***
− Кое-что... кое-что... кое-что... Шерлок убирает телефон от уха и снова проверяет имя на экране. Нет, никакой ошибки. Он предпочитает писать смс, поэтому не ответил бы на звонок, если бы не имя Джона. − Джон? Ты в порядке? − Что? О, да, да, я в порядке, спасибо. − Наступает короткая пауза. − Как ты? − Отлично. − Ох, тогда хорошо. − И это всё? − Шерлок смотрит на фрагмент печени, который, кажется, пытается выскользнуть из поддона, и решает сделать перерыв для тостов. Ночь тёплая, и, честно говоря, чем скорее Шерлок завершит этот эксперимент, тем скорее печень и её аромат исчезнут, и тем счастливее будут все жители Бейкер-стрит, 221, включая его самого. − Что всё? О чём я говорил? − Понятия не имею. Возможно, тебе следует... − О да! − Джон звучит довольным, и Шерлок слышит, как тот шуршит, устраиваясь поудобнее. − Дело в том, что... есть кое-что, что я хотел сказать. Тебе. Давно. Шерлок хмыкает и тупым зондом толкает пурпурный фрагмент печени обратно на поддон, откуда тот пытается выпасть. − И я не говорил тебе это по причинам, которые скоро станут... очевидными. Шмыгнув носом, Джон прочищает горло, и Шерлок слышит шорох ткани, явно из-за попытки Джона встать, где бы тот ни упал. Уголок рта Шерлока приподнимается без его явного разрешения. Действительно, очевидные! Джон в целом счастливый пьяница; он не становится раздражительным или спорящим, просто немного хихикает и отпускает часть «капитана Ватсона», которую прячет в повседневной жизни. К счастью, Шерлоку нравится общество Джона Ватсона, независимо от его настроения. − Где ты? − спрашивает Шерлок, тихо забавляясь. − Я думал, ты встречаешься со старыми армейскими друзьями. − Так и есть. Я встретился. Мы выпили. − Джон тихо рыгает и просит у Шерлока прощения. − А где сейчас эти друзья? − Какие друзья? − Твои армейские коллеги, Джон. Ради бога, постарайся сосредоточиться. − Ой! Раздаётся мягкий стук, и на мгновение всё становится приглушённым. А потом ещё больше возни, и голос Джона становится намного тише; Шерлоку приходится сосредоточиться, чтобы услышать его. − Я не знаю, куда они ушли, но это нормально. Шерлок хмурится и вздыхает. − У тебя телефон перевёрнут. − Шер-лок? Ты меня слышишь? − Твой телефон перевёрнут! − говорит он так громко, как только осмеливается − уже довольно поздно, а травки миссис Хадсон очень успокаивают, но даже они не помешают ей услышать его крик. К счастью, ему это не нужно. Снова шорох, а потом шумное дыхание. − Шер-лок? − Привет. − Привет! Я перевернул телефон... вверх... вниз... э-э-э... − Да, хорошо, только не ушибись. Ты сейчас едешь домой? − М-м-м... да. Шерлок слышит, как Джон кивает, судя по ритмичному трению ткани о ткань. Идиот. Ещё одна из этих несанкционированных улыбок пробегает по его лицу − это становится чем-то вроде привычки рядом с Джоном. − Но сначала я должен тебе кое-что сказать. − Продолжай. Зажав телефон между плечом и ухом, Шерлок просовывает щипцы с одной стороны под срез печени и сжимает так крепко, как только может, чтобы не повредить её больше, чем это уже сделала циррозом умершая пятидесятидевятилетняя женщина. Тем не менее, печень уже некоторое время находится на поддоне и становится скользкой от тепла освещающего её света. В попытке стабилизировать образец, он, поддерживая другой конец скальпелем, аккуратно берёт маленький фрагмент и начинает осторожно перемещать его в препаровальную кювету. − Ну, мы разговаривали, и Билл сказал мне... Ты знаешь Билла? Не бери в голову... он сказал, что нет ничего хуже, чем быть отвергнутым... отвергнутым тем, в кого ты влюблён... Ты знаешь, что это такое? Влюблённость? Это когда ты любишь кого-то, но он ещё этого не знает. Это как секрет. Ш-ш-ш! На секунду всё стихает, а потом раздаётся тихое хихиканье Джона. − Спасибо за разъяснение. Так какую же философскую жемчужину открыл Билл? Печень всё дальше выскальзывает из щипцов, и Шерлоку приходится быстро её взять по-другому, чтобы удержать на инструментах под углом, стараясь не дышать слишком глубоко, так как запах действительно становится довольно резким. − Никаких фило... каких-то... драгоценных камней. Ты не слушаешь! Билл сказал, что хуже, чем быть... отвергнутым тем, в кого ты влюблён, это никогда не найти в себе смелости сказать об этом. − Почему ты говоришь мне это сейчас? Просто возьми кэб и возвращайся домой. Ты можешь сказать мне, когда приедешь. Его игнорируют. − Итак, я спросил, что, что если это не влюб... влюблённость? Что, если это... любовь моей жизни? Фу! Шерлок задавался вопросом, о чём мужчины могут говорить часами, потягивая тёплое пиво в грязных пабах с липкими столами. В мире не может быть столько футбола, верно? Но нет, похоже, что столь утомительная, полностью сводящая с ума дискуссия о женщинах заполняет пробел в укрепляющем мужскую дружбу ритуале. И теперь Джон позвонил, чтобы поделиться с ним своим прозрением. Какая радость! − Мне приехать и найти тебя? − спрашивает Шерлок. По крайней мере, если он заберёт Джона оттуда, где тот оказался, можно будет с полным основанием утверждать, что на его телефоне была плохая слышимость. В центре Лондона. Х-м-м... Это может ему не сойти с рук. Возможно, на него подействовали пары из печени. − Нет! Нет, нет, нет, нет! − быстро говорит Джон. − Тебя не должно быть здесь, потому что ответ... Ты не должен... не смотри на меня, когда я тебе скажу. Билл говорит, что единственное, что хуже... хуже, чем быть отвергнутым, не позволить этому человеку узнать, что он... нет... он − твоя чёртова любовь... твоей жизни. Так что ты об этом думаешь? Шерлок вздыхает. Он явно был слишком отвлечён, чтобы заметить, что Джон снова подумывает о свидании. Он остановился на некоторое время и, казалось, был доволен тем, что проводил вечера дома, смотрел телевизор, ел еду навынос или посещал местные рестораны с Шерлоком − когда, конечно, не было никаких дел. И хотя Джон не относился серьёзно ни к одной из подружек, которые у него были с тех пор, как Шерлок с ним познакомился, он явно испытывает очень сильные чувства к этому новому потенциальному партнёру. А Шерлок даже не встречался с ней, так что он не может по-настоящему заниматься убийством, по крайней мере, пока; он уверен, что счастливица скучная и пресная, и самое волнующее в ней − это её парень. Но Джон, в конце концов, заслуживает того, чтобы быть счастливым, и банальные женщины, по-видимому, доставляют ему удовольствие. Шерлок не может ожидать, что Джон захочет жить с ним в их захламлённой квартире вечно, каким бы идеальным он ни считал их положение. Конечно, нет. Это потенциально может всё изменить, осознаёт Шерлок, и это ужасно, как... Почему люди так поступают? Привязаться к кому-то и положиться на него в своём счастье? Это так просто и предсказуемо, и ему больно, что, несмотря на свой огромный интеллект, он так же восприимчив к этому, как и любой другой бедолага на улице. Это невыносимо. − Ты должен делать то, что делает тебя счастливым, Джон, − тихо говорит Шерлок. Он ожидал, что почувствует себя лучше из-за того, что поступил «правильно». Нет. Это отвратительно. − Если этот человек так важен для тебя, то ты обязан выяснить, чувствует ли он то же самое. Откуда он взял эту чушь? Возможно, от Лестрейда или Молли. Или из одного из тех ужасных дневных телешоу, которые смотрит Хаддерс? В любом случае, это полная чушь; Джон должен оставаться здесь с ним, раскрывать преступления и быть его проводником света, заваривать ему чай и заставлять его есть тяжёлые, такие как горох, обеденные блюда, слушать, когда он играет на скрипке и смеяться над его шутками. − Верно. Я так и сказал. Итак... − Итак? − повторяет Шерлок, достигнув конца своих эмпатических реакций на бред Джона-Ромео. Эта печень действительно становится проблемой. Она непристойно шлёпается на его инструменты и отказывается перестать раскачиваться самым тревожным образом при малейшем движении. − Итак, ты чувствуешь то же самое? − Что? − Что? − Что? − Эх... Я отказываюсь от этого вопроса. − Что ты имеешь в виду? − спрашивает Шерлок. − О-о-ох... да... Я любовь всей твоей жизни? − Что? − И это действительно звёздная работа Шерлока. Стоящая каждого пенни, которое его родители заплатили за то, чтобы он посещал (хотя и неохотно) самые дорогие школы в стране. Обсуждая всё, без сомнения. Джон вздыхает. − Слушай, я помню, что ты сказал в ту ночь, в ту первую ночь, и я думаю об этом... и если это не так, то значит не так... но нет никого, похожего на тебя.. и если ты для меня... но если это не для тебя, то тогда никто. Но я просто думаю... К чему я клоню? Печень видит возможность и издаёт откровенно грязное хлюпанье, шлёпаясь на кухонный стол, дрожа от восторга от своей новообретённой свободы. Шерлок моргает и открывает рот, чтобы заговорить, но не издаёт ни звука, поэтому он снова закрывает его. − Точно, да, я помню. Я знаю, что мы очень разные люди, и я знаю, что у тебя нет... нет... бойфренда, но я почти уверен, что ты гей, и я почти уверен, что я би, и... ты симпатичный... Я в этом уверен. И когда ты смотришь на меня, я чувствую, что могу сделать всё, что угодно. Никогда не чувствовал этого раньше. И ты такой гениальный и забавный, и я не могу поверить, что никто другой этого не видит и... не знаю... не заключил с тобой брак. И, пожалуйста, не надо, потому что если ты собираешься на ком-то жениться, то это должен быть я, потому что я люблю тебя больше всего на свете. Джон снова откашливается. − Итак, − продолжает он, затем, кажется, снова теряет нить своего монолога, прежде чем собраться с силами. − Я говорил тебе, что ты симпатичный? Такой симпатичный... Нет... привлекательный! Красивый? В любом случае, твои глаза... и твои скулы должны быть вне закона. И твои волосы, я хочу всё время прикасаться к ним, к Шер-локонам. Всё время. Зарываться в них пальцами и... И твой рот... о боже, твой рот. И даже если ты страшнее атомной войны... а ты не такой из-за своего лица... даже если бы ты был не такой, я всё равно любил бы тебя, потому что ты единственный в мире гений-детектив, но ты всё равно понятия не имел, что я был влюблён в тебя всё это время. Джон широко зевает и шмыгает носом. − И вот почему... ты... любовь всей моей жизни. И что теперь? − Джон тихонько хихикает. − Нажми «один» для «Я тоже тебя люблю». Нажми «два» для «Я раздавлен твоим интересом», но я согласен... Я сам женат на своей работе. Нажми «три», чтобы снова услышать варианты. На линии становится тихо, и только дыхание Джона дает Шерлоку понять, что он не повесил трубку. Его вены, кажется, полны пузырьков, онемевших и покалывающих одновременно. Они начинаются в основании его черепа и стекают вниз по позвоночнику, а затем к пальцам рук и ног. Ему приходится постоянно напоминать себе, что нужно дышать, и он не совсем уверен, где сейчас находится его желудок, так как тот начал кувыркаться, когда Джон сказал: «Потому что я люблю тебя больше всего на свете», и до сих пор не остановился. Что, чёрт возьми, ему теперь делать? Является ли всё, что говорит Джон, реальным, или это бред очень пьяного, очень сбитого с толку врача, который склонен не злоупотреблять алкоголем − возможно, именно по этой причине. Это какая-то шутка? Джон никогда раньше не был жестоким, это не похоже на него. Так что, скорее всего, это не шутка. Признает ли он, что осознал некоторую привязанность, которую Джон испытывает к нему, поскольку это соответствует той привязанности, которую он испытывает к Джону? Он посмеётся над этим и будет надеяться, что Джон ничего не вспомнит утром? Позволит ли он себе даже надеяться, что это то, что ему позволено получить? Что Джон может заботиться о нём более чем платонически? Шерлок не уверен, хочет ли он внезапно блевать или петь. Но это также может быть печень. − Где ты? − Э-м-м... На заднем плане Шерлок слышит звук автомобильного гудка, два коротких гудка, когда машина отъезжает. Он выпрямляется, когда понимает, что слышит тот же самый шум, доносящийся снаружи, с улицы. Текстовое оповещение пугает его, и он щелчком открывает его, не желая отнимать телефон от уха больше чем на секунду. «Соблаговоли забрать своего возлюбленного с порога, дорогой брат. Его пьяное состояние вот-вот привлечёт внимание местной полиции, и мне бы не хотелось, чтобы ваша первая совместная ночь была испорчена неудобными требованиями залога. МХ» «И ещё, поздравляю. МХ» Шерлок снимает перчатки и оставляет печень на месте. Спешка почти побеждает его, но он каким-то образом спотыкается, спускаясь по лестнице, пока пишет брату, чтобы тот «любезно отвалил». Он открывает входную дверь и видит Джона, сидящего на ступеньке, тяжело прислонившись к металлическим перилам. Джону требуется пара попыток, чтобы найти способ повернуть голову, не упав. Он всё ещё прижимает телефон к уху, и когда видит Шерлока, широкая улыбка расплывается на его лице. − Эй! Ты нашёл меня! − Да, но в противном случае я не был бы хорошим детективом, не так ли? − Послушай... − Тогда мы поднимаемся, − перебивает Шерлок, заметив колышущиеся занавески на окне миссис Тернер, вероятно, источник информации полиции. Протянув руку, чтобы подхватить Джона под плечо, он поднимает его на ноги. Джон просто стоит и слегка покачивается, сияя. − Мы сейчас идём домой? − невнятно спрашивает он. Шерлок ничего не может с собой поделать; он посмеивается, когда ведёт Джона вверх по двум ступенькам и через парадную дверь. − Та-да! − бормочет он и улыбается, когда Джон оглядывается вокруг, впечатлённый. − Красивый и умный, − настаивает Джон, наблюдая, как Шерлок закрывает и запирает входную дверь. В жёлтом свете коридора Джон выглядит раскрасневшимся и немного растрёпанным, но счастливым. Он не совсем твёрдо держится на ногах, и на лестнице есть пара неприятных моментов, когда Шерлок думает, что они оба могут упасть, но в конце концов он доводит их обоих до гостиной. Джон борется со своей курткой и почти бьёт Шерлока в челюсть дикими биениями, когда он подходит, чтобы помочь. − Ради бога, Джон! Стой спокойно и позволь мне вытащить тебя из этого. Джон немедленно замирает − или настолько замирает, насколько это возможно в настоящее время. Его глаза устали, но блестят, и он внимательно наблюдает, как Шерлок выпутывает руки из рукавов и вешает оскорбительный дождевик. − Только из этого? − спрашивает он, выгнув брови, и на его лице появляется необычное выражение − веселье, обольщение, вызов и... Шерлок даже не собирается пытаться расшифровать это. − Я серьёзно, ты же знаешь, − заверяет Джон, когда Шерлок подводит его к дивану. − Ты думаешь, я пьян, но... ну, я пьян, ха-ха! Так что ты пьян... но я также имею в виду каждое слово из того, что я сказал. Я никогда не говорил тебе − мы никогда не говорим о таких вещах, но иногда, когда ты смотришь на меня, я думаю, что, возможно, нам стоит это сделать. − Садись, Джон. Я принесу тебе воды. И ведро. Демонстрируя удивительную координацию, Джон хватает Шерлока за руку, когда падает обратно на бедный, измученный диван. − А ты? Я имею в виду, влюбляться в людей. Я знаю, что ты любишь серийных убийц, убийства в запертых комнатах, чай, глаза в банках из-под варенья и свой микроскоп, но любишь ли ты... людей. Когда-нибудь любил? Шерлок смотрит на полное надежды лицо Джона, прикусывает губу и в конце концов кивает. − Это было, в редких случаях. − Насколько редко? − Только один раз. Улыбка Джона нелепа, но Шерлок не может не улыбнуться в ответ. Действительно, всё становится слишком слащавым, поэтому Шерлок осторожно распутывает их пальцы и идёт на кухню, якобы за водой. Ему требуется гораздо больше времени, чем следовало бы, чтобы вспомнить, в каком шкафчике стаканы. Он заглядывает в несколько шкафчиков, ничего не видя, прежде чем натыкается на нужный. Шерлок пытается осмыслить последние десять минут. Джон говорит, что любит его. Это хорошо. Джон очень, очень пьян. Обычно это смешно, но в данном случае плохо. Джон не склонен к жестоким шуткам или преднамеренной лжи. Это многообещающе. Джон − единственный человек в мире, в которого Шерлок мог бы подумать о возможности влюбиться. Если на него не давить. Это... удивительно. Джон вполне может пожалеть о том, что сказал, при ярком свете дня. Это неприятная мысль. Джон может все отрицать и утверждать, что ничего из этого не помнит. Это вполне возможно. Шерлок понимает, что он стоял, уставившись на кран в течение глупого количества времени, а также что Джон, такой болтливый до сих пор, зловеще замолчал. Он быстро наполняет стакан и достаёт пластиковое ведерко, которое хранится под раковиной, затем идёт в ванную за парацетамолом. Вернувшись в гостиную со своей добычей, он обнаруживает, что его потенциальный поклонник рухнул на диван, тихо похрапывая и пуская слюни на любимую подушку Шерлока. − Джон? Джон! − Шерлок не хочет трясти его, чтобы не вызвать тошноту. − Тебе действительно стоит попробовать выпить немного воды, прежде чем ты... − Он протягивает руку и сжимает плечо Джона. − Ублюдок, − бормочет Джон и бьёт по руке Шерлока, прежде чем замечает, кого он оскорбляет, и на его лице снова появляется одурманенная улыбка. − Привет! Привет! Извиняюсь... О чём я говорил? − Привет, − отвечает Шерлок, и чувство нежности поселяется у него за рёбрами, а не запихивается в самые глубокие уголки Чертогов разума (в тёмный подвал, на дно запертого шкафа с картотекой, стоящего в заброшенном туалете с табличкой на двери, по какой-то причине гласящей «Берегись леопарда»). − Что я? Ох... Привет! Ох! Ты пришёл рассказать мне о том, что я только что сказал? Шерлок очень рад, что он гений. Беспорядочная болтовня Джона в этот вечер подорвала даже его лингвистические навыки. Джон широко зевает, и наступает сложный момент, когда он рыгает и выглядит немного зелёным. − Думаю, нам стоит поговорить утром, − предлагает Шерлок. Джон выглядит немного разочарованным, но собирается с силами: − Ну, по крайней мере, я тебе сказал. У меня есть... кое-что... чтобы сказать тебе. − На мгновение он выглядит так, будто у него запор, а затем кричит: − Смелость! − Он снова улыбается, довольный своей умственной гимнастикой. − У меня хватило смелости сказать это тебе! Шерлок наблюдает, как Джон подтягивает его подушку под щеку и укладывается на бок, явно собираясь заснуть. − Мы должны уложить тебя в постель, Джон. − Шерлок предлагает, но очевидно, что Джон подошёл к концу активной части своего опьянения и вступает в стадии храпа и потухания, как свет. Ещё глубже зарывшись в диванные подушки, Джон вздыхает. − Этот Билл... Он... он мудрый человек, − бормочет он. Шерлок наблюдает за ним несколько минут, убеждаясь, что Джон в безопасности, прежде чем стащить с него ботинки и накинуть на него плед со спинки дивана. Джон не пропускает ни единого вздоха, поэтому Шерлок ставит ведро в самое стратегически важное место и оставляет воду и парацетамол в прямой видимости для его возможного пробуждения. По пути в свою комнату он выключает все лампы, кроме той, что на верхней площадке, которая даёт достаточно света для ночных прогулок, не светя никому в лицо. Не ожидая, что заснёт, он устраивается на кровати и пытается игнорировать предсказания об утре, которые его мозг продолжает бесполезно поставлять. Несмотря на это, он засыпает через двадцать минут и видит во сне лучшие сценарии развития событий.***
Шерлок принимает душ, одевается и ставит чайник, и ни одно из этих действий не было сделано тихо, и только когда начинает помешивать свой чай, Джон осторожно входит на кухню. «Билл − полный придурок», − вот первая мысль Джона на этот день. Он прислоняется к холодильнику и по цвету лица чуть не сливается с ним. Его глаза налиты кровью, а волосы в ужасном состоянии. Возле его рта корка высохшей слюны, и Шерлок пожалел бы его, если бы у него осталось хоть одно место, которое ещё не было занято опасениями и тревогой. Шерлок передает ему чай и наблюдает, как Джон наполовину садится, наполовину падает на ближайший кухонный стул. Он делает глоток и делает несчастное лицо, решив поставить свою кружку на стол рядом. − Я должен перед тобой извиниться. И я должен Биллу быстрый пинок под зад. Он всегда был ублюдком − я понятия не имею, почему я согласился встретиться с ним, − признаётся Джон, а затем добавляет: − Ублюдок, − для разнообразия. Этого недостаточно, чтобы Шерлок понял, за что Джон должен извиниться. Вместо того чтобы идти вперёд с пренебрежительными банальностями или полным непониманием, он просто прислоняется к кухонной стойке и ждёт. Джон проводит рукой по лицу и кривится, явно пытаясь избавиться от боли в спине и плече. − Он подсыпал тебе что-то в напитки? − спрашивает Шерлок. − Он только купил мне водку с прицепом в виде пива, которое я пью, − признаётся Джон, немного смущённый. − Прошлой ночью я почувствовал на тебе этот запах. Впервые за сегодняшний день Джон действительно смотрит Шерлоку в глаза. − Послушай... Но Шерлок не готов выслушивать оправдания и причины, по которым Джон сказал то, что сказал. Он мог бы предоставить себе только несколько минут передышки, но поворачивается на каблуках и тянется к шкафу за хлебом. − Я предлагаю тебе попробовать съесть что-нибудь простое. Некоторые люди считают, что это помогает при симптомах похмелья. Он отрезает кусок хлеба и засовывает его в тостер, борясь с механизмом, который плохо реагирует на жестокое обращение. − Шерлок... − Я не думаю, что варенье − это разумно, но кусочек масла может быть приемлемым. Яйца питательно хорошо сбалансированы, но запах их приготовления может сделать людей менее склонными выбирать их в тех случаях, когда возникает тошнота, поэтому, возможно... − Послушай, Шерлок... Тост выскакивает, он едва тёплый и почти не поджаренный, но Шерлок хватает его и бросает на тарелку, находит нож и начинает искать масло. Из-за его спины раздается порывистый вздох, и тихий, несчастный голос спрашивает: − Шерлок, пожалуйста, посмотри на меня. Шерлок решительно смотрит на кухонный шкафчик перед собой, досчитав до десяти, прежде чем осторожно кладёт нож и медленно поворачивается к Джону, стараясь изобразить на лице маску безразличия. Как иронично, думает он, все то время, когда он думал, что навсегда прогнал Джона с его странностями, его навязчивой личностью и его легкомыслием, что именно то, что сделал Джон, наконец-то положило конец этому периоду его жизни. Он идиот, если думает, что сможет сохранить такое счастье, какое испытывал с тех пор, как Джон переехал. Конечно, это никогда не могло быть постоянной ситуацией, о которой Шерлок мечтал в своих самых сокровенных мыслях − это не для таких, как он. Джон заслуживает лучшего. Сегодня утром он раскаивается и смущён, но в глубине души он сказал эти слова, и они не могут быть услышаны или недосказаны. Джон − гордый и сложный человек. Он не считает, что его привлекают другие мужчины (хотя у Шерлока есть свои собственные теории на этот счёт), он добивается внимания женщин и получает его достаточно часто. Он никогда не унывает надолго, хотя, когда его авансы отвергают, он просто переходит к следующему хорошенькому личику или впечатляющему набору грудей, которые пересекают его путь. Джон всё время флиртует с женщинами, а если ему это не удаётся, он не занимается самокопанием и не испытывает к себе отвращение. Так что сегодня утром дело не в Шерлоке. Этот сердечный кризис − это, по-видимому, гибкая сексуальность Джона, факт, о котором он, похоже, не подозревал, а Шерлок стал невольным катализатором. Если только его влечение к мужчинам не является чем-то, что он активно игнорирует из-за своего собственного самовосприятия или внутренней гомофобии, единственное преступление Шерлока заключается в том, что он обладает неправильным набором гениталий, чтобы Джон мог отмахнуться от обнажающей душу беседы прошлой ночью. (Итак, насколько хорошо «Всё в порядке», Джон?) В порыве вдохновения Шерлок решает дать Джону выход – начать с чистого листа, отпустить его с крючка, похоронить топор войны, закрыть на это глаза, простить и забыть... о боже, он потерял способность мыслить в любой форме, приближающейся к рациональности... отвернись, подставь другую щеку, поцелуй и смирись... Ах! Нет, к сожалению, последнее маловероятно. − Ну? − спрашивает он, и, по крайней мере, его голос удивительно спокоен и пренебрежителен, даже если его разум в настоящее время занят эпическим крахом. Он почёсывает уголок рта ногтем большого пальца и, моргая, смотрит на Джона. − Если ты собираешься спросить меня о прошлой ночи, боюсь, я не смогу тебе помочь. В твоих словах не было абсолютно никакого смысла. Правда, Джон, тебе повезло, что тебя не забрала полиция. Он замечает масло в конце стола и хватает нож, спокойно намазывает небольшим количеством масла хлеб и кладёт его перед Джоном. − Миссис Тёрнер была очень встревожена твоей бессвязной болтовнёй и явно не узнала тебя. Её зрение уже не то, что было, и ты был в тени, но это, должно быть, очень обеспокоило её... − Заткнись! − предлагает Джон, проводя рукой по волосам и придавая им ещё более растрёпанный вид в стиле «сон на диване». − Это звучит как хороший совет, так что Шерлок это делает. − Я пойду и извинюсь перед миссис Тёрнер позже. А пока я хочу поговорить с тобой, − говорит Джон. − Сегодня утром у меня ужасное похмелье, но у меня также достаточно воспоминаний о прошлой ночи, чтобы знать, что я не был совершенно непонятен и что я сказал что-то, что напугало тебя. − В самом деле? − Шерлок холодно спрашивает: − Выводы, Джон? Так рано? И как тебе всё это удалось? − Ну, ты не смотришь мне в глаза, ты теребишь ногти, ты болтаешь без умолку и забываешь дышать, и ты только что дал мне на завтрак мочалку для мытья посуды. Шерлок несколько раз моргает, затем опускает глаза и, конечно же, вручает Джону тарелку, на которой лежит плоская зелёная нейлоновая мочалка для кастрюль, тщательно смазанная маслом. Шерлок кивает. − Если ты позволишь, дай мне минутку... − Нет, − мгновенно отвечает Джон. Он отодвигает тарелку, но с явным облегчением делает глоток из кружки. − Но я... − Шерлок указывает на свою спальню. Джон качает головой, не прекращая глотать чай, и властно поднимает палец в жесте «жди или останься». А затем продолжает пить из своей кружки, аккуратно поставив её потом обратно на стол. Он вытирает уголки рта тыльной стороной запястья и скрещивает руки на груди. − Прости, − наконец говорит он. − Я заставил тебя чувствовать себя неловко и вывалил на тебя то, о чём ты не просил. Я не должен был позволять себе так разозлиться, что не смог держать свой большой рот на замке и поставил тебя в неловкое положение, заставив услышать это. Это моя проблема, моя вина, а не твоя. Он вздыхает и вытирает лицо рукой, а затем снова скрещивает руки на груди. − Я надеюсь, что ты сможешь простить меня, и со своей стороны я могу заверить тебя, что, несмотря на моё... моё раскрытие, у меня нет никаких ожиданий от тебя, тебе не нужно изменять своё поведение или вообще обращать какое-либо внимание на мои... желания. Я разберусь с этим, и мы сможем продолжать в том же духе. Если, однако, я заставил тебя чувствовать себя небезопасно или настолько неудобно, что ты больше не хочешь жить со мной, я, конечно, найду другое место для жизни. В любом случае, мне очень, очень жаль, что я расстроил тебя, Шерлок. Джон, кажется, устал от своей речи, такой же красивой и лаконичной. Его локоть скользит по столу, будто даже сидеть прямо для него сейчас слишком непросто. С его кожей, серой и бледной, и всё ещё одетый в мятую одежду прошлой ночи, он представляет собой картину страдания. − Итак... и... и-и-итак... э-э-э... ты это имел в виду... то, что ты сказал вчера вечером, − уточняет Шерлок, вынужденный понизить голос, когда он становится высоким, паническим и нелепым. − Это не шутка и не бредовый эпизод. Ты действительно имел в виду... это серьёзно? Джон только жалобно кивает. − Прости, Шерлок. Я справлялся с этим; ты никогда не замечал, и я думал, что смогу скрывать это от тебя бесконечно. Что мы могли бы продолжать в том же духе, и тебе никогда не нужно было бы знать об этом. А потом чертов Билл начал рассказывать о... Нет, никаких оправданий. Я был идиотом – вот и всё. − Так... ты... − Да. − И я... Джон кивает, а Шерлок с трудом подбирает слова. − Я... − Любовь всей моей жизни, да. Мозговой кризис Шерлока, похоже, завершён. Он стоит и моргает, глядя на Джона, пока тот не начинает настороженно смотреть на него. − Ты в порядке? − тихо спрашивает Джон. − Только не говори мне, что я, чёрт возьми, сломал тебя вдобавок ко всему остальному. Шерлок глубоко вздыхает и садится на стул рядом с Джоном, который смотрит на него с плохо скрываемым беспокойством. − Что это влечёт за собой? Быть любовью чьей-то жизни? − Я же сказал − тебе не нужно об этом беспокоиться. Это не твоя вина − ты не сделал ничего такого, что... − Да, я понимаю, − внезапно нетерпеливо перебивает Шерлок, − но гипотетически, как ты узнаешь любовь всей своей жизни? − Шерлок, серьёзно? У меня слишком сильное похмелье, чтобы обсуждать это сейчас. − Пожалуйста, Джон. Мне нужно понять. Джон сглатывает и кивает, выпрямляясь и расправляя плечи. − Да, конечно, знаешь. Извини. Это термин для того, кто является самым важным человеком в твоей жизни. Кто-то, кого ты знаешь достаточно долго, чтобы восхищаться, уважать и понимать. Кто-то, к кому ты испытываешь величайшее уважение и привязанность. Кто-то, без кого ты бы никогда не захотел остаться. − И это то, что испытывают многие люди, не так ли? − нетерпеливо спрашивает Шерлок. − Если им повезёт, − отвечает Джон. − Это термин, о котором немного говорят, но так не должно быть. Это не просто влечение, похоть или что-то ещё, это нечто большее. Это уверенность − что ты чувствуешь, что в твоей жизни больше нет никого подобного, и что ты уверен, что этого не может быть. Это не то, о чём следует говорить легкомысленно, это не мимолётная фантазия, это... глубже, чем это. Джон, кажется, внезапно понимает, с кем говорит, и выглядит смущённым и виноватым. − Такое случается раз в жизни. И даже если что-то изменится или ты пойдёшь дальше, это не изменит твоих чувств к этому человеку. Ты встречаешь такого человека только один раз в жизни, независимо от того, проведёшь ли ты с ним эту жизнь или нет. Джон выглядит взволнованным, и Шерлок с удивлением осознаёт, что чувствует то же самое; его горло странно сдавило, а перед глазами пелена. − Спасибо за объяснение, Джон, − хрипит Шерлок, откашливается и поворачивается к нему лицом. − И эта любовь к твоему жизненному статусу приносит пользу? − Что ты имеешь в виду? − спрашивает Джон, явно пытаясь дать Шерлоку информацию, которую он жаждет, когда он предпочёл бы быть где-то в другом месте... в любом другом месте. − Ну, если участники отношений находятся в согласии, этот статус может дать определённые награды или привилегии? − Это зависит от отношений, я полагаю, − отвечает Джон, явно с трудом. − И от того, что ты считаешь привилегией. Извини, я не совсем... − Нет, конечно, нет. У меня никогда раньше не было любви в моей жизни, − допускает Шерлок. Он на мгновение задумывается. − А у тебя? − спрашивает он. Джон слабо улыбается. − Нет. − Хорошо. Таким образом, такие выгоды могут быть согласованы участниками соглашения, которые являются взаимоприемлемыми или приветствуемыми. − Полагаю, что да, но... Шерлок, я не знаю, о чём ты думаешь, но такие вещи обычно более... органичные, чем это. − Что ты имеешь в виду? − Ну, − начинает Джон, и его лицо очаровательно морщится, когда он размышляет, так же, как он делал, когда пытался объяснить ему Джеймса Бонда или точку зрения персонажа, известного как Кью. − В то время как любовь всей твоей жизни не может не ответить на это чувство, и некоторые люди понимают, что кто-то был любовью всей их жизни только после того, как это произошло, это не часто обсуждаемая ситуация. Это не зависит от определённых требований или обязательств.... это просто... это... Джон замолкает и выглядит одновременно задумчивым и слегка зелёным. Но он услышал достаточно. − Я согласен, − заявляет Шерлок. − Что? − хмыкает Джон. − Положение... как любовь всей твоей жизни... Я его принимаю. − Шерлок улыбается и ждёт понимания Джона. Это не сразу приходит. − Э-м-м... хорошо? − предлагает Джон с повышением тона. − Значит, ты не хочешь, чтобы я... ушёл? − Ну, конечно, нет! Ты стал жизненно важен для моей работы и бесперебойной работы 221Б. Я привык к твоим личностным причудам, и мы нашли взаимоприемлемый способ сосуществования. Если ты уйдёшь, это нанесёт ущерб практически всем сферам моей жизни. − Хорошо, хорошо, это... − И снова Джон замолкает − очевидно, его уровень опьянения прошлой ночью нанёс значительный ущерб его умственным способностям этим утром, и Шерлоку остаётся только надеяться, что его выздоровление будет столь же быстрым, как и полным. Он хочет как можно скорее добраться до самых интересных аспектов этого нового устройства жизни, и нынешняя тупость Джона в данный момент может сорвать его планы на эксперименты сегодня. Прибегнув к ещё одной кружке чая, Джон осушает её и несколько секунд печально смотрит на неё, словно в поисках ответов, прежде чем поставить её на место. − Хорошо, что ж, спасибо за понимание, Шерлок. И уверяю тебя, я не ожидаю, что между нами что-то изменится... − Кроме секса, конечно, − кивает Шерлок. Джон несколько секунд сидит, переваривая услышанное, а затем печально качает головой. − Э-э-э... нет, извини, я не догоняю... это... − Секс, Джон. Связь. Это станет новым аспектом наших отношений. В том, что мы ещё не... − Нет, − говорит Джон, протягивая руку и жестикулируя между ними, − э-э-э... нет... ты снова меня не понял. Я говорил тебе. Ты не обязан... Это... Просто потому, что у меня... э-э... есть чувства... к тебе... это не значит, что ты должен... Я уверен, что смогу научиться... − Ты не хочешь заниматься со мной сексом? − спрашивает Шерлок, слегка озадаченный, с замиранием сердца. Джон открывает рот, потом снова закрывает его пару раз. − То, что я желаю... Ну, конечно, я хотел бы... но... Нет, я не понимаю. Что происходит? Шерлок жалеет этого человека и встаёт, чтобы снова вскипятить чайник. Возможно, с либеральным применением английского завтрака Джон будет в состоянии начать изучение их нового устройства жизни раньше. Он заваривает ещё чаю и даже берёт слегка подогретый хлеб, который должен был быть тостом, и кладёт его на чистую тарелку для Джона, который рассеянно благодарит его, когда Шерлок возвращается на своё место. − Ты должен попробовать что-нибудь съесть. Я подозреваю, что ты почувствуешь себя лучше, и тогда мы сможем начать с поцелуев, настолько авантюрных, насколько ты чувствуешь себя готовым, и посмотрим, что будет дальше. Как ты думаешь, фелляция может быть на столе сегодня или это пока рано? Возможно, тогда какая-нибудь взаимная мастурбация. Лицо Джона представляет собой интересное сочетание пурпурного и жёлтого, когда он смотрит на Шерлока. Он ставит свою кружку на стол и обхватывает руками голову, поставив локти на стол. − Нет, Шерлок. Просто потому, что я хочу... быть близким с тобой, не значит, что ты должен... это так не работает... − Но если ты любовь всей моей жизни, как я это понимаю, а я любовь всей твоей жизни, то, конечно, если мы оба хотим интимных отношений, это должно быть просто вопросом обсуждения предпочтений и принятия взаимосогласованного решения. Джон поднимает руку, его глаза очень широко раскрыты, а брови больше не видны, так далеко они поднялись над линией волос. − Подожди, подожди! Я любовь всей твоей жизни? − О, да. − С каких это пор? − Ну, если бы ты нашёл время объяснить мне концепцию раньше, чем я бы понял. Так, может быть, с февраля? − С февраля? Шесть месяцев, Шерлок? − О, нет! Февраль 2010 года, − объясняет он, отмечая, что цвет лица Джона сейчас действительно замечательный − яростная фуксия на щеках и неприятная олива вокруг рта и глаз. − Шерлок, почему ты молчал?.. Что... что... − Его взгляд скользит по столу. − Что это, чёрт возьми, такое? Шерлок поворачивается, проследив за направлением взгляда Джона, и немного огорчается, обнаружив, что кусок печени, о котором он забыл прошлой ночью, на самом деле добрался до подставки для тостов и даже сейчас пытается упасть со стола; она высохшая и очень неприятно пахнет. Он предположил, что к запаху добавился побочный продукт излишеств Джона прошлой ночью. − Ой! Эксперимент. Какое-то время это была печень, но когда ты сказал, что любишь меня, я бросил её. Все интересные краски Джона мгновенно исчезают с его лица, а глаза становятся стеклянными. Он явно огорчён этим, несмотря на то, что является врачом. − Шерлок, − шепчет он, выглядя поражённым. − Значит, это значит «нет» фелляции? − печально спрашивает Шерлок. Джон двигается очень быстро для человека, уровень алкоголя в крови которого в последнее время был так высок, и у которого, должно быть, есть остаточные симптомы токсичности ацетальдегида, а родственные ему вещества, такие как метанол, всё ещё находятся в процессе метаболизма. Дверь ванной с грохотом захлопывается, и раздаётся безошибочный звук, свидетельствующий о том, что кому-то очень плохо. Шерлок сочувственно кривится, отрывает салфетку, берёт мешок для мусора и начинает бросать туда фрагмент печени, перчатки, препаровальную кювету и поддон для печени. Он находит антибактериальный спрей, который Джон покупает оптом, и убирает стол; решив, что подставка для тостов − это сопутствующий ущерб, он бросает в мешок и её. И мочалку для мытья посуды. И масло. Быть любовью чьей-то жизни довольно трудоёмко, думает Шерлок, открывая кухонное окно и бросая мешок на мусорные баки внизу с громким хлюпаньем и грохотом. Он занимает позицию за дверью ванной и издаёт сочувственные звуки, пока Джон не просит его отвалить. − Но что ты собираешься делать теперь? − спрашивает Шерлок. − У меня всё ещё есть вопросы. − Почистить зубы. Принять душ, − рычит Джон. − А потом секс? − А потом сон, − поясняет он несколько сдавленным голосом. Шерлок вздыхает. − А секс? Или, по крайней мере, поцелуи? − А потом немного еды. − А потом секс? − спрашивает Шерлок, его надежды тускнеют всё больше и больше, когда он подсчитывает, сколько часов осталось от сегодняшнего дня. Раздаётся сопение и стон − Джон поднимается с колен возле унитаза, и звук слива. Шкафчик в ванной, зубная щётка, зубная паста, вода. Пауза. − Ты мог бы... если бы ты хотел... ты мог бы пойти и лечь спать со мной. Шерлок сияет. − Если ты уберёшь эту адскую сцену на кухонном столе. − Уже сделано, Джон, − заверяет его Шерлок. Раздаётся звук агрессивной чистки зубов, и Шерлок спешит за водой, стаканом, пачкой парацетамола, «секретной» бутылочкой смазки и коробкой презервативов, которые Джон держит в нижнем ящике в своей спальне. Он приносит всё в свою комнату, а затем возвращается, чтобы запереть входную дверь и переключить оба их мобильных телефона на беззвучный режим, с последним походом на кухню взяв печенье(1). Когда включается душ, Шерлок ждёт, пока не услышит, как закрывается штора, прежде чем тихо открыть дверь между своей комнатой и ванной, и вешает полотенце Джона на дверную ручку, оставляя дверь открытой и возвращаясь в постель, чтобы подождать его. Когда Джон достаточно оправится и у них обоих будет несколько оргазмов и немного печенья, он украдёт телефон Джона... попросит телефон у Джона и пошлёт благодарственную смс Биллу. Джон был прав с самого начала; он действительно очень мудрый человек.