«И отделил Бог свет от тьмы»
Быт. 1:4
По хмурому небу медленно и лениво плыли облака, предвещающие дождь. Было около шести часов вечера. Ветер едва не вырывал с корнем молодые саженцы деревьев. В обшарпанной комнате с отошедшими обоями и потёртым линолеумом стояли две кровати. На той, что стояла у окна, сидел мальчик с синими волосами. Он сжимал рукой край одеяла, вслушиваясь в крики из кухни. Напротив, на кровати, стоявшей у стены, сидел я. Синевласый тихо вздохнул, сильней сжав одеяло, тем самым показывая своё волнение и страх от криков. Это был мой брат. Уилл. Мой близнец, бывший младше на несколько минут. Раздался звон битого стекла и грохот, отчего он вздрогнул. Я же встал с кровати и подошёл к нему, протягивая руку. — Пошли. Лучше свалим, чтобы потом не досталось, — сказал я. — Куда нам валить? — спокойно сказал он, хотя я знал, что он сейчас в печали. — На улице дождь собирается. — Тогда выбирай: либо дождь, либо побои от них. Он помолчал, робко смотря на дверь. Вздохнув, он слез с кровати, знаменуя тем самым готовность идти со мной. Мы покинули комнату, тихо крадясь по коридору. Проходя мимо двери кухни, я слышал: — Сгинь с глаз моих, потаскуха! — Что?! Ты омурел? — звук пощёчины. Затем звук катящейся по полу бутылки. — Вся выпивка на мои деньги куплена, и это благодарность?! — Ты виновата! — рявкнул мужской голос, отчего едва не задрожали стены. С такой злостью крики раздавались не часто, но каждый раз от них Уилл вздрагивал и дышал как можно тише, чтобы быть незаметнее. Я старался не показываться ему трусом, но мне с трудом удавалось скрыть ужас в такие моменты. Оравший — наш отец. Оравший на нашу мать, с которой они в тысячный раз напились. — Из-за тебя всё! Родила тварину, а я — получай! — Заткнись! — проорала мать изо всех сил со всей яростью. Дальше мы не услышали, ибо вышли. Тварину? Это он про меня, или Уилла? Раньше он называл нас «нахлебниками» или «ублюдками», или как-то ещё, но во множественном числе. Впрочем, наверняка он был столь пьян, что не в состоянии правильно выговорить слово «тварей». Нам было по 13 лет. Через две недели должен был быть наш день рождения. Лучшим подарком на него было бы трезвое состояние родителей. А если уж и их пьянство, то хотя бы без последующего вторжения в нашу комнату и избиения. В прошлом году отец напился вусмерть и избил Уилла проводом от старого компа. Меня в тот момент не было дома, я обустраивал чердак, где мы собирались праздновать. Вернувшись, я узрел побитого брата, лежавшего на полу комочком и глотавшего слёзы. Отец с матерью к тому времени ушли за очередной порцией алкоголя. Я уже не помню, сколько именно лет прошло с тех пор, как всё было нормально. Только смутно помню церковь, строгую доброту отца, заботу матери, и книги. Религиозного содержания. Возможно, у меня проблемы с памятью из-за побоев, ведь это было не очень давно. Лет… ну, меньше восьми, по-моему. Я помню, что меня и брата часто водили в церковь, учили молитвам, читали с нами Евангелие. Чем дольше я вспоминал, тем чаще ко мне приходила мысль, что отец когда-то был служителем церкви. Но в однажды он вернулся домой хмурый и разбитый. Он долго о чём-то говорил с матерью, отправив нас спать. Спустя около полугода он начал выпивать, пока не спился вместе с женой. Тогда у меня остался только Уилл, а у Уилла только я. У нас не было друзей в школе или во дворе, не было никого. Нас презирали, ибо мы — дети пьяниц, оборванцы, да и вообще, надо же быть кому-то, кого все будут ненавидеть просто за то, что он есть. Однажды, когда нам досталось ото всюду и ото всех, когда мы ложились спать, я услышал, как Уилл что-то шепчет. Открыв глаза, я увидел брата, стоявшего на коленях у окна, сложившего руки, и преклонившего голову. Он молился. Нам было тогда по 9 лет. К тому моменту я успел окончательно убедиться в том, что Богу нет дела до кучи людей, обитающих на шарике из грязи. Быть может, Уиллу просто нужно было выговориться, нужно было верить, что есть кто-то, кто внемлет его мольбам. Я слушал его, делая вид, что сплю. Слушал, не желая прерывать и открывать истину. Ангелы нас не слышат. Уилл плёлся за мной, когда с неба начали падать капельки дождя. — Постой, ну куда ты? — говорил он. — Билл, холодно, и сейчас ливень будет… давай просто в подъезде переждём? — Нет, — отрезал я, ускорившись. В самом деле было холодно. — Переждём в заброшке, где в прошлый раз ночевали. — Но она далеко… — Если не хочешь быть битым, то придётся потерпеть. Раздалось присвистывание. Местная шпана, привлекавшая наше внимание. Чёрт, снова. Это были старшеклассники, шесть человек. Не буду рассказывать, как нас избили. Просто скажу: это произошло. И я не выдержал. Лёжа на холодной земле и держась за бок, подставляя лицо ливню, я заорал: — Я вас всех ненавижу! В небе прогремело. Надо мной склонился Уилл, останавливавший кровь из носа и вытиравший слёзы. — Билл, п-пойдём, — всхлипнул он. — Давай домой. Домой? А зачем? Чтобы получить ещё и там? — Нет, — процедил я, неспеша поднимаясь. — Пошли они… пошло оно всё! — Т-ты чего? — Я ухожу из дома! — С ума сошёл?! — Сошёл! Меня всё это достало, я устал так жить! Тебе самому-то не надоело терпеть, что тебя вечно бьют и унижают? — Я… мне… — Идём со мной. — Нет! Не-а! Билл, нет! — Как хочешь, — с напускным равнодушием сказал я, разворачиваясь и уходя от дома. Я бы никогда не оставил его. Он мне очень дорог, хоть я и не говорил этого. Я знаю, что Уилл не бросит меня. Он добрый, он догонит. Мне самому не нравится пользоваться его привязанностью и манипулировать, но это ради его же блага. Мы сбежим, будем жить вдвоём, и всё будет прекрасно. Я ощутил быстрые шаги сзади и касание на своём плече. — Подожди… ргх, ладно, я с тобой, — пробурчал он с досадой и лёгкой неуверенностью. — Прекрасно, — улыбнулся я. Уилл вздохнул, закатив глаза. — Всё-равно дурацкая идея… мы потом так пожалеем об этом. — Возможно. Но только не сегодня, — сказал я, таща его за руку к автобусной остановке. Мы запрыгнули в первый попавшийся автобус, ехавший куда-то в Зеро Гравити. Неизвестное место фиг знает где. Великолепно. Мы были одни в салоне, пока ехали. Я смотрел в окно, за которым проносились деревья и кусты. Уилл, сидевший рядом, натянул мокрый капюшон своей толстовки, лёг головой мне на плечо и заснул. Соня-засоня. На одной из остановок в автобус зашла пожилая дама с корзинкой в руках и платком на голове. Она села напротив нас и принялась разглядывать. Видя, что Уилл спит, она негромко обратилась ко мне: — Ну и погодка, скажи, мальчик? — Да уж, — вздохнул я, смотря на открывшееся поле, посреди которого стоял старый полуразрушенный собор. Странно, что недалеко от него остановка. Неужто, до сих пор там служат? — Чего так смотришь? — сказала женщина, кивая в сторону собора. — Никогда церквей не видел? — Этой не видел… откуда она тут? — Да всегда стояла. Лет пятьсот назад её построили, а заброшена уже лет двадцать. — А почему заброшена? — Ох, это длинная история. — Расскажете? Она подумала. Затем достала из корзинки термос и кусок хлеба. Содержимое первого, бывшее чаем, судя по всему, она немного отлила в чашку и протянула мне вместе с хлебом. — Держи. Угостись, пока слушаешь. Перечить я не стал. Я отпил, внимательно смотря на старушку. — Видишь ли, двадцать лет назад здесь служил один священник. Его жена ждала ребёнка, и рожать она собиралась в этой церкви. Когда пришло время, её привезли сюда. Погода была такой же скверной, как сейчас. Бедняжка долго мучилась, но когда она родила, собор окутало мраком, и крик монахинь разнёсся в коридорах. Священник, увидев ребёнка, впал в ужас. То был мальчик с дьявольской внешностью. Говорили, что от его крика содрогались стены, что у него были рога и длинный хвост, что глаза были разных цветов. Церковь была проклята в тот день. Несмотря на это, священник молился сорок дней о спасении ребёнка. На сорок первый день он принёс сына сюда, в опустевший зал. И ушёл. Ребёнка с тех пор не видели, а священник с женой уехали. Но говорят, что в коридорах церкви всё ещё можно услышать плач младенца, и крики перепуганных монашек. Я молча выслушал всё это. Фыркнул. — Неплохая страшилка. — Если бы, — многозначительно вздохнула женщина, отпив свой чай. Больше она не говорила, видимо, обидевшись, что я не оценил истории. Она вышла на следующей остановке, оставив мне хлеб. Было очень поздно, когда Уилл и я приехали. Мы не знали, куда идти, а гроза только усиливалась. — Говорил я тебе! — ругался брат. — На кой только идти согласился? Сидели бы сейчас дома и… — И что? — перебил я. — Ждали, пока нас снова побьют? Ждали издевательств? Лучше уж промокнуть в грозу, чем прожить ещё хоть минуту с этими моральными уродами. — Не говори так о них… они всё-таки наши родители. — Но они же называют нас выродками, почему мне их оскорбить нельзя? — огрызнулся я. — Пошли, надо искать ночлег. — Господи, дай ему мозгов, — вздохнул Уилл, смотря в небо и идя за мной. — Господи, пусть он перестанет быть тряпкой, — передразнил я брата. — Сам ты тряпка, — пробубнил он, обижаясь на меня. Я не ответил. В небе сверкнула молния, осветив впереди очертания дома. Там не горел лампы. Он либо заброшен, либо все спят. В любом случае, стоит туда наведаться. Спустя минут двадцать мы завалились внутрь, ибо дверь была открыта. — Эм… здрасьте? — сказал я, вставая с пола. Тишина. Класс, тут и останемся. — Пошли, — я потянул брата за рукав. — Стой ты! — шикнул Уилл, тормозя меня. — А если все спят? — Да нет тут никого! От нашего грохота любой бы проснулся. Раздался ужасающий раскат грома. Уильям вздрогнул и захлопнул дверь. — Ла-ладно… я молчу. Я фыркнул, и стал шарить рукой по стене в поисках выключателя. Но случайно открыл дверь в одну из комнат. Там стояла кровать с одеялом и потасканной подушкой. Там Уилл и я разделили пополам хлеб, данный мне той старой женщиной в автобусе, съели и начали раздеваться, дабы повесить сушиться одежду. С улицы раздался гром и словно чей-то рёв. Напоминает разъярённого льва или тигра. Уилл сглотнул и вжался в стену. — Ч-что это? — Спокойно, — сказал я, зашторив окно. — Дверь заперта, сюда никто не влезет. — Ты же влез. — Я — исключение. Теперь давай спать, завтра нас ждёт трудный день поиска работы и исследования местности. Он вздохнул, после чего залез со мной на кровать. Я лежал у окна, и в небольшой проём между стеной и шторкой я видел ливень и молнии. — Спокойной ночи, Билл, — тихо сказал брат, закрывая глаза. — Спокойной ночи, Уилл. Вскоре брат мирно посапывал во сне, а я, проваливаясь в дрёму, слышал отдалённый звуки грозы, рёв, и крик: «Выкусите, суки!».