«Я видел сон…»

      Океан был спокойным. Волны едва оставляли после себя пену на золотистом песке. А водная гладь блестела рябью от восходящего солнца, что вздымалось оранжевым диском над стихией. Но с каждым часом свет становился ярче, постепенно озаряя лучами весь берег: от побережья, поднимаясь выше по склону, сквозь кроны могучих сосен и дубов, крыши маленьких домиков, что, словно цветы, хаотично разбросаны по зелёной лужайке и пробирались аж к верхушкам скалистых гор. А они, в свою очередь, были подобны великим стенам, что защищали своих обитателей от окружающего мира. Однако горы не сковывали. Они стояли параллельно линии берега, при этом не изолируя жителей своих густых лесов от материка. Но именно здесь был свой маленький мир, что никак не зависел от остального белого света. Этот небольшой отрезок суши, что простирался вдоль моря, был схож с убежищем самого Создателя, что вожделел воспроизвести кусочек божественного небесного Рая на им же сотворённой порочной Земле. Место, где могучая почва сталкивается лицом к лицу с необузданной водной стихией; два противоположных мира, что являются детищами Создателя, слились воедино именно на этом берегу, чей песок златом блестит, приветствуя повелителя дня и неба — солнца. Оно всегда было особенно щедро, так как дарило своё драгоценное тепло этому месту безвозмездно, из-за чего лето тут задерживалось чаще, не давая проходу другим временам года.       В определённом месте пляжа побережье было немного уже обычного: там, где уже земля начинала подниматься склоном и только-только постепенно проявлялось буйство зелени, величаво расположились белого цвета мраморные широкие ступени. Они простирались вдоль удивительных цветущих садов под безоблачным небом: помимо невысоких фруктовых деревьев, чьи цветы постепенно заменяли зелёные листочки, между ними росли лиственные кусты рядом с можжевельниками. А они, в свою очередь, походили на большой изумрудный и бескрайний мох, что аккуратно и незаметно простирался над землёй между деревьями; чуть дальше ровной линией стрелами ввысь невысокие кипарисы устремлялись прямиком к небу, в то время как между ними хаотично росли акации да глицинии: изредка можно было заметить густые зелёные шапки платанов. Мощные длинные ступени временно прерывались из-за перпендикулярной каменной дорожки, чьё начало и конец было сложно разглядеть, так как каждый из них заворачивал дальше по бескрайним садам. Удивительно, но с этой тропинки можно было увидеть море. А вдоль неё за метровым каменным выступом на широком расстоянии друг от друга росли высокие пальмы. Но вот за ними, чуть дальше по резко крутому склону, раскинулись десятки цветущих магнолий, что очень плотно стояли рядом друг с другом, отчего величественный дворец вдали словно парил в белоснежных облаках. Там, где начинались магнолии и не было каменного выступа, снова продолжали свой путь мраморные ступеньки, однако они разделились на две части, каждая полукругом круто поднимаясь вверх, при этом между ними величаво расположился высокий фонтан. Из миниатюрной головы быка текла вода, а она, в свою очередь, попадала в карманы фонтана, что продолговатым треугольником были расположены по всей стене. Внизу, у самого резервуара, были фигуры дельфинов, что словно радовались вечно прибывающей воде.       Когда две лестницы сошлись, магнолии росли уже не дальше по холму, а в длину, при этом огибая огромную территорию, что открывалась взору, стоило переступить последнее возвышение. А впереди снова были широкие монументальные ступени на пологом склоне, что вели к главному входу во дворец, а ровно вдоль них тремя парами величались в натуральную величину львы из белого мрамора. На нижних уступах двое львов спали: они не подозревали о появлении гостья в их владениях. А вот на середине ступеней была друга пара зверей, что уже пробуждались ото сна: их пасти раскрыты, при этом сами они приподняты на передних лапах. Они показывали, что никто не останется незамечен­ным. Последние два льва стояли у самого входа во дворец — там, наверху террасы. Они, в отличие от самых первых львов, бодрствовали. Их головы с пышными гривами и широкими пастями повернуты в сторону лестницы — на гостя. Одна из передних лап с выпущенными когтями опиралась на утопленное в постамент ядро. По бокам же, перед самим дворцом, были пышные зелёные клумбы. А уже у самого его подножья, перед террасой и львами, расположились два симметричных по размеру маленьких фонтана, вокруг которых квадратами росли ярко-розовые петуньи.       Сам же дворец был не похож на все подобные ему строения. Его главной изюминкой, что ярко выделялась на фоне привычного готического ансамбля всего здания, был всё тот же южный портал, к которому вели мраморные лестницы со стороны моря, и охраняли статуи львов. Большая ниша, что была похожа на михраб мечети, была обрамлена подковообразной аркой по мотивам храмов Юга. Сверху, на прямой крыше, линией встроена балюстрада, чьи маленькие арки смешали в себе мотивы двух полюсов света. А по краям ввысь устремлялись башенки-минареты. Львы-атакующие стояли как раз при входе во внутреннее помещение ниши, а с него открывался вид на восходящее над морем солнце.       Но самое интригующее было как раз внутри самого портала. На его фризе бирюзовой краской была написана замысловатая фраза. Однако язык тот был малоизвестен ныне живущим людям и прочитать древнюю фразу не способен никто (по крайней мере из тех, кого это волновало). Многие лингвисты-учёные слишком заинтересованы конкретно этим дворцом из-за письмен в самом священном месте здания. Они смогли вычислить, что язык этот — древнерозалийский. Столетиями на нём разговаривали одни из древнейших русалок мира, однако с веками он деформировался, как это и свойственно любому языковому явлению. Даже самому священному письму приходится рано или поздно кануть в Лету. Но эти слова на фризе, что словно возражение и протест времени, наглухо въелись в стены дворца. И, как ни странно, но его построили всего лишь во времена Империи — час, когда люди провозгласили себя царями всего белого света. Но и дворец нельзя было назвать центром мира. Он, скорее, находился на стыках, будучи мостом из одного края в другой: в нём сошлись земля и море, рай и грешный людской мир, Север и Юг, старое и новое, живое, мёртвое и даже будущее. Об этом говорит значение фразы на фризе, которое поневоле стало секретом для людей, хотя сами письмена так и рвутся, чтобы каждый живой человек смог прочитать их: «И благословит потомок Посейдона землю, где взошёл наш Создатель. Да будет же мир наш жить в вечной гармонии, и войдём мы в новую эру, когда сможем, подобно богам, покорять звёзды на ночном небосводе».       Это воистину особенное место, коль не каждый из смертных способен оценить по достоинству. Люди, что тут живут, уже давно привыкли к окружающей их флоре и фауне. Их не только не удивляла здешняя природа, но и древняя, как мир, история этого места и даже дворца не была для них чем-то сказочным или удивительным. Они воспринимали это всё скорее как должное, нежели как что-то из ряда вон выходящее. Но у них были причины жить спокойной жизнью, без всяких волнений — каждый из них, как и остальные люди материка, верил в свою свободу. Времена Империи, когда монархи во славу своего людского рода выстраивали роскошные дворцы на ворованные деньги у простых селян, давно прошли. Однако все помнили последствия многовекового рабства, гнёта и мракобесия — эти воспоминания не так-то просто было выдернуть из памяти миллионов. Но сейчас у них была вера. Не в так называемого Бога и даже не в человека на троне — они верили в свою страну. Будущее для них было светом, которое именно они, люди, готовы построить сами. Они обладают самым сильным человеческим оружием — желанием. И они настолько одержимы мыслью о восстановлении своей державы, что даже не подозревают о том, что они в силах объединить весь мир. Но у них появится человек, который вселит в них эту мысль и перевернёт ход истории раз и навсегда.       Океан был у этих берегов спокойный, что нельзя сказать о других его частях. Из его глубин всё ближе и ближе к побережью начала приближаться расплывчатая для людского взора фигура: то ли это была огромная рыба, дельфин или человек — разглядеть было очень трудно, так как существо то ныряло под воду, то наоборот выныривало. Но с каждой секундой всё больше и больше становилось понятно, что это была русалка. Нет, подождите! Это был именно русал. Однако плавал он немного неуклюже. А причиной этого был человек, которого морское создание держало под рукой. Небольшие волны подтолкнули русала ближе к берегу. Его белоснежные, как жемчужина волосы, сливались с морской пеной, а светло-лазурный хвост поблескивал в лучах восходящего солнца, даже несмотря на то, что эта часть тела была под водой. Сам его стан был хилее, чем могло показаться наоборот на первый взгляд — он точно был совсем юн и молод, поэтому окрепнуть русал ещё не успел. А вот человека в его объятьях было сложно распознать, ибо тот был закутан с ног до головы в неопознанные тряпки. Только из-под капюшона выглядывала густая копна чёрных, как ночь, волос, что пеленой прикрывала лицо. Трудно понять, но, скорее всего, это была девушка, судя по маленькому силуэту.       Русал уже был на мели и свободной левой рукой, на чьей бледной коже виднелись плавники и едва заметная чешуя, резкими и одновременно чёткими движениями хватался за песок, изо всей силы пытаясь тянуть себя и тело человека по тонкому слою воды. На его лице не дрогнул ни один мускул, а радужки бирюзового цвета едва светились, но это только придавало куда более нездоровый и безжизненный вид юноше. Существо из последних сил подтолкнуло человека так, что тот уже туловищем лежал на песке — только ноги, запутанные в длинном подоле юбки, чуть выше колен, были в воде, а волны аккуратно огибали тело до плеч. Сам русал на локтях приблизился ближе к девушке с тем же безэмоциональным видом. Однако он аккуратно и очень нежно, немного несвойственно потустороннему существу, стал убирать длинные волосы с человеческого лица, что обычно были завязаны в небрежный хвост. Его взору открылись ещё совсем юные черты молодой особы: щёчки с ещё детской припухлостью, прямые брови. Из приоткрытых губ и едва выразительного носика выдыхался воздух, отчего мокрые пряди совсем немного, но колыхались. На вид девочке было лет пятнадцать: об этом говорили её ещё мягкие и слабо выразительные особенности внешности. Но с возрастом, как и любой другой человек, она станет уникальной и за счёт этого ещё по-своему красивее.       В какой-то миг взгляд русала преобразился: в его глазах впервые стала читаться самая настоящая грусть, словно с трудом пробираясь сквозь пелену его волшебной и неземной ауры. Юноша так смотрел на девушку, и с каждой секундой выражение его лица становилось мягче, позволяя только теням человеческих эмоции брать верх над ним. Он не был способен выражать их в полной мере, как живому мальчику в его душе хотелось. Русал смотрел на девушку не как на незнакомца, нет — она была одним из самых близких ему людей во всём белом свете. И что-то потустороннее нашёптывало, сдерживало и заставляло. Из-за этого сознательная часть парня догадывалась, что ему придётся сейчас попрощаться со своим другом. Светящиеся глаза искрились тоской и непередаваемой словами болью, однако его губы растянулись в улыбке, что так привычно было мальчику.       Вдруг девочка начала медленно и помалу открывать свои глаза, чем испугала существо, ведь юноша хотел скрыться до того, как его подруга проснётся. Его человеческая часть была напугана тем, что девушка увидит его таким. Но её взгляд был туманным: девочке было крайне трудно сфокусировать свой взор на чём-либо. Она слышала только звук прибоя от волн, что одеялом её укрывали. Ей было трудно понять, было ли ей холодно или нет, так как солнце одновременно припекало, а лёгкие порывы ветра заставляли дрожать от холода в мокрых длинных одеяниях, в которые была и закутана, как младенец, девушка. Но она чувствовала нотки приторного цветочного запаха: из последних сил юная особа смогла увидеть на песке, буквально в паре метров от себя, веточку с белыми цветами, от которых, скорее всего, исходил этот волшебный аромат. Из-за нового порыва ветра она смогла увидеть новые лепесточки цветов, что катились по песку в сторону моря. Проводив их помутнённым взором, девочка неожиданно заметила большую размытую фигуру, которая из-за лучей восходящего солнце была немного засвечена. Единственное, что блеснуло ей в глаза, была чешуя огромного хвоста. Молнией страх глухо отбился в её грудной клетке, и она из последних сил старалась сфокусировать свой взгляд на существе, что было очень близко рядом с ней. Ей хотелось бояться, потому что она выросла в постоянном запугивании морем и его обитателями. Однако инстинкт самосохранения был притуплён из-за тяжёлой, как булыжник, слабости. Но она подняла свой взгляд, пытаясь всмотреться в лицо создания. Негодование, что её накрыло, полностью перекрыло какие-либо потуги испугаться, отпрянуть или бежать (в случае девушки, ползти).       — Ин? — не своим от хрипоты голосом назвала имя своего друга Рюджин. Она смотрела в неживые аквамариновые глаза мальчика, абсолютно не веря в то, что девушка видит перед собой.       Рю пыталась поднять руку в надежде прикоснуться к принцу: она хотела верить, что всё это — всего лишь её дурной сон, о котором она забудет, стоит ей только проснуться. А Ин ничего не чувствовал. Вернее, он не мог. Но его ещё живая часть пыталась взять контроль над его телом, но, как и всегда, что-то инородное его держало в своих тисках.       Он боролся внутри. Он боролся со своей природой. Он боролся с миром и судьбой, что уготовлена ему и Рюджин. Но что может простое существо против бессознательного мира? Ин даже не мог назвать себя человеком, ибо тот был изгнан из Рая — состояния изначального единства с природой. Даже будучи её частью, род людской никогда не сможет вернуться в полное слияние с ней. Что нельзя сказать о русалках, чьи корни идут из моря — места, что породило Жизнь. Они — рабы мира, хотя являются прародителями людей.       Мягко и нежно, именно так, как свойственно только Чхве Ину, юноша взял ладошку Рюджин и прислонил её к своей холодной молочного цвета щеке, на которой виднелась чешуя.       — Мы вспомним об этом дне, когда настанет время. Ты должна быть здесь, — через силу шептал юноша. Он не понимал, кто же говорил эти слова: какая из его частей пыталась донести эти мысли до девушки, что Ин спас. Его лицо, всё такое же мраморное и холодное, было подобно маске, сквозь которую лился полон страданиями и болью голос. А глаза — ещё никогда прежде мальчик не смотрел на свою подругу таким взглядом. Взор, которым обычный пятнадцатилетний малец не способен смотреть на девочку. Но снова вопрос: кто конкретно так смотрел на Рюджин?       Ин медленно усиливал хватку руки своей подруги, при этом пропорционально свет его глаз сиял ярче, всматриваясь в зрачки девушки, словно пытаясь заглянуть ей в саму глубину души. Она же проваливалась в небытие, в котором забудет об этом моменте на долгие годы. А потом Рюджин снова проснётся спустя пару каких-то часов на всё том же побережье. Но её друга уже не будет рядом.       Магнолии в этот день цвели.       Резкий ветер поднялся, отчего кроны тысячи деревьев стали перешёптываться между собой. Девятнадцатилетняя девушка резко открыла глаза: перед ней был безоблачный небосвод. Рюджин слышала звук прибоя, телом ощущая песок. Короткие волосы чуть выше плеч солнышком лежали на побережье. На ней было белое короткое платье выше колен из лёгкой ткани с длинными пышными рукавами. Её черты лица стали выразительнее, а детская припухлость исчезла. Да, она стала прекрасной девой со своей особенной красотой. А сарафан на ней и короткие волосы в совокупности были плевком в сторону былого времени. Многое что изменилось и многое что изменится. Но в глазах застыли слёзы из-за сна, в котором она увидела вырванное воспоминание.       — Нет… — единственное, что могла на выдохе выдать Шин Рюджин, когда из её ока покатилась слеза. Она не могла отвести взгляд от неба. Столько лет ей казалось, что её появление в этом месте — чистая случайность, но, как оказалось, это всё часть плана, который должен был произойти, независимо от её желания. Девушка нашла в себе силы сесть — перед ней было море и солнце над ним. — Не может быть, — тихо продолжала Рю. В её горле был ком, а слёзы так и норовили вырваться наружу.       Рюджин обернулась: за её спиной были всё те же горы и дворец, что успел стать для неё домом. Да вот только магнолии отцвели. Все её кратковременные опасения вмиг стали явью. Помимо того, что она помнила события прошлого дня, воспоминания, которые открылись ей сегодня, тоже внесли свой вклад. Это было наравне с ударом по больному месту. Впервые за столько времени истерика начинала сразу брать верх над Рюджин: некогда непробиваемая, сильная и холодная девушка выплёскивает водопад своих эмоций.       — Нет-нет-нет… — словно в бреду, повторяла она, мотая головой. Рю заплакала, а кулаки сами сжимали тёплый песок, что вытекал из ладошек, как вода. Это ещё больше заставляло девушку чувствовать себя беспомощной, ведь она привыкла чувствовать силу и опору. Рюджин строила себя сама по кусочкам последние несколько лет, а сейчас она снова вернулась к тому, где была раньше. И сейчас ей не омерзительно из-за этого. Ей хотелось рвать и метать, подобно капризному ребёнку. Инфантильное желание быть слабой, отказаться от реальности.       О, как же она мечтала в этот момент остановить время. Лишь бы остаться только на этом побережье и только слушать море. Вернуться бы в тот день — в их последнюю встречу, когда они были ближе всего друг к другу. Когда весь белый свет — земля и море, рай и грешный людской мир, Север и Юг, старое и новое, живое, мёртвое и даже будущее — соединились в одном забытом двумя детьми моменте.       О, как же она мечтала в этот момент исчезнуть с лица земли. Впервые за всю свою жизнь Рюджин захотела умереть — лишь бы забыть всё то, что так ей дорого и противно. Она рыдала громко, крича и вопя. Ей хотелось, чтобы весь мир знал о её боли.       Слёзы падали на золотистый песок. Рю обернулась на ненавистный могучий океан, что словно насмехался над ней. «Посмотри на мою силу и могущество. Я — Создатель этого мира»: именно так девушка воспринимала водную стихию.       

«За что ты так, океан? Почему ты такой жестокий? Позволь мне быть свободной. Позволь мне жить, коль дал ты мне возможность существовать. Почему ты так суров именно ко мне?»

      Но Рюджин не знала, что она — последний человек в этом мире, который вынужден быть рабом судьбы. Ей нужно было всего лишь принести самую большую жертву, на которую она и только она способна — прощание. Оно, как смерть, неизбежно, но и больнее в сотню раз.       Рюджин почувствовала чьё-то присутствие. На подкорке она понимала, что это не моет быть он, однако девушка была настолько обессилена, что готова была поверить даже в самую глупейшую и несерьёзную выдумку. Она коротко посмотрела налево, где с холма на побережье протянулась дюжина деревьев. А её сердце пропустило болезненный удар, стоило ей увидеть светлую человекообразную фигуру.       — Ин? — пыталась присмотреться Рю. Она глазами пыталась чётче увидеть хоть какую-то незначительную деталь, которая обязательно укажет на её друга. Рюджин не верила, но в то же время безумно хотела надеяться, что она не обозналась. Фигура приближалась медленно, и в следующую секунду девушка смогла разглядеть юношу. — Ин! — воскликнула она, срываясь на ноги.       Её сердце стучало в ушах, как колокол. Она мчалась по песку так быстро, насколько её тело вообще было способно. Страх овладел ею: Рюджин боялась, что это иллюзия, плод её больного горем и тоской разума. Ей казалось, что если она хоть немного помедлит, то Ин исчезнет, словно он и не стоял вовсе на побережье. Слёзы быстро катились одна за другой по щекам, застилая девушке обзор. Но она бежала наперегонки с ветром, ногами проваливаясь в песок и спотыкаясь, но тем не менее фигура Ина была всё ближе и ближе, пока он не оказался в пятнадцати шагах от Рю.       Девушка замедлила шаг. Взгляд был сфокусирован на юноше напротив. Чхве Ин тоже изменился за эти годы. Тело мальчика превратилось в тело молодого мужчины: он стал выше, а плечи шире. Сам он окреп, и его тело излучало больше силы, чем было раньше. Однако Ин был похож далеко не на обычного человека. Его оголённый стан был хаотично усыплен аквамариновой чешуёй: на локтях, где были плавники, но при этом располагаясь вдоль рук аж до самых кончиков пальцев, на нижней части живота, бёдрах, что несимметрично спускалась ниже по человеческим ногам. Даже на скулах и шее она была. Весь его таз прикрыт синими кораллами, что по диагонали ближе к рёбрам с правой стороны были расположены. Эти же растения росли на его лице и плечах, что были похожи на плечики пиджака. Но больше всего в глаза бросались его длинные белоснежные с холодным подтоном волосы. Они были юноше по пояс. На его макушке красовалась невероятной красоты диадема, что была усеяна жемчугом, лазуритами, бриллиантами и другими драгоценными камнями. А они, как и чешуя, были тоже хаотично разбросаны по телу русала. И глаза стали светлее, тем самым вызывая ещё больший страх у окружающих людей. А его кожа была почти белая, что придавало ему образ мертвеца. Из-за этого юноша ещё больше отходил от привычного всем человеческого облика.       Перед Рюджин стоял не младший принц людского королевства Ауроры Чхвэ Ин — это был самый настоящий правитель подводного мира.       Но девушка не боялась и не придавала значения, кем сейчас был её друг на самом деле: она лишь вздохнула с облегчением, расплываясь в улыбке, которая в любой момент могла слететь с её лица из-за не утихших до конца эмоций.       — Ин… Ин, ты цел, — с улыбкой, легонько смеясь сквозь слёзы, что текли по щекам, шепнула девушка. Она смотрела прямо в глаза своего друга, чей взор был всё так же пуст. Ин был словно не здесь, и Рюджин это здраво понимала головой. Но она позволяла себе такую детскую и глупую шалость, как вера в чудо. Но только сейчас, когда она рассматривала Ина, пытаясь отобразить в своей памяти фрагменты прошлого, она заметила, что у того ноги вместо хвоста. Чуда не произошло, а и без того слабая улыбка начала испаряться под гнётом реальности. — Ты… стоишь на земле, — шептала Рюджин, всё равно пытаясь отрицать то, что она видела. Она подняла свои влажные глаза на друга. Она знала, что это означает. — Ин…       — Мне жаль, — вдруг тихо послышался низкий голос юноши. Он наконец-то смог сфокусировать свой взгляд на Рюджин, а она не могла понять: легче ей от того, что Ин всё ещё узнаёт её, или наоборот — хуже. Было бы ей проще смириться с конечным исходом, если бы она не разговаривала с ним так, как сейчас? Девушка привыкла к такому Ину, как бы тяжело ей это не давалось. Собственную тоску она давным-давно закрыла на ключ внутри своего израненного сердца, принимая своего друга таким, каким он вынужден был стать. И Рюджин чувствовала, что Ин здесь: понимает и слышит её. И ей не нужны были какие-либо подтверждения в виде демонстрации эмоций на его давно застывшем мрачном лице.       — Это был ты… это… это сделал ты, — прерывисто говорила девушка. Она не могла собрать воедино свои мысли. Ей хотелось так много ему сказать, но исчерпывающее количество времени сбивало её с ног. Она пыталась через силу улыбнуться, по привычке показать, что всё в порядке. Но неровное дыхание, быстрое сердцебиение и новые слёзы ещё больше путали её. — Все эти годы… Все это годы я… — Рюджин сорвалась на крик, при этом из-за всхлипа она не смогла договорить.       Ей было всё равно, насколько слабой она была в тот момент — её съедало угнетение из-за недосказанной правды. Девушка чувствовала всем своим нутром надвигающийся конец, и от этого было только тяжелее на сердце. Что же она бы сейчас хотела? Просто исчезнуть, остановить время или повернуть его вспять? Ответ — всё что угодно, лишь бы этот момент не наступал.       — Почему, Ин? Почему я должна была быть здесь? — осипшим голосом продолжила Рюджин, глотая свои слёзы. Она хотела взять себя в руки, но продолжительное молчание её друга делало всё только хуже. Девушка ждала ответа, но юноша не издавал ни звука, продолжая всё так же пристально смотреть на неё пустыми холодными глазами. Это ранило её сильнее, ведь перед самым прощанием она так хотела услышать от него хоть один внятный ответ. — Почему именно здесь, Ин? Почему ты это сделал? — громко-громко закричала Рюджин, ибо она была не в силах выдержать ещё одну секунду тишины. Ей казалось, что она разговаривает сама с собой и из-за этого была очень близка к тому, чтобы потерять рассудок.       — Ты сама знаешь ответ. Я не подвластен этой силе, — в итоге коротко ответил Ин. Рюджин замолчала.       Да, ей следовало бы смириться уже давно, но сейчас, когда минуты неимоверно быстро проходили, ей казалось, что весь мир просто решил поиздеваться над ними — двумя простыми детьми, которые с самого рождения друг друга уже имели пропасть между собой. И как бы сильно в детстве они не старались игнорировать рамки, что были созданы не ими, в юности овраг стал только шире и глубже. Даже сейчас, когда они стоят друг напротив друга, Рю чувствовала что Ин далеко от неё. Она никогда его не любила как мужчину, но он отличался от остальных людей тем, что был почти как родной: как часть её семьи, дома. Может, она просто никогда не задумывалась о своих чувствах, ибо так сильно не любила себя? Ведь только стоило ей очутиться в этом месте, как девушка изменилась, начав принимать себя и свою натуру. Рюджин сделала это тогда, когда на месте Ина был уже другой человек. А сейчас уже слишком поздно что-либо менять.       Океан был спокоен. Дворец не изменился — львы охраняли его вход. Из миниатюрной головы быка текла вода в фонтане, а внизу у резервуара дельфины радовались воде. Подул ветер — недалеко по песку покатился цветок магнолии. Короткий сарафан и волосы развевались по воздуху. Румяные щёки и девичьи глаза были мокрыми от слёз. Бриллианты на диадеме блестели под восходящим солнцем.       — Ин, почему всё должно быть так? — вопрос без ответа задала Рюджин. — Это же не конец, да? Ин? — она снова попыталась улыбнуться, поверить в то, что ничего не случится. Рю хотела себя обмануть, перехитрить, но все попытки были тщетны. Юноша молчал. — Ин! Ин! Поговори со мной! — кричала девушка, снова плача навзрыд. — Скажи… это же всё неправда, да? Это сон? — она начала смеяться сквозь пелену слёз, смотря в безжизненные глаза друга. А он всё так же не проронил ни слова. — Пойдём домой… пойдём… Пойдём к моему брату на ферму? Как раньше. Как в детстве. Ин? — Рю снова ничего не слышала в ответ. Её голова уже начинала болеть из-за того насколько ей было тяжело и плохо. Она снова заплакала, но уже не сдерживая себя, как было до этого. Всхлипы, слёзы, вопли — так было Рюджин легче. — Я не смогу… я не смогу тебя отпустить, Ин. Ин… не уходи, пожалуйста. Прошу… — уже начала умолять девушка.       Она была в глубоком отчаянии. Юноша, что до этого не проявлял никаких эмоций, вдруг едва изменился в лице. Он уже давно принял свою учесть, утратив при этом какие-либо остатки от своей человеческой сущности. Ин смиренно шёл по тропе, которая была ему уготовлена, однако юноша абсолютно позабыл о своём прошлом. Как же много он упустил и потерял, жертвуя собой во славу великой цели и своей мечты. А Ин больше никогда не сможет что-либо изменить. Из его очей потекли слёзы, который в большей степени выражали все его чувства, которые он подавлял в себе. Он похоронил прошлого Чхвэ Ина — доброго, весёлого и инфантильного мальчика. А вместо него восстал из пепла потомком Посейдона. Он, человек, вернулся в Рай, дабы слиться воедино с природой, принимая её бессознательную часть. Только сейчас, в последние минуты, Ин осознал, насколько же он несчастен и одинок. Вся его жизнь проносилась у него перед глазами, но он не мог выдать и слова. Молчание было куда красноречивее всех слов, что он хотел или не хотел сказать. Его слёзы удивили Рюджин и одновременно обрадовали. Она сделала ещё несколько шагов ближе к Ину, продолжая смотреть прямо на него. Девушка из последних сил старалась снова улыбнуться, но не так как она пыталась до этого. Сейчас Рю хочет только покорно склонить голову перед неизбежным. Она хотела улыбнуться во славу воспоминаниям и крепкой дружбе. Рюджин протянула было руку к лицу Ина, но касаться она не решалась, ибо знала чем это чревато. Она хотела утереть его слёзы, обнять, солгать, что всё будет хорошо. Смотря прямо ему в глаза, девушка впервые смогла разглядеть в них настоящие живые эмоции Ина.       — Это всё ещё ты, — в паре сантиметров от белой щеки держала Рюджин свою ладошку. Она не лгала: даже сейчас смотря прямо на морское существо во плоти, она видела своего доброго принца Ина, чья улыбка была ярче солнца. Рю не хотела признавать, что скучает по ней — девушка старается держаться и быть сильной. Ох, как же она хотела сейчас повернуть время вспять. В те летние дни, когда даже корона не была помехой для того, чтобы вместе сбегать из замка, мчась по полям в сторону фермы отца Рюджин, которая после его смерти передалась её брату. О! Минхёк… Как же он там? Скучает ли он по своему лучшему другу? Как жаль, что он не сможет попрощаться с ним так, как это делает сейчас его сестра. Интересно, а после смерти Ина встретится ли Рю с братом вновь? Если ей место здесь, то когда она переплывёт через ненавистный ею океан, дабы побывать на её родной земле? Как странно: она не знает на эти вопросы ответы. Будь она на несколько лет младше, ответила бы сразу, однако не сейчас. Этот дворец стал её домом. Этот материк, эти люди, их история, их вера в свою державу — неужели всё это так сильно повлияло на Рюджин? Неужели она готова стать частью всего этого?       — Это был ты… — смиренно повторила девушка. Помимо вселенской грусти и тоски, в её взгляде нашлось место для благодарности. — Спасибо, что сделал это, — с огромным трудом сказала Рю, наступив на все свои несозревшие чувства. А у Ина сердце заболело. Новая слеза покатилась по его щеке — он готов к смерти, но прежде должен сказать то, что, будучи глупым мальчишкой, постоянно отрицал. Ох, каков глупец, каков слабак… каков же раб мира священного, будучи потомком его Создателя.       — Я люблю тебя, Рюджин.       Магнолии в тот день не росли.       Океан был спокоен. Дворец не изменился — львы охраняли его вход. Они были верными слугами молодого губернатора, что вырос в этом доме. Даже несмотря на то, что он имперского рода, страсть в его крови бушевала неистово: ещё будучи мальчиком, он боролся за людей в этой долине. Он ненавидел Империю, хотя сам был её детищем. Он — простой человек, который находил в своей слабости и простоте красоту. Исключительный альтруист, своим характером сам похож на льва. Он был первым человеком, который признал Чхве Ина повелителем морского мира, и был тем, кто позволил Рюджин стать сильной. Кто знает, к каким переменам это приведёт.       История сложилась так, как и должна была. И благословит потомок Посейдона землю, где взошёл наш Создатель. Да будет же мир наш жить в вечной гармонии, и войдём мы в новую эру, когда сможем, подобно богам, покорять звёзды на ночном небосводе.