к шее, мажет кровавыми дорожками по застёгнутой на одну пуговицу рубашке и оголённой пылающей груди. Вампир ловит его фаланги губами, один за одним пропуская пальцы во влажный рот, обильно посасывает каждый и прикусывает, выдавливая на язык чуть больше крови, и отпускает совсем мягко, но звучно, красиво причмокивая: его кровь доводит до безумства.       Но ещё стук глухих битов в ушах, словно под толщей воды, и Хёнджин отстраняется, с гулким ударом падая перед вампиром на колени, искусно выгибается всем телом, являя взору маленькую серебристую штангу в пупке, и деликатно запрокидывает голову назад, несколько раз подаваясь вверх корпусом, когда чужая ладонь проскальзывает под рубашку, оглаживая напряжённую спину, и будто бы тянет на себя. Пламя вокруг штормит совсем как мага: огонь неистово шипит, взрывается, тухнет и вспыхивает вновь, когда ледяные губы вампира отметинами рисуют по шее, дорожкой следят вниз к пупку, язык постыдно ямочку облизывает, поддевая пирсинг, а ладонь сжимает и легко поглаживает пах. Хёнджин ломается.       Хёнджин дышит совсем судорожно, когда музыка в голове в миг растворяется, впуская звуки и уже совершенно другие ощущения в его безумный мир. Лёгкие поглаживания вдруг сменяются уже вполне настойчивым трением, а рассудок плавится лишь больше, так и не успев восстановиться после огненного танца, совершенно бесцеремонно прерванного вампиром. Что там Хёнджин планировал? Зачем он вообще явился в этот замок? Вопросы роятся в голове, порхают и мечутся подобно бабочкам, но разбиваются на осколки, вспыхивают и сгорают в бурлящем пламени, осыпаясь выжженным пеплом, так же мгновенно, как появились, едва маг неосознанно подаётся бедрами навстречу чужой ладони, лишь усиливая трение. Приятная нега разливается по телу от переизбытка чувств, а возбуждение стягивается внизу живота, погружая все мысли в вязкую жижу, из-за которой Хёнджин уже совсем не может думать. Да и не хочет, в общем-то, совершенно, хочется лишь отдаться ощущениям, пока твердеющей плоти под брюками становится излишне тесно.       — Назови мое имя, Танцующий дьявол Хёнджин, — предупреждающий шёпот в пупок, и вампир красиво оттягивает зубами пирсинг, чуть прокусывая светлую кожу на животе, пускает пару капель крови клыками и грациозно зализывает ранки, вновь поднимаясь поцелуями выше, повторяет значительно жёстче и громче: — Ты знаешь, назови!       — Древний вампир из графского рода Кимов Сынмин, — охотник почти нетерпеливо кусает губу, когда вампир сильно сжимает его через штаны, пуская по телу ощутимый разряд. Хёнджин невольно откидывается на локтях, одной рукой он притягивает врага за волосы ближе, не то хмелея, не то распаляясь от поцелуев, как только язык Кима касается чувствительного соска; стон чудом удаётся сдержать. — И я пришёл уничтожить тебя.       Огонь беснуется вокруг неконтролируемым цунами, жадно заглатывая в себя всё больше пространства, уничтожая кислород, и лишь ровным кругом окольцовывает вампира и мага. Хёнджин, честно, держится из последних сил. Он знать не знает, чего сейчас больше хочет — уничтожить врага или послать ко всем чертям проклятые правила и проучить не на шутку разошедшегося вампира, — но всё же старается сохранить самообладание, не позволив пламени совсем выйти из-под контроля и взорвать этот полуразрушенный особняк к чёртовой матери.       — А ты сначала попробуй, — дерзость врага режет слух, и Хван наконец срывается, в мгновенье ока опрокидывая бездействующего, но ехидного вампира на спину и нависая сверху.       — Ты пожалеешь о том, что решил поиграть со мной.       Раздражённое шипение мага щекочет скулу у вампирского уха, пока длинные пальцы умело расправляются с противными пуговицами на рубашке, которых, как Хёнджину кажется, без малого под сотню. Мокрый язык пошло скользит по щеке к устам, а губы Сынмина безнадёжно жалит напором охотника, искусно и жадно проникающего в рот. Ким более чем доволен оказанным эффектом от брошенной фразы; несдержанность врага его же и погубит. Ну а пока…       Сынминовы ледяные ладони рассеянно блуждают по подтянутому разгорячённому телу Хвана, создавая ощутимый контраст, пальчики очерчивают каждую доступную мышцу, расстёгивая последнюю пуговицу на измученной рубашке и отбрасывая вещь куда-то в сторону, в самое пламя. Ещё несколько минут назад бывшая идеально белой одежда мгновенно вспыхивает, загораясь вместе с натянутыми нервами обоих: они точно так же чувствуют себя сотканными из мелких волокон, отчего каждое касание пламенной страсти на коже раз за разом выжигает бесценные нити выдержки.       Вампир цепляет пальцами чужой пирсинг, из интереса чуть скручивая в одну из сторон, огонь отзывается звучным треском и искрами, за секунды распаляясь — очевидно, это контроллер энергии, не позволяющий магу стать живой бомбой, способной уничтожить всё на своем пути. Ким внутренне ликует, начиная совершенно по-детски подкручивать штангу в разные стороны: пламя то взрывается диким штормом, то вовсе тухнет, подобно сдувшемуся шарику. Сынмину чертовски забавно наблюдать за таким огненным фейерверком вокруг и ничуть не менее яркой реакцией мага, терпение которого, впрочем, начинает выходить из-под контроля: а давайте к вам подойдет маленький ребёнок и начнёт дёргать за конечности в разные стороны, чисто из интереса; согласитесь, мало приятного (и абсолютно плевать, что дёргают Хёнджину, вообще-то, пирсинг, по ощущениям — ей богу! — никакой разницы!)       — Весело тебе? — Хван всё-таки не выдерживает, саркастично скалясь, он крепко перехватывает вампирскую ладонь на своем проколе, оттягивая подальше от многострадального контроллера — надоело, честное слово! — Погремушек в детстве не додавали?       — А что, неужели подаришь?       Язвительная насмешливость — одна из наиболее сильных сторон Сынмина, да и Хёнджина оказывается на редкость сладостно выводить из себя. В конце концов, со своей вампирской мощью Ким с лёгкостью мог бы вернуть власть над собственной рукой, или вовсе показать, кто тут владыка и хозяин, но это оказалось бы излишне скучно, а вампир привык брать максимум от ситуации, в полной мере наслаждаясь каждым мигом. Потому вместо этого изящные ледяные пальчики свободной сынминовой руки лишь вновь ощутимо пробегаются по напряжённым мышцам, проскальзывая под край хвановых штанов (а затем и нижнего белья), и совершенно нахально почти до боли сдавливают чужую плоть. Хёнджин едва ли не шипит, что Киму чертовски по вкусу: маг должен понимать, с кем решил связаться.       Однако и охотник в долгу не остается: за наглую попытку врага поиграться с его штангой, отомстить Хван решает столь же изощрённо. С дерзкой, самодовольной ухмылкой он концентрирует энергию на кончиках пальцев, нагревая их до состояния раскалённого металла, и плавными едва ощутимыми касаниями ведёт по коже вдоль вампирского оголённого живота, оставляя насыщенные красные дорожки, которые тут же сам влажно целует и щедро облизывает. Вампир под Хваном лишь неприятно корчится, одновременно с этим подаваясь корпусом навстречу поцелуям: контраст между жгучей болью и кайфом от ощущений оказывается чересчур пограничным.       Охотник разошёлся не на шутку и видимо решил, что он здесь правит бал, что Сынмину совершенно не нравится, почти до побеления костяшек в сжатых кулаках: он — вампир, и явно сильнее мага по всем характеристикам, пусть даже это одарённый Танцующий дьявол, чья слава идёт впереди него самого, но любому самоуправству всё же должны быть видимые границы, и за их нарушение Хван обязан поплатиться. Ким цепко хватает мага за ягодицы, почти молниеносно припечатывая спиной к огромному зеркалу, Хёнджин в прямом смысле даже ойкнуть не успевает, лишь дивясь исключительной прочности стекла, которое почему-то совершенно даже не треснуло (на счастье целой и здоровой спины Хвана, очевидно, хотя лопатки от удара всё же начинает ощутимо припекать и саднить).       — Не забывай, с кем имеешь дело, Танцующий дьявол, — тихий шёпот в шею — в область ярёмной ямки мага — медленно скользит по ключице к плечу, чуть застывает едва ощутимым касанием губ на коже, прежде чем вампир впивается зубами в мягкую плоть.       Хёнджина ведёт от странного, абсолютно необъяснимого и непонятного ему самому чувства. Боли не ощущается совершенно, но пространство вокруг предательски танцует, заставляя откинуть голову о холодное зеркало и закрыть глаза в попытке восстановить равновесие. Мозг плавится от боли, виски неприятно пульсируют и давят на сознание, а силы будто бы медленно выкачивают из тела, отчего Хван ощущает, как начинает измученно сползать по стеклу. Бушующий в здании океан пламени в одночасье гаснет.       — Ты в моей власти, Хван Хёнджин, — клыки отпускают плоть, и вампир тонко зализывает ранки, которые вновь мгновенно затягиваются.       Силы постепенно возвращаются в истощённое тело, но лишь до того состояния, чтобы охотник мог устойчиво стоять на ногах, а мигрень, наконец, отпустила. Вампир всё продумал заранее, высосав из мага ровно столько крови, чтобы не навредить врагу, но основательно обессилить. Об использовании стихии огня для Хёнджина сейчас не может быть и речи, ему потребуется некоторое время на восстановление энергии. Хван оказался чересчур легкомыслен и недооценил врага, за что в итоге и расплачивается; ему следовало быть более осмотрительным, всё-таки, в отличие от прежних стычек с вампирами, это первая встреча с высшим.        — Я не трону тебя, Танцующий дьявол, не сегодня, — дыхание щекочет кожу, деликатно спускаясь от плеча, по животу и к области паха; увлечённый вампир оставляет несколько влажных поцелуев внизу, с удовольствием отмечая, как напряжён чужой орган под пальцами, а сам охотник на удивление совершенно не сопротивляется, но отчего-то лишь с необъяснимым интересом и предвкушением наблюдает за действиями Сынмина. — Я не сделаю того, чего ты не захочешь.       И Ким без промедления разбирается с чужими штанами, наконец-таки высвобождая наружу возбуждённый член. Глаза у Сынмина почти натурально загораются в предвкушении и мало отличаются сейчас от опьянённых запахом человеческой крови, потому что оглаживать ствол охотника ладонью под нижним бельём и наблюдать это невероятное творение воочию — жилистый и твёрдый, налитый кровью, довольно впечатляющих размеров (вампир даже на секунду ловит себя на мысли, что не прочь бы поизвращаться над собой и магом, впервые попробовав укусить) — это совершенно разные вещи!       Тем не менее Сынмин долго не церемонится и припадает к соблазнительной плоти почти сразу: недолго массирует головку большим пальцем, надавливая на центр, и лишь однократно проводит по стволу, туго сжав ладонь, но не выдерживает истязающего желания и тут же касается головкой по сомкнутым губам, гладит и обводит несколько раз, мокро лаская языком. Он тонко облизывает член по периметру, задевая чувствительную уздечку, проводит языком почти до основания и вбирает в рот, звучно засасывая и сладко причмокивая. Хёнджин выдыхает гулко, противно скрипит подушечками пальцев по зеркалу; соврать, что ему не нравится или он не хочет, уже не выйдет даже при огромном желании, потому что высший вампир из графского рода Кимов Сынмин — определённо точно, однозначно чёртов бог минета.       Вот только всё становится значительно хуже (лучше), когда вампир начинает ритмично двигать головой, сначала помогая себе руками и изредка выпуская ствол, хлёстко надрачивая почти под самую головку, а затем вбирая плоть всё глубже и глубже, доходя едва ли не до основания. Мозг мгновенно отключается от влажности и узости внутри вампира, когда невыпущенные клычки задевают и чуть царапают нежную кожу члена.       Хван уже не соображает совершенно, в какой момент запускает ладонь в волосы врага, давит на затылок и безнадёжно притягивает ближе, губу прикусывает, через силу сдерживая рвущиеся стоны и уже самостоятельно толкаясь в чужой рот, отчего Сынмин машинально мычит, пуская вибрацию по члену. Маг только чувствует приближение разрядки и неосознанно замедляется, потому что момент чертовски хочется растянуть, на что вампир реагирует мгновенно. Ким осознаёт намерения Хёнджина и отстраняется: звучно выпуская орган изо рта и слизывая с губ остатки смазки, он возвращает ладонь на пульсирующую плоть, продолжая мягко надрачивать, но теперь вампир полностью контролирует скорость, не позволяя магу кончить раньше времени. Сынмин удовлетворённо тянется к губам охотника, целует совершенно мокро и пошло, настойчиво проталкивая язык и делясь с Хваном его собственным вкусом.       — Хватит сдерживать стоны, Хван Хёнджин, — шёпот в обласканные губы, и Ким снова мнёт нижнюю, цепляет зубами, оттягивая, а пальцем надавливает на уретральный проход, маг выгибается и коротко стонет, в этот раз не найдя никакого способа заглушить звук; Сынмин более чем доволен, — Красиво стонешь, но можно и погромче, — и поощряет охотника легкими полуукусами по шее, влажно спускаясь к соскам.       Ладонь с члена неожиданно исчезает, что совершенно не устраивает Хёнджина, уже некоторое время находящегося на грани. Но короткое «развернись», пока чужие пальцы окончательно стягивают с него штаны, сжимают оголённые ягодицы, и маг осознает, почему лишился такого необходимого ощущения крышесносной дрочки. Говоря по правде, Хван не привык отдаваться, скорее уж наоборот овладевать кем-то, но с другой стороны, спать с вампирами он, в общем-то, тоже не привык, да и высший вампир из графского рода Кимов, оказывается, удивительно одарён в вопросах секса, поэтому почему бы и не попробовать. Гулять так гулять, как говорится.       — Считай это признательностью за отменный отсос, — и охотник разворачивается, упираясь руками в запачканное отпечатками от его спины зеркало.       Сынмин сзади насмешливо хмыкает, и Хёнджин, честно, даже знать не хочет, почему, предпочитая пропустить это действие, но всё же раздражённо закатывает глаза. Маг опускает голову и теперь не может наблюдать, что происходит за его спиной, и терпеливо ожидает следующих шагов, лишь по звукам понимая, что вампир разбирается с собственными штанами. Возбуждение смешивается для Хёнджина с каким-то предвкушением от предстоящего и даже страхом, но он всегда любил пробовать что-то новое, бросая себе вызов. Чужое тело контрастно прижимается к разгорячённой спине охотника, когда холодные пальцы вампира оказываются на хвановых ягодицах, жадно сминая. Враг притирается возбуждённым органом к ложбинке между половинок, несколько раз упоённо проводя головкой вверх-вниз.       — Сведи ноги поближе, — тяжело шепчет вампир, и маг тут же крепче сжимает бёдра и ягодицы, хотя и не особо понимает, зачем это нужно высшему.       До тех пор, пока не ощущает проникновение в абсолютно неожиданном для него месте и не бросает озадаченный взгляд на чужую налившуюся головку члена меж собственных бёдер. Впечатления весьма смешанные и с непривычки совершенно непонятные. Ещё толчок назад и вдоль мошонки, и Хёнджин ненароком сильнее сдвигает ноги от необычных щекочущих ощущений; Сынмин почти хрипит, полностью опираясь о спину мага, и толкается уже значительно агрессивнее, быстро наращивая темп.       Скольжения теперь обжигают кожу бедер, вызывая у Хвана странное возбуждение и наслаждение. Всё тело наливается от тянущих приятных ощущений, а ноги подрагивают от приближающегося оргазма, дыхание сбивается, и охотник уже чувствует необходимость кончить, когда на головке скапливается природная смазка, потому что терпеть становится совсем невыносимо. Всё ещё опираясь о стекло одной ладонью, другой маг в нетерпении тянется к члену, но рука вампира его опережает, размазывая предэякулят по головке. Хёнджин шумно стонет, несдержанно подаваясь бёдрами в ладонь врага и почти дрожа всем телом.       — Взгляни на себя, — гулко выдыхает Сынмин, начиная водить ладонью по стволу охотника, а другой протирает чуть запотевшее зеркало и поднимает голову мага за подбородок, заставляя смотреть, — такой красивый и порочный. Нравится?       И Хёнджин действительно смотрит. Видит сначала своё лицо, влажное и раскрасневшееся, волосы растрёпанны и совершенно слипшиеся от пота, а в глазах пылает неудержимое желание, такое же, как у вампира, когда Хван увидел его впервые. Затем взгляд опускается по отражению ниже, находя чужую ладонь, так идеально разместившуюся на его налитом члене и изящно и мокро скользящую вдоль всей длинны — охотник задерживает дыхание, открыто наслаждаясь видом и толкаясь в чужую руку. Ещё ниже виднеется головка ствола вампира, красиво появляющаяся и исчезающая меж бёдер с каждым толчком; маг сжимается всем телом, подаваясь бёдрами назад и «насаживаясь» на член Сынмина. Нравится ли Хёнджину? Нет, ему натурально плохо! Хочется кончить от одного только вида в отражении, хочется довести вампира, сдавливая бёдра сильнее, хочется довести себя и наконец излиться в чужую ладонь. Хочется много и всё сразу.       Очень хочется.       — Нравится, — негромко стонет Хван.       И Сынмин неглубоко кусает его по плечам и шее, скользит рукой по стволу в такт собственным толчкам, которые с каждой секундой становятся всё хаотичнее и сбивчивее. Сдерживать себя невозможно, Хёнджин уже, совершенно не стыдясь, в голос стонет, из последних сил оставаясь на ногах и слыша, как так же несдержанно за спиной у него стонет вампир. Всего несколько секунд пика, которые хочется растянуть до бесконечности, и Хвана охватывает сладостная судорога, сковывающая всё тело и заставляющая прогнуться в спине, вырывая из груди последний насыщенный стон.       В себя маг приходит лишь через несколько долгих мгновений, замечая, что вампир излился на его бедра и ягодицы, тяжело нависая сверху. Всего пара секунд, чтобы отдышаться, и Ким разворачивает охотника лицом к себе, настойчиво впиваясь влажным поцелуем в губы. Сначала всё кажется совершенно обычным, и Хёнджин даже не сопротивляется, пока не ощущает слабый металлический привкус на языке.       «Только не… — проносится в голове, прежде чем маг распахивает глаза, шарясь взглядом вокруг и агрессивно толкая врага в попытке отстраниться; взор цепляется за порезанное запястье высшего, откуда по капелькам сочится и стекает бордовая жидкость, — кровь…»       Злость смешивается с резко нарастающей болью во всём теле. Конечности начинает нестерпимо ломить, а кожу словно жжёт окружающий воздух, и Хван откидывается о проклятое зеркало, не в силах стоять на ногах. То, что Хёнджин не любил убивать вампиров, вовсе не значило, что он бы предпочёл сам стать кровопийцей. И хотя Хван не знает, в какой конкретно момент враг успел провернуть всё это, но теперь сожалеть уже поздно, точка невозврата пройдена, и маг прекрасно понимает, началом каких изменений являются его нынешние ощущения. Ненависть переполняет взгляд, и желаний в голове роится так много: хочется бить его словами, рушить всё, что ему дорого, раздирать кожу и лицо, жечь в пламени, вызывая крики боли — но все они сводятся к одному главному — убить вампира. Но…       Охотник сам виноват, что стал добычей.       И всё, что может сейчас сделать Хёнджин, это жадно глотать ртом воздух, пытаясь наполнить словно сгорающие изнутри лёгкие, и будучи даже не в силах пошевелить пальцем, пока мутный взгляд шарится по размытым очертаниям пространства. А винить во всём ему следует лишь себя самого за неосмотрительность, а вампира он винить в праве едва ли каплю: тот сделал всего лишь то, что в его мире является нормой, и не более. Но вампиру он ещё отомстит, времени у него теперь почти бесконечность.       — Ты еще придёшь ко мне, Танцующий дьявол, — последний шёпот, что успевает услышать Хёнджин до того, как окончательно проваливается в бессознательное состояние.       Конечно, он придет. У него просто нет выбора.