счастье с морским прибоем.

      армин арлерт знал и видал много чего: от бескрайних книжных шкафов, что наполнены старинными записями на пожелтевшем пергаменте, перечитанными им не один десяток раз, кажется, ещё сотни лет назад, до крови, до её мерзкого запаха, до непрерывно звучащего и тем и пугающего крика, а чаще мольбы, вроде и тихой, почти нашептываемой, но отдающейся в голове постоянными сопровождающими: эхом и последующей и убивающей тишиной, о помощи, что стала последними словами в жизни многих.       он боялся, боялся непрерывно, что когда-то и с его губ или губ его товарищей сорвётся что-то подобное, столь ужасающее и чарующее, как проклятие — ведь ты наговариваешь его непрерывно и с горечью и жаждой добиться чего-то большего, чему, наверное, так и не суждено сбыться.       а эрен лишний раз вселял в него веру в то, что, наверное, у него получилось бы избежать подобного, если очень сильно захотеть, постараться и не мечтать лишнего, но и не ударяться в болезненный пессимизм — упасть куда-то на ребро, хоть у этого малейшая вероятность. в нём что-то было, что стало его спасением и одновременно худшим наказанием, в сто раз хуже любой смерти (хотя кто сказал, что для армина смерть была бы наказанием?).       эрен одним своим видом отгонял от него неминуемое и всё, что шло с ним под руку. армину хотелось верить, что он и сам не думает о смерти, а эрен так тем более: он хоть и псих, но всегда был уверенным в том, что смерть — такая уж себе затея.       смотря на море, первым, о чем подумал эрен была свобода, вторым же был армин: их совместная мечта повидать хоть клочок этого безжалостного мира, которой, как ещё несколько лет назад казалось, не суждено было бы сбыться никогда за их коротенькую жизнь, всё таки умудрилась сбыться. у армина всё же было наоборот, ведь он даже держа в руках эту незамысловатую штуку, названную в старой книге "ракушкой", посмотрел на эрена. посмотрел прямо и глубоко в душу, но она была, кажется, выжжена с середины: пустая и серая, лишь пепел иногда мелькает перед глазами. в ней огонь уже потух, при чем потухал очень долго и непокорно, на протяжении более полутора десятка лет, но кажется, всё таки не справился: затих и рассеялся с пылью.       армину почему-то хотелось заполнить её чем-то кроме воздуха, которым и дышать, наверное, было бы крайне сложно. подкинуть туда бабочек, (которые, к его огромной надежде, не передохли бы там в самый первый день их проживания там) хоть знал, что эрену бы такое уж точно не понравилось.       глядя на море и на горизонт, подсвеченный, как будто, его собственными огоньками из глаз, хотелось даже не думать, что ждёт далеко за ним: войны, смерти, бесконечные страдания. на это всё хотелось закрыть глаза, слушая шум прибоя и вдыхая аромат, что лучше запаха любой старой книги — аромат мимолетной, но всё-таки свободы. хотелось обнять эрена, хотелось радостно закричать о том, что они уже на несколько шагов ближе и к мечтам его самого.       улыбающийся сто четвертый — это уже один из самых сложных из них, с их-то ватными от страха и ненависти ногами.       микаса смотрела прямо в душу: у неё у самой на лице счастливая улыбка, а у эрена лишь протянутая куда-то рука — он показывает на линию горизонта, как будто пытаясь дотронуться до неё и загнуть её внутрь — так, наверное, было бы понятнее, где их новая цель, где их новая, но уже скорее не мечта, а греза, призрачная надежда на счастье, обходившее их все эти годы десятой дорогой.       эрену бы хотя бы сейчас быть менее серьезно и агрессивно настроенным, но ему и так хорошо — он клянётся, что когда-то перестанет таким быть и засмеется в унисон с сашей, конни и жаном.       армин почему-то засматривается на друга детства: в одном его взгляде смешаны десятки чувств, диапазон которых, наверное, просто немыслим. по одному его положению губ уже можно сказать многое, но он не будет, ведь это уже слишком сильно выдаст его заворожённый взгляд в сторону эрена.

***

      армин стоял, смотря на бушующий прибой. эрену бы такая погода понравилась: она была такая же, как и он сам. она была с напористым сильным ветром, но с теплотой, ради которой надо простоять тут побольше — привыкнуть к ней.       армин смотрел куда-то далеко-далеко, туда же, куда когда-то был устремлён и яростный взгляд эрена. стоял и надеялся, что он поборол всех демонов, внутри него самого и внутри всех его друзей, заполучив долгожданную свободу.       армин улыбался — эрен был бы счастлив, если бы увидел его улыбку, был бы счастлив, что с уст армина так и не сорвалась мольба о пощаде, обращённая к самой матушке смерти.