***
— Где ты откопал здесь проигрыватель, Шур? Мы же в сирийской пустыне, в самой гуще боевых действий! — восклицает Олег, которого синеволосый парнишка затаскивает за собой в настолько низкую палатку, что когда брюнет встаёт в полный рост, он задевает её потолок головой. — Одолжил на ночь у Вадика, он всё равно спит как сурок, — двигая всё по углам и шумя при этом как стая зебр, Шурик постепенно расчищает место для чего-то, — Сейчас, глупый волк, или никогда, я научу тебя танцевать вальс! Да, самый настоящий! — парень смешно хмурится, — И не смотри на меня так! Взъерошенный Воскресенский, палатка цвета хаки, вокруг ночная пустыня — то ещё странное стечение обстоятельств, но Олег уже не удивляется. Привык, что на войне всегда есть что-то неизведанное, что проще принять как данность, чем постоянно удивляться. Где-то далеко слышатся взрывы. Олег думает, что завтра им нужно отправиться туда, в самое пекло. А сейчас — нужно отвлечься и просто потанцевать. «Просто продолжай дышать. Вдох. Выдох.Ты отлично справляешься, Шур. И что, что сердце стучит, кажется, в сто раз сильнее, чем на всех школьных дискотеках вместе взятых?» — проносится в голове у синевласки, пока Олег снимает с себя камуфляжную майку. В палатке становится жарко. Это первый (и единственный) раз когда он действительно хочет станцевать с кем-то этот тупой медленный танец. Олег вопросительно на него смотрит, Воскресенский чертыхается и нервно вставляет кассету в проигрыватель. «Ночные Снайперы». Не самая подходящая музыка для вальса, но всё же лучше, чем гнетущая тишина пустыни, прерываемая едва слышными взрывами.Южный полюс в снегах, южный полюс закрыт.
На торосах растут ледяные цветы.
Опоздавших не ждут, им без нас хорошо.
Кто из нас станет первым, кто сможет сказать:
«Извини, я остыл»?
Олег постоянно наступает парню на ноги, но Шурик лишь откидывает голову назад и смеётся. — Забей, Олеж, сейчас это мелочь, — на этих словах сердце Волкова быстро колотится, хоть тот и виду не подает. Для него это далеко не мелочь. Вскоре они разгоняются и танцуют настоящий вальс в этой крошечной палатке. Шура спотыкается обо что-то и начинает падать назад, Олег подхватывает его за талию и сразу же возвращает парня в обратное положение. Они, конечно, смеются над этим, но Шурик будет прекрасно помнить, как резко улыбка на лице Волче сменилась беспокойством и паникой.Южный бег как мишень в океане без дна.
Южный ветер плюёт солью на паруса.
Южный знает кто враг, южный не предаёт.
Южный намертво впаян в твои
Поднебесного цвета глаза.
***
Песок везде. Он забивается под одежду, в ботинки, в рот, несмотря на плотно повязанную на лице арафатку. Липкая от пота шея чешется так, что Олег не сомневается — скоро будет раздражение, опять придется потратиться на какую-нибудь сомнительную мазь. Волче прячет улыбку и говорит себе сосредоточиться на задании. Его группе нужно совершить диверсионную операцию глубоко в тылу врага. Им осталось лишь перейти один старый мост, но чувство опасности не покидает брюнета. «Не стоит туда соваться.» — Олег негромко говорит группе. — Да чё ты жмёшься, Поварёшкин, этот мост тыщу лет простоял и ещё столько же простоит! Я не буду делать крюк в пятнадцать километров, потому что тебе что-то там показалось! — возмущается Вадим, — Идём, ребят! — Не, нафиг, я в обход, — коротко бросает Олег и разворачивается в противоположную сторону. Через пару мгновений он слышит грохот, усмехается про себя — «А я же говорил», оборачивается и понимает — это было не мост. Далеко не мост. Весь отряд, кроме него, попал в засаду врага. И только он может попытаться их всех спасти. Спасти своего синеволосого демонёнка с «поднебесного цвета глазами», будь проклята эта песня.Южный полюс молчит. Мерно катит слюна
По гортани туда, где рождается звук.
Никаких новостей, нас берут на испуг.
Нас измором берут, никаких новостей.
Бьёт под дых тишина.
***
В пустыне снова звучит несколько взрывов. Казалось, они уже обыденность для всех, но не для Волкова в этот момент. На его руках лежит, истекая кровью, его Шурик, Сослуживцы вызывают подкрепление, которое должно прибыть с минуты на минуту. Олег судорожно ищет глазами аптечку или что-то более-менее чистое, чем можно перевязать рану. — Мы не сможем выбраться отсюда живыми, не так ли? — Шура слабо улыбается, пытаясь запомнить каждую чёрточку лица Волкова. — Может быть, мы и не сможем… но ты — сможешь, обязательно сможешь, — Олег говорит это очень тихо Шура едва слышит шёпот. Голова пульсирует, мир вокруг расплывается, глаза начинают терять фокус. И так много крови, столько крови, столько крови повсюду, и агония разрывает грудь- — Ты должен жить. Ты должен, должен, должен, пожалуйста… У Воскресенского галлюцинации, иначе и быть не может, потому на него смотрят глаза Олега, а его голос наполнен болью, паникой и ещё чем-то, что синеволосый никак не мог назвать. Он моргает, и снова словно теряется в тумане из крови и тьмы, проваливается в небытие. — Нет! , — кричит Олег. В его голос пробирается отчаяние, когда он сильнее прижимает руки к ране на боку у синевласки. Безнадёжная попытка остановить кровотечение, — Ты не можешь умереть, — шепчет он охрипшим и надломившимся голосом, — Я снова станцую с тобой этот вальс, я обещаю. Только живи. Шурик борется, пытаясь уцепиться за слова, открыть глаза, чтобы увидеть хоть что-то, открыть рот, чтобы сказать хоть что-то, но мир ускользает от него, он падает… падает… падает… — Прошу, — последние слова Волкова, которые он слышит перед тем как окончательно уйти.Южный полюс закрыт от зимы до зимы.
Безрассудочен пыл пилигримов-юнцов.
Не дождутся весны, и рискнут на авось,
И вернутся домой, поседев до корней в платьях для мертвецов.
***
Южный полюс уснул снами холостяка.
Я все ночи к тебе прижимаюсь щекой.
Южный нас не пустил. Не целован никем.
Южный шанс упустил, и ему никогда не обняться с тобой.
Олег дёргается и открывает глаза. Ещё секунд пять он был потерян во времени и пространстве. Сердце бешено бьётся, а по спине стекает холодный пот. Наконец, он снова может шевелиться. Значит, всё ещё жив. Он, но не Шура. Каждый раз Олег проклинает самого себя за армию и горячие точки, Сирию с погибшим там Воскресенским. Руки снова начинают дрожать — последствия ПТСР. В темноте, чтобы не разбудить рыжего, Волков идёт на кухню. Лишь чудом умудрившись не задеть головой полку, которую Серёжа забыл закрыть, Олег закидывается таблетками и бредёт обратно в кровать. Разумовский уже не спит, не может спать, когда он один. В этом они с ним похожи. — Ты боишься смерти? — раздаётся сонный голос Серёжи, когда под весом тела Волкова прогибается матрас. — Я разве похож на человека, который боится смерти? — усмехается Олег. — Ты и есть человек, который боится смерти. Ведь ты был близок к ней столько раз, что ты имеешь полное представление о том, каково это. — Значит ты прожил шикарную жизнь, Серый, если правда считаешь, что умирать — это настолько плохо. И ты идиот, если думаешь, что я боюсь поражения, — Олег снова уходит в себя. «Знаешь, Волче, я боюсь, что когда-то ты уйдёшь от меня к нему» — эти слова так и не звучат в спальне. Сергей боится, что он когда-нибудь проснётся, а его Олега не будет рядом. Что он будет где-то далеко от него и никогда к нему не вернётся.Держи меня за руку долго пожалуйста,
Крепко держи меня, я не пожалуюсь.
Сердце в плену не способно на шалости.
Если не хочешь потери — молчи.
***
Снова пустыня. Снова этот сон. Олег уже не знает, какой это раз. Счёт перешёл на сотни. Снова Волков оказывается в той самой палатке. Тот же проигрыватель. Всё такое же, как и в прошлых снах. Такое же, но что-то изменилось. На Олега глядят голубые глаза Воскресенского. — Ты обещал мне ещё один вальс, помнишь? Когда мы попали в засаду. Волче, пора выполнять обещание, — Шурик ухмыляется и протягивает руку. Олег, заворожённый его взглядом, шагает навстречу. Начинает играть музыка, хотя никто её не включал. Шура кладут голову на грудь Олега. — Знаешь, Волче, мне всегда нравился стук твоего сердца. Он такой размеренный, чётко выверенный, как метроном, — тихо говорит Шурик, — Куда же он пропал? Олег отстраняется и пытается нащупать пульс. Его нет. Воскресенский подходит ближе. У него уже давно нет пульса.Я путь свой сама устелила пожарами,
Ядом, отчаяньем, страхами, ранами,
Кровью без крови, ожогами шалыми.
Не отпускай мою руку, держи!
***
Серёжа просыпается поздно, но его не встречает ни привычный запах еды с кухни, ни столь же привычное ворчание Олега о том, что Разумовский слишком много спит. Рыжий поворачивается и видит спящего Волкова, пытается разбудить его, но безуспешно. Олег умер.