***
Из-за того, что он невероятная тряпка, Деймон проводит большую часть дня не дома. (Мистер Филипсон охотно вручил ему грабли и позволил вычистить стойла. Так что, Деймон сегодня не только предался воспоминаниям о 1860х, но также занимается тем, что никогда с тех пор не делал, будучи джентльменом и всё такое. Как, чёрт возьми, всё это стало его жизнью?). Он понятия не имеет на что надеяться, когда закончит; может быть, когда он вернётся домой, Елена уже угонит его машину и оставит его тут одного, или она просто одумается и заберёт свои слова обратно. (Она сказала, что едет домой. Он почти уверен, что она не имела в виду буквально.) Деймон пытается отговорить себя на некоторое время. Она его не любит, она не может. Просто потому что он не может заставить себя сказать это Елене, когда он не в состоянии стереть её память, не значит, что она не может взять свои слова назад. Естественно, он не сможет забыть о том, что она произнесла, но имеет ли это значение? Не то чтобы он затаил на неё обиду после такого. Деймон просто может притвориться, что вся эта идиотская ситуация никогда не случалась. Он может притвориться, что никогда не встречал её. Или, как минимум, никогда не узнавал её на столько хорошо, чтобы осознать, что она единственный человек за всю историю, который смог, ну знаете, достучаться до него. Или, что последний месяц его жизни случайно не был самым счастливым временем, что он когда-либо знал — не особенным из-за каких-то конкретных событий, а почти в большей степени из-за банальности всего этого. Что угодно — всё лучше благодаря Елене, даже беспросветная скука. Да, он точно может претвориться. Почему нет? Он провёл последние 150 лет притворяясь, что Кетрин любила его (даже с учётом того, что она также поила Стефана своей кровью), и убивая людей, утверждая, что это его не волнует, и то, что он монстр не только потому, что он такой, а потому, что хочет им быть. Он бывалый профессионал в притворстве такого рода. Слишком плохо, что Елена, кажется, видит его насквозь, так, словно он сделан из стекла. К тому моменту, как Деймон возвращается к домику, уже почти вечер. Камаро всё ещё припаркована с восточной стороны постройки, и Деймон сталкивается с фактом, который и так знает: Елена не сбежит. Это не в её стиле. (Она не как он.) Он заходит в дом, но её нет ни в гостиной, ни на кухне. Деймон зовёт её по имени, и когда не слышит ответа, начинает немного паниковать. Она же не пошла бы пешком, так ведь? Он осматривается, ища мобильный, но тот всё ещё лежит на кофейном столике там, где она бросила его прошлым вечером. Деймон идёт в её спальню, но дверь открыта, и он видит ещё до того, как доходит до неё, что внутри Елены нет. Он снова произносит её имя, а затем просовывает голову в приоткрытую дверь ванной с тем же результатом. Когда он, наконец, замечает, что дверь в его спальню приоткрыта только на щёлку, то тут же проносится туда своей вампирской скоростью. Он не распахивает дверь слишком быстро, всё ещё стараясь вести себя так, словно ему нет большого дела до этого. Но это не важно, так как Елена даже не смотрит на него, когда Деймон заходит. Её руки обхватывают одну из его подушек, и она крепко спит. Ему до боли не хочется смотреть слишком близко и увидеть следы слёз на её щеках, но Деймон знает, что они там есть. Внезапно он слышит Аларика в своей голове: «Сейчас не время заниматься своими обычными засранскими делами, чтобы защитить себя.» Чёрт его подери. Какой же он козёл. За все мгновения своей жизни, когда Деймон действительно и искренне себя ненавидел, этот, должно быть, самый ужасный. Он просто стоит там, наблюдая за Еленой, кто знает, как долго. В конце концов её глаза открываются. Она подпрыгивает, как будто он напугал её. — Деймон, — шепчет она, поспешно садясь. Она трет глаза, её щеки краснеют, и всё, что Деймону следует сделать, так это просто признать правду и просить у неё прощения, но его горло переполнено всеми словами, что регулярно подводят его. Елена в его кровати. Что, чёрт возьми, она тут делает? Это поражает Деймона по-новому и по-другому, внезапной одышкой, которая иногда случается с ним, когда он смотрит на неё. Он хотел её так долго, что эта потребность стала частью его, но в этот момент она глубже и… грубее. Как будто отсутствие Елены смертельно ранило бы его, как настоящий кол в сердце. Он принимает идею, что действительно будет заниматься любовью с Еленой. Она осматривается, словно пытается понять, где находится, и её смущение растёт; как будто Деймон может видеть, как оно расцветает в ней. Она отползает к краю кровати и уже собирается встать, когда он наконец говорит: — Нет, останься, всё в порядке. Мне нравится, что ты здесь. Её глаза находят его, и хотя она выглядит неуверенно, она остаётся в кровати. Деймон рождён флиртовать, но очевидно теряет хватку, так как Елена понятия не имеет, что он её дразнит. — Ты хочешь вернуться в Мистик Фоллс, так? — спрашивает она, прижимая его подушку к груди. — Нет, — отвечает он искренне. — Нам следует остаться здесь. Просто, я больше не хочу держать тебя тут против воли. Её взгляд вспыхивает. — Я не нахожусь тут против воли с начала второго сезона «Западного крыла». Деймон смеётся, ухмыляясь и опираясь на дверной косяк. — Мы хорошо проводим время. Но мы всегда проводили. Помнишь Атланту? Тебе кажется, что тебе тогда не понравилось, но это не так. Елена морщит нос и кивает в ответ на его слова, а затем говорит: — Ты воняешь. Чем ты занимался? Он принюхивается к рубашке. От его одежды действительно пахнет лошадиным дерьмом, и это прекрасно сочетается с тем фактом, что он прямо сейчас источает его на Елену. — Я помогал мистеру Филипсону убирать конюшню. Она наклоняет голову, глядя на него со странным выражением, но ничего не говорит. Деймон хмурится. — Что? — Ничего, просто… — пожимает она плечами, — Ты не заметил, какой ты здесь абсолютно нормальный? Я имею в виду, стал бы Деймон Сальваторе из пансионата Сальваторе чистить чьи-либо конюшни? Как будто, здесь, появился настоящий ты. Деймон потупил глаза, его наводнило чувство вины. — Слушай, Елена… — Нет, — произносит она, бросая подушку на кровать и вставая. — Ты слушай. (Он и так немного возбуждён, но, по какой-то причине, из-за того, что она так им командует, его джинсы становятся намного теснее.) Елена снимает с шеи кулон с вербеной и мягко бросает его на столик у его кровати. — Я доверяю тебе, Деймон. Я здесь, в этом месте с тобой, сейчас, потому что я выбрала это. Я не бегу, не прячусь, не притворяюсь. И… Я не хочу слушать твои оправдания. Или ты хочешь быть со мной, или нет. Просто скажи. Метафорический кулак сжимается вокруг сердца Деймона, до тех пор пока тот не чувствует, что у него перехватило дыхание. Ему требуется вся его физическая сила, а её довольно много, чтобы удержаться и не броситься через кровать, чтобы взять Елену. Она понятия не имеет, что этот предмет мебели — практически всё, что у неё осталось в качестве защиты. — Все не так просто, Елена, — выдыхает он, что, конечно же, наводит её на мысль, что это как-то связано с его братом. Реальность такова, что Деймона на самом деле не волнует, как будет чувствовать себя Стефан. Раньше, когда он решил не уводить у него Елену, это было потому, что он никогда не ждал от неё прямолинейного предложения. Око за око, верно? В начале он, возможно, хотел украсть Елену у Стефана, чтобы доказать, что он может это сделать, но теперь он просто хочет её, и это не имеет ничего общего с его братом. (Кроме того, какой мужчина скажет Елене Гилберт «нет» дважды за один день? Он не чёртов идиот.) — Вообще-то, это так просто, — говорит она и обходит кровать. Деймон старается не вздрагивать, но возможность того, что она прикоснётся к нему, заставляет его чувствовать так, будто каждое нервное окончание в его теле подверглось воздействию самой сильной вербены. Елена останавливается прямо перед ним, но не предпринимает никаких действий для физического контакта. Это похоже на пустоту невероятных размеров, и в то же время Елена все еще невероятно близко. — Ты хочешь меня или нет? Она повторяет снова, и если бы Деймон не слышал её слегка учащённое сердцебиение и не видел румянец на её щеках, то мог бы подумать, что она уже знает ответ. Но она честно не знает, потому что он слишком хорошо сыграл свою роль. Он может взять её в свои руки и сказать всё, что хочет сказать. Он может раздеть её до гола и целовать между бёдер, а затем признаться в любви, погружаясь в неё. А после он может заставить её забыть. Привезти её домой к Стефану совершенно нетронутой — ну, неизменившийся, по крайней мере. Его руки трясутся от мысли об этом — обо всём этом. Это не совсем похоже на его голос, когда он почти шепчет: — Я хочу тебя. Её сердце колотится, или, может быть, это его сердце, она слегка наклоняется вперёд. Всё тело Деймона напрягается, и он думает, что может разбиться на миллион кусочков. Елена слегка улыбается, откидывая голову назад. Он уверен, что она собирается сказать что-то, от чего у него взорвётся голова, но вместо этого мягкая рука поднимается, чтобы коснуться его лица. Она нежно направляет его рот к своему, прижимаясь своими губами к его таким простым, не совсем платоническим способом, что он почти чувствует себя виноватым за бушующий стояк в штанах. Почти. Но не совсем. Тем не менее, он держит руки по бокам, потому что не уверен, что произойдёт, если он прикоснётся к ней. Она не задействует язык, и всё это не длится долго, но по мнению Деймона, весь мир освещён ярче, чем на Четвёртое июля. Она отстраняется и выдыхает: — Иди, прими душ. Деймон сжимает челюсти, когда она проскакивает мимо него в гостиную. — Я серьёзно, — кричит она. — От тебя пахнет ужасно! — Елена, — говорит он, поворачиваясь, чтобы видеть, как она идёт на кухню. — Я… Слова снова подводят его. Если он сделает это, если они сделают это, он никогда не сможет заставить её забыть, потому что он никогда не сможет остановиться. Она оглядывается на него, и её лицо — самое великолепное, что он когда-либо видел. — Теперь ты не можешь передумать, — говорит она, и её улыбка слегка дрожит. — Нет, — говорит он, потому что уже несколько месяцев не может передумать, особенно когда дело касается её. — Я не передумаю.***
Елена ждёт до тех пор пока не слышит звук душа из ванной, а затем она начинает буквально прыгать по кухне, молча выбрасывая руки в воздух и в мыслях выкрикивая «ДА!!!» Только когда она ударяется боком о столешницу и слегка ушибает бедро, она перестаёт вести себя как сумасшедшая. Она полагает, что теперь Деймон её, потому что даже если он попытается пойти на попятную, когда выйдет из душа, она откроет страницу из Справочника Деймона Сальваторе, а не примет ответ «нет». Елена улыбается так сильно, что болят щёки, поэтому, когда она открывает холодильник, чтобы взять что-нибудь перекусить, у неё уходит несколько секунд, чтобы осознание прорвалось сквозь дымку её счастья. Она проверяет ящик с овощами, просто на всякий случай, чтобы убедиться, что она видит то, что она видит. Она не знает точно, что такого в Деймоне, что делает его самым невероятным человеком, которого она когда-либо встречала в своей жизни, но в этот момент она хочет шлепнуть его сильнее, чем когда-либо прежде. (И это о чём-то говорит.) Елена врывается в пропаренную ванную минутой спустя, громко произносит его имя и ждёт, когда он немножко отодвинет запотевшую стеклянную дверь душевой. — Я могу вам помочь? — спрашивает он, и хотя она видит его лицо и ухмылку на нём, тот факт, что она слышит её в его голосе — вот что бесит Елену. — Что, чёрт подери, с тобой не так? — взывает она. У Деймона на волосах шампунь, и Елена очень сильно старается не дать струйкам воды, стекающим по его торсу, увести за собой её взгляд. — Не могла бы ты уточнить немного? — спрашивает он, ныряя головой под душ, чтобы смыть с себя пену. Глаза Деймона закрыты, когда он проводит рукой по волосам, позволяя воде стекать вниз по голове. Всего на долю секунды они теряют зрительный контакт, но Елена не может не смотреть вниз. Он не приоткрыл дверь настолько, чтобы она успела всё разглядеть, но достаточно, чтобы заставить её по-настоящему сосредоточиться, дабы вспомнить, что изначально привело её в ванную. — Я только что посмотрела в холодильник, — говорит она, без надобности указывая в сторону кухни. — И? — спрашивает он. — У тебя кончилась кровь. Деймон пожимает плечами. — И? — И? Где ты её берёшь? Что ты действительно делал сегодня весь день? — она выразительно смотрит на него. Его глаза сужаются, и он слегка морщится. — Какого черта, Елена? Я не осушал лошадей, если ты об этом думаешь! Последний раз я пил сегодня утром, перед тем, как мы поехали кататься. Со мной всё будет в порядке пару дней. Это как раз одна из тех вещей, о которых нам нужно было поговорить, но мы обсуждали несколько других более важных тем, поэтому я забыл об этом. Он выглядит раздраженным на неё, но в то же время обиженным: — Может ли это подождать, пока я не не буду, ну, знаешь, голым? — Ты забыл об этом? Серьёзно? Это твоё средство существования, и ты просто забыл? — она не может сдержать густой сарказм, пронизывающий каждый вопрос. — Я не пью из животных, как ты можешь или не можешь помнить! — орёт он. — И я бы не навредил Филипсонам! Видишь, я знал, что это плохая идея — ты мне не доверяешь, мисс Вот-Мой-Большой-Жест! — он проводит рукой по шее, изображая кулон. — Дело не в том, что я тебе не доверяю! — кричит Елена. — А в том, что ты не доверяешь мне! Это очень важно — тебе нужна кровь, а ты мне не сказал! Ты должен быть честен… — Елена! Чтоб меня. Я забыл! Клянусь богом, я просто забыл! — он толчком открывает дверь сильнее и хватает Елену за запястье, прижимая её ближе. — Тебе нужно убраться отсюда прямо сейчас, слышишь меня? Он толкает её достаточно сильно, чтобы направить обратно к открытой двери в ванную. Это похоже на тот момент, когда она укусила его прошлой ночью — что-то внутри неё просто сходит с ума, и она ловит себя на том, что кидается обратно, пока не чувствует брызги душа на своем лице и шее. Это совершенно нелогичный шаг, учитывая бушующую между ними ярость, но она просто не может отпустить его. Елена протягивает руки и обхватывает его шею, но ей не нужно притягивать голову Деймона к себе, он уже делает это сам, его губы захватывают её губы, когда он разворачивает её и прижимает к стенке душа. Она моментально промокает, хотя сам душ не достаёт до её футболки, джинс и носков, обнажённое тело Деймона делает свое дело, потому что он прижимается к ней от плеч до колен. Он вклинивает ногу между её ногами, и его рот накрывает её полностью так, что он забирает у неё всё лишь одним вдохом. Его язык и зубы доминируют, и руки Елены хватают его мокрые волосы, прижимая его как можно крепче. Когда Деймон отстраняется, хватая ртом воздух, Елена кричит: — Ты не можешь хранить от меня секреты, не можешь! Руки Деймона обхватывают её задницу снизу, подбрасывая Елену так, что их нижние половины тела скользят друг к другу. Он так сильно прижимается к её животу, что Елене кажется, она вот-вот внезапно взорвётся. Он делает паузу, его глаза яростно встречаются с её. — Я не смог бы, даже если бы попытался, — выдыхает он. Затем его рот снова находит её рот, и Елена перестает задумываться, возможно, она только что затеяла ссору, чтобы наконец получить это. Было ли это подсознательным желанием, или просто так всё и должно было получиться из-за того, что они — это они, больше не важно. Всё, что важно — это язык Деймона у неё во рту, и его руки, сжимающие её зад так сильно, что Елена уверена, у неё будут синяки через несколько часов. Он целует её так, как никто никогда не целовал, так, словно она — и воздух, и пища, и вода, необходимость самого его существования. Елена представляет его губы на своей шее, его зубы, вонзающиеся в её кожу, и её бедра практически полыхают при мысли об этом. Деймон прижимается к ней так, что она знает, они едва ли выберутся из душевой кабинки, не говоря уже о том, чтобы добраться до одной из своих комнат и до кровати. Она отталкивает его назад, чтобы стянуть рубашку через голову, и он помогает, потому что с дополнительным бременем воды это непросто. Рубашка плюхается на пол в душе; затем Деймон помогает ей опуститься, поставить ноги на твердый пол, и тянется выключить воду. Их губы снова встречаются, в этот раз нежнее, и его руки обхватывают её грудь, стягивая с Елены лифчик. — Эти джинсы будет хреново снимать, — бормочет он ей в ключицу, и Елена не может сдержать смех. Она подаётся вперед, чтобы Деймон отступил и выпустил её на коврик для ванной. Их взгляды ловят друг друга и замирают, она расстёгивает верхнюю пуговицу, затем молнию, а затем его руки скользят внутрь, пальцы мечутся по изгибам её бедер и округлости ягодиц, помогая ей стаскивать мокрый материал. Как только джинсы оказываются у колен Елены, нога Деймона поднимается, и он просовывает свою ногу между её, заставляя их обоих слегка трепетать, а также снимая штаны до пола, чтобы Елена могла выйти из них. Её носки сползают вместе с ними, и теперь она оказывается такой же голой, как и он. Затем происходит кое-что приятное, как будто они внезапно переключились на замедленное движение. Деймон прижимается своим открытым ртом к её щеке, уголкам её губ, и Елена позволяет своим рукам скользить по его бокам, по его заднице, а затем, потому что она не может сдержаться, одна пробирается между ними и обхватывает его член. Он твёрдый и горячий, гладкая мягкость его кожи соперничает с лучшим бархатом, к которому она когда-либо прикасалась. Чувствовать его, знать, что это значит, так опьяняет, что она не может сдержать дрожь от восторга. Деймон ругается, произносит что-то оскорбительно красивое, но это выражение всего того — всего, что она заставляет его чувствовать. Это возвращает напористость так же быстро, как, казалось, она рассеялась. — Деймон, — стонет Елена, и он подхватывает её, сажает на столешницу раковины и подцепляет локтями под её коленями. Они оба вскрикивают, когда Деймон проскальзывает внутрь неё, и Елена цепляется за него, крепко обхватив руками его шею. Ощущения невероятные, и то, как Деймон держит её ноги раздвинутыми, позволяет как глубоко проникать, так и в необходимой мере надавливать на её клитор. Прибавьте к этому прелюдию длиною в месяц, и Елена испытывает оргазм с почти минимальными усилиями с его стороны. Единственное, что удерживает Елену от полного смущения — это то, как Деймон произносит её имя и теряет контроль. Смотреть на это — ослепительно, даже с полузакрытыми глазами, охваченная блаженством Елена, видит как он кончает совершенно изнеможённый, и это самый великолепный момент в её жизни. Она любит его так сильно; слова колеблются на кончике её языка. Сказать их снова, когда он все ещё так незнаком ей в этом смысле, кажется несправедливым, поэтому Елена просто держит их при себе, дорожа ощущением и уверенностью в них. Будто выжившие после шторма в море они просто цепляются друг за друга в спокойном затишье. Всё произошло так быстро, сознание Елены всё ещё резонирует со знанием, что Деймон Сальваторе внутри неё, его тёплые руки сейчас прижимают её к себе. — Ну, это не произошло точно, как я планировал, — хрипит он ей в ухо, глубоко вздыхает и отходит. Елена хватает лицо Деймона и притягивает его рот обратно к её. Она вкладывает в поцелуй все эмоции, что испытывает сейчас, и знает, что это работает, так как руки Деймона обвивают её затылок и прижимают к себе. Страсти в таком жесте достаточно, чтобы Елена знала, они мыслят одинаково, даже с учётом того, что у них были проблемы с взаимопониманием. Когда поцелуй заканчивается, Деймон прижимается к ней лбом, стараясь отдышаться, чем нежно ласкает её кожу. — Скажи, что ты веришь мне, — шепчет он, и Елена сильнее сжимает его лицо в ладонях. — Я верю тебе, правда, — произносит она. — Просто… Стефан не говорил мне всего. Всегда было что-то, о чём он рассказывал, только когда я вынуждала его, но… — она отпрянула, чтобы посмотреть прямо в глаза Деймона. — Я не пытаюсь сравнивать тебя с ним, обещаю. Просто, я всегда чувствовала, что ты говоришь мне правду, и когда я увидела пустую полку в холодильнике… моё сердце почти остановилось. Не потому что ты мне не сказал, а потому что тебе нужна кровь, я знаю, что нужна. Она проводит пальцами вдоль его челюсти и договаривает: — Тебе нужно быть сильным, и я не хочу, чтобы тебе когда-нибудь, хоть когда-то было больно. Она думает, что возможно он мог бы простить ей что угодно, из-за выражения, которое появляется на его лице при этих словах, но от этой прекрасной улыбки у Елены в груди становится невыносимо больно. Деймон поднимает её с раковины, пинает влажную одежду на своём пути и несёт её в свою спальню.***
Деймон любит девушек; всегда любил. Он полюбил их ещё до того, как узнал тайны их тел, до того как узнал, что они могут заставить его мозг почти полностью перестать функционировать, просто нажав пальцем на точку на нижней части головки его члена; до того как узнал, что когда ты их ублажаешь, они издают самые восхитительные звуки когда-либо известные человечеству. Но, как может научить вас любая внеклассная передачка для подростков, заниматься любовью с кем-то, кого вы любите, безусловно, лучший вариант делать это. Деймон не хочет становиться клише в тот самый момент, когда позволяет себе полностью перейти в царство любви и быть любимым Еленой Гилберт, но в то же время у него нет сил, чтобы препятствовать этому. Любовь может тебя разрушить — он знает. Она разрушила его однажды. Но она также может пробудить в тебе великодушие, донести до твоего сознания мысль, что есть в мире вещи, за которые стоит бороться, и самое главное, она может сделать тебя настолько счастливым, что захочется разрыдаться. (Просто для протокола, он не рыдает. Но он чертовски близко к этому.) Деймон укладывает Елену на свою кровать и нежно гладит её тело сверху вниз, слева направо, спереди назад. Он находит все места, по которым он проносился в ванной ранее, когда был в режиме «просто войди в неё, прежде чем ты окончательно свихнёшься», и она отвечает на каждую ласку, и поцелуй, и трепетную улыбку одной из своих собственных. К тому времени, когда он проводит языком по мягкой трепещущей коже внутренней стороны её бёдер, он уже так возбуждён, что боится, что кончит снова прямо на одеяло, до того как Елена даже коснётся его. Каким-то образом он собирает все свои умственные способности и делает ей куннилингус с такой самоотдачей, на которую только способен. Он знает, что делает лучше, чем просто хорошо, потому что к моменту оргазма Елена взвывает, а затем становится такой вялой и безжизненной, какой может быть только полностью удовлетворенная девушка; а к Деймону не только возвращается полный контроль, но он чувствует себя более сильным, чем, возможно, когда-либо в своей жизни. (Забавно, как можно сдаться в плен и стать королем мира.) Кому надо убивать Первородных и разрушать проклятие Солнца и Луны, когда ты можешь заставить Елену Гилберт кричать твоё имя и молить Бога в одном задыхающимся вдохе? К тому времени, когда она смогла открыть глаза и снова сфокусироваться на нём, у Деймона на лице появилось довольно самодовольное выражение, поэтому она решила заставить его плавиться в своих руках. Это почти так же хорошо. (Ладно, так лучше, особенно за секунду то того как он кончает, когда она кусает его в самый нужный момент. Он почти уверен, что тоже выкрикивает её имя и слышит её смех, так что он понимает, что тоже достаточно смущён. Просто у него не остается сил, чтобы беспокоиться об этом, особенно когда Елена закидывает ногу на его тело и седлает его, её влажный кремовый центр соблазнительно трётся о нижнюю часть его живота.) — Боже, — бормочет он, одной рукой убирая волосы с её лица, а другой сжимая дерзкий ягодно-красный сосок. — Я так влюблён в тебя, что это даже не смешно. При этом выражение лица Елены становится невероятно серьёзным, и её пальцы дразняще гладят его грудь. — Нет, это не смешно, — мягко говорит она. Она смотрит на него долгую, молчаливую секунду. Его пальцы скользят по её щеке, а затем Деймон проводит большим пальцем вверх по изгибу её подбородка, чтобы немного потянуть нижнюю губу. — Это навсегда, Елена. Ты знаешь это, верно? Она кивает, и на её глазах появляются слёзы, превращая коричневый цвет её глаз в бриллианты, которые овладевают его сердцем. — Я знаю, — шепчет она. Через некоторое время он засыпает, а она все ещё лежит на нём, и, возможно, впервые за 168 лет Дэймон Сальваторе находит покой.***
Елена обнаруживает, что сексом можно заниматься по любому поводу в этом мире. Вот момент, когда они поздно ужинают, она облизывает губы, потому что чувствует, что на них остался соус от спагетти. Деймон преодолевает расстояние вокруг стола и оказывается рядом быстрее, чем можно представить, а Елена привыкла к тому, как быстро двигаются вампиры. Позже, через час, когда она ополаскивает посуду, которую моет Деймон, он улыбается уголком рта, а Елена просто протягивает руку и расстёгивает молнию на его джинсах. В течение следующих двадцати четырех часов они досматривают последний сезон «Западного крыла», потому что у них оставалось ещё полсезона. Они занимаются любовью на диване после первого поцелуя Джоша и Донны, а затем снова после смерти Лео, потому что Елена начинает плакать, думая о Бонни, а лекарство Деймона от слёз — его язык, ласкающий её клитор. Пока они лежат в постели, он размышляет о том, что хотел бы в домике Рика ванну подобную его ванной в пансионате, и когда Елена спрашивает, почему, то описание Деймона того, что они будут делать в ней, забирает у Елены способность сопротивляться эрекции, которая начинает упираться ей в бок, по мере того, как Деймон говорит. Она водит кулаком вверх и вниз, и Деймон шипит её имя, так что она берёт его член в рот. Он чувствует себя так хорошо, когда её язык рядом, а затем она причмокивает с ним во рту, и Деймон на самом деле скулит. Она говорит ему, что любит его, в то время как он медленно входит и выходит из неё, прижимая к краю кухонного стола, когда их попытки позавтракать заканчиваются тем же. Его брови сосредоточенно нахмурены, но он открывает глаза и нежно тянется к её губам своими. — Я люблю тебя, — выдыхает он в ответ, и они кончают одновременно, и Елена задаётся вопросом, можно ли умереть от экстаза. (Если так, то она готова в любую минуту.) Наконец-то они снова оделись, собираясь выйти на прогулку и подышать свежим воздухом, когда у Деймона звонит телефон. Голова Елены поворачивается на звук, потому что она не поняла, что он все ещё звенит. И она думает, что должна рассказать Деймону о своём разговоре со Стефаном. Он не выглядит слишком обеспокоенным, когда берёт его в руки. — Это Рик, — говорит он, глядя на неё и отвечая. — Как дела? — спрашивает он. Елена слушает, схватывает достаточно, чтобы понять, что Рик, наконец, зовёт их домой. Деймон получает указания к месту недалеко от Мистик Фоллс, где они собираются встретиться для финальной схватки. Он говорит Рику: — Мы выедем в течение часа. И вот так всё меняется, думает Елена. Деймон кладет телефон в карман пиджака и говорит: — Пора домой. — Тебе нужна кровь, — говорит она. Он коротко кивает. — Тебе тоже. Елена протягивает руку и убирает волосы с шеи, отбрасывая их назад через плечо. Деймон движется по комнате так ослепительно быстро, что, когда она моргает, он уже стоит перед ней. Он нежно целует, ласково касаясь её губ своими. Затем его пальцы касаются точки, где бьётся её пульс, словно подготавливая место. Через мгновение она закрывает глаза, когда его зубы пронзают кожу, и удовольствие, расцветающее в ней, когда он берёт то, что ему нужно, кажется таким сродни сексуальному удовлетворению, что ей жаль, что вчера она не настояла на том, чтобы он сделал это. Они настолько близко друг к другу, что она может чувствовать его прижимающийся вставший член. Деймон отрывает голову от её шеи, и кровь вокруг его глаз отступает. — На вкус ты даже лучше, чем я мечтал, — бормочет он напряженным голосом. Он вонзает зубы в своё запястье и предлагает ей подготовиться к тому, с чем им предстоит столкнуться. Елена не закрывает глаза и смотрит на него, пока пьет. Мгновенная головная боль настигает её, но также и волнующее чувство непобедимости. Что бы ни случилось, она и Деймон теперь более сильны, чем когда-либо прежде, и это не имеет ничего общего с обменом кровью. Елена верит, что они выживут, потому что ничто другое непостижимо. Она отрывает губы от его запястья и трогает его сквозь джинсы. — Еще разок на дорожку? — спрашивает она. Деймон ухмыляется. — Я люблю тебя, — говорит он, смех переливается в слова, полные радости и обещания. — Я знаю, — отвечает она. Через час они мчатся по шоссе, Камаро гудит вокруг них. Их соединённые руки лежат на бедре Деймона. Возможно, их ждет смерть, но ни у кого из них страху больше нет места. Возможно, стихии наконец сошлись, Бонни пожертвовала своей жизнью, и теперь двойник и мужчина, которого она любит, объединились. Деймон когда-то называл себя фаталистом, но теперь Елена знает, какой это было ложью. Они оба полны надежды, потому что любовь без веры — вовсе не любовь. Время, с другой стороны, это всё.