If you must mourn, my love
Mourn with the moon and the stars up above
If you must mourn
Don't do it alone
Keaton Henson — You
***
Ночное небо над Нью-Йорком — зрелище всегда выдающееся. Стоит лишь посмотреть вверх, и сердце тут же пропускает удар, а дыхание сбивается с привычного ритма. Где-то в глубинах сознания просыпается осознание хрупкости человеческого бытия. Жизнь — тонкая нить, что готова оборваться в любой момент. Хватит лишь небольшого усилия; пройдёт секунда, и всё погрузится во мрак, гораздо гуще и глубже ночного неба. Но тонким, хрупким нитям свойственно переплетаться, как и людям связывать себя с другими людьми: плести новые судьбы и прятаться от жестокого мира в своих маленьких мирках-убежищах. Из одиноких нитей пряжи можно связать мягкий свитер или отличный тёплый шарф. И уже не так хрупка человеческая жизнь — не так и просто теперь порвать накрепко сплетённые нити. Пугающая своей глубиной графитовая пропасть с небрежно рассыпанными в ней звёздами при свете яркой луны начинает играть совершенно новыми красками. Матовый чёрный вдруг превращается в синие, голубые, фиолетовые, а местами и тёмно-зелёные оттенки, создавая замысловатые узоры на глади цвета воронова крыла, и скоро становится невозможно понять, где заканчивается реальность, и начинается игра воображения. Огни ночного города отгоняют тьму, но в груди всё равно что-то сжимается — чувство неспокойное, тревожное накрывает с головой. Чтобы немного успокоиться, Джоан опускает взгляд вниз. Из окна её спальни открывается отличный вид на небольшую улицу, по обе стороны обрамлённую растительностью. Фонари расплывчатыми жёлтыми кругами освещают мокрый асфальт. Капли дождя падают с неба и, касаясь земли, разбиваются, словно стеклянные. Ватсон смотрит на наручные часы. Уже через полчаса наступит новый день, и буквально на несколько часов у неё появляется возможность немного отдохнуть и побыть наедине с собой. А с утра им с Шерлоком предстоит очередная поездка в участок, и вновь придётся окунуться в расследование запутанного преступления. Она устало вздыхает, закрывает ставни и опускается на мягкую кровать, которая отзывается негромким скрипом. Только услышав звук, Джоан вдруг осознаёт, насколько сегодня тихо. Это сбивает с толку, и она сжимает в руке мягкий плед в поиске уверенности. Обычно в это время особняк наполняют разнообразные звуки: Джоан вечерами то и дело слышен звон склянок с реактивами, шуршание бумаг, свист кипящего чайника, треск камина, шаги и голос Шерлока, поглощённого работой. Бывает, он ночами напролёт увлечённо (и довольно шумно) чем-то занимается: ставит научные эксперименты или изучает теорию, раскрывает текущие дела или разгадывает загадки далёкого прошлого. Но сегодня не слышно ничего, кроме стука дождя и редких отголосков жизни Бруклина — тихого эха, вызывающего лёгкий трепет, и типичного для любого крупного города. Такая неестественная тишина Ватсон совсем не нравится. Необъяснимое волнение заполняет разум и заставляет погрузиться в глубокие размышления. Такова природа Шерлока — он со страстью и необычайным усердием относится к работе, буквально живёт своим делом. Он выстроил весь свой мир вокруг расследований, основал целую науку с особенными законами и методами. Но он не машина — он устаёт, и ему тоже бывает тяжело. Обострённые чувства, благодаря которым Шерлок стал таким выдающимся детективом, оборачиваются против него, наполняя дни бессмысленной тревогой и беспокойством, заставляя вновь и вновь неустанно анализировать каждую мельчайшую деталь, кажую секунду своей жизни. В такие дни он может много часов подряд задумчиво сидеть, глядя в пустоту, и не проронить ни слова. Иногда он рано уходит спать, оставляя работу, или наоборот, всю ночь проводит в библиотеке, устало наблюдая за тем, как языки пламени в камине пляшут над поленьями, заставляя их потрескивать от жара. Скоро огонь потухает, и лишь время от времени тлеющие угли вновь светятся от дуновений ветра в каминной трубе. А Шерлок всё продолжает безмолвно сидеть, отстранённо разглядывая то камин, то свои руки, неподвижно лежащие на коленях, словно сейчас он не у себя дома в окружении старых книг и полицейских папок, а где-то совсем далеко. Джоан внезапно ловит себя на мысли, что сравнила угасший огонёк со своим лучшим другом, и уголки её губ невольно подрагивают, выражая странную смесь смущения и печали. Она знает не так много о его прошлом, но очевидным остаётся одно: Шерлок отчаянно старается убежать от того, что осталось позади, пытается отречься от болезненных воспоминаний. Словно птица-феникс, сгорает дотла, чтобы вновь возродиться из пепла. И это отнимает слишком много сил, ранит, проворачивая клинок, и заставляет дрожать от холода, словно в ненастный зимний день. Внезапно особняк, хоть совсем и немного, но оживает. Тишину нарушает негромкий скрип со второго этажа. Потом до ушей Джоан доносятся лёгкие шаги Шерлока, медленно поднимающегося по лестнице. Ей хочется выйти из комнаты, заговорить с ним и поддержать. Заглянуть в его глубокие, бесконечно печальные голубые глаза и попытаться разгадать величайшую загадку, что не даёт покоя уже давно: что же они скрывают? Но она прекрасно понимает: даже самые красивые, правильно подобранные слова отзовутся в душе Шерлока пустым звуком, а тишина порой бывает оглушительнее самых громких криков. Ему просто нужно немного времени, и скоро всё вернётся в прежнее русло. Её друг вновь с интересом будет изучать улики, шуршать документами и увлечённо разглядывать места преступления, словно любопытный щенок. Снова будет приносить дешёвый кофе из автомата, возиться с пчёлами, всю ночь спорить по телефону на французском и готовить завтрак в пять утра. Да, время залечит самые жуткие раны, стоит лишь немного подождать. Поэтому, вместо того чтобы беспокоить Шерлока, Джоан прислушивается. Он проходит мимо её комнаты и заходит в соседнюю. Чем-то недолго гремит и вновь затихает. Ватсон уже готова смириться с тем, что больше ничего не услышит, но вдруг из-за стены раздаётся совсем новый звук, который в стенах дома Джоан ещё ни разу не слышала. Первый приглушённый, но эмоциональный аккорд — сердце Джоан пропускает удар. Она видела старое и пыльное цифровое фортепиано в шкафу однажды, когда наводила порядок, но ни за что бы не подумала, что Шерлок действительно играет. Эмоции переполняют её — весь мир отходит на второй план, и остаётся только смутно знакомая мелодия, в которой расцветает боль Холмса. Рассеянный взгляд его блестящих глаз направлен вниз, губы слегка дрожат от волнения, а всё тело напряжено так, словно является продолжением инструмента. Возможно, в данную секунду так оно и есть: Шерлок живёт этой музыкой, он вырывает из груди свою душу, бессмысленную тревогу и одиночество и заставляет их звуками растекаться по всему особняку. Он не может закричать, поэтому играет. Длинные тонкие пальцы осторожно и легко бегают по чёрно-белому полотну клавиш. Чем-то похоже на жизнь: без белых или чёрных полос мелодия уже не зазвучит так же ярко и грациозно. Без плохих дней хорошие лишаются своего смысла, счастье без боли не имеет никакого значения, а любовь без вины не цветёт так же ярко. За окном продолжает греметь дождь, Шерлок продолжает играть, а Джоан — слушать. Она не знает, сколько времени прошло: может несколько минут, а может и несколько часов. Но музыка постепенно затихает. Последние ноты ещё долго слышатся ей протяжным эхом, и вновь воцаряется тишина. Ватсон душат слёзы, и она внезапно осознаёт, что сегодня уже не уснёт. Чтобы отвлечься, она поднимает с пола старую, немного потрёпанную книгу в бумажном переплёте и начинает читать. Хотя чтением это трудно назвать: глаза отстранённо бегают по строкам, пока Джоан тонет в своих мыслях и переживаниях, которые тяжёлым весом давят на грудь, мешая свободно дышать. Когда во мраке комнаты становится трудно различать слова, а голова начинает гудеть от напряжения, она, наконец, откладывает книгу. Встаёт с кровати, которая всё ещё скрипя протестует, и достаёт из шкафа лёгкий, но тёплый свитер. Мягкая шерсть приятно согревает замёрзшую кожу и успокаивает разбушевавшиеся эмоции. Джоан тихо выходит в коридор и прислушивается: ей интересно, где сейчас Шерлок. Но тишина оглушает, и только иногда её прерывают скрипы и дуновения сквозняка. Она медленно проходит мимо нескольких дверей и жалеет, что не обулась: пол оказался очень холодным. В самом конце коридора она останавливается перед дверью в комнату Шерлока. Та немного приоткрыта, и совсем тусклый холодный свет, который в кромешной темноте кажется ярче, тонкой полосой падает на пол. Ватсон переминается с ноги на ногу в сомнении: она ни разу не была в спальне своего друга, ей всегда казалось, что это особенное место. Зайти туда значило заглянуть в душу Холмса — увидеть его жизнь, расставленную по полкам и развешанную по стенам. Но желание быть рядом с ним оказалось сильнее любых сомнений, и она, осторожно толкнув дверь, делает шаг вперёд, тут же ощущая запах чистого постельного белья и пчелиного воска. Джоан удивляется размеру комнаты: возможно, она одна из самых маленьких во всём доме. Единственный источник освещения — окно, через которое пробивается свет уличного фонаря. Почти половину комнаты занимает старая кровать, укрытая тёмно-зелёным пледом. Шерлок спит в мешковатой футболке и тонких спортивных брюках, практически прижавшись к стене. Рядом большой книжный шкаф с открытыми полками, уставленными книгами и потрёпанными папками. Там же лежат коробки со старыми уликами и вырезки из пожелтевших газет. На одной из полок, самой дальней, в тени стоит небольшая фотография в рамке. В темноте на потёртом снимке едва получается разглядеть двух юношей: один совсем худой и бледный, ему на первый взгляд не больше тринадцати. Второй, кажется, уже студент. Он лучезарно улыбается в камеру, одной рукой поправляя длинные светлые волосы, а другой приобнимая за плечо младшего брата. Позади виднеется старое здание школы-пансиона, больше похожее на шотландский замок. В углу комнаты Джоан замечает небольшой письменный стол, занятый стопками бумаги, исписанной мелким почерком Шерлока. На стене над столом и изголовьем кровати висят листы, видимо, вырванные из скетчбука. На одном из рисунков она узнаёт себя и тепло улыбается, но тут же глаза начинает щипать от подступающих слёз, когда рядом со своим портретом она видит рамку с четверостишием Роберта Фроста. На секунду в душе расцветают вина и сожаление. Она вторглась в личное пространство своего друга, увидела то, чего ей, возможно, не стоило видеть. Но она старается отогнать эти мысли, чувствуя, что ей просто необходимо быть сейчас здесь, как можно ближе к Шерлоку. Джоан осторожно присаживается на край кровати и опускает свой взгляд на него. Кажется, даже во сне его что-то беспокоит: он отворачивает голову вбок, жмурится, и между бровями появляются складки, выражающие глубокую тревогу. Ей хочется как-нибудь помочь, разделить с ним эту боль. Но она знает, что он никогда не заговорит с ней об этом, лишь возведёт ещё больше стен и притворится, будто ничего и не случилось. Будто всё в порядке. Джоан, неожиданно для самой себя, касается руки Шерлока. Смотрит на его реакцию. Но тот, видимо, спит слишком крепко, чтобы что-нибудь ощутить. Она бережно проводит большим пальцем по тыльной стороне его ладони, которая кажется грубой и шероховатой: морозный воздух высушил чувствительную кожу. Ватсон замечает, что его пальцы покрыты мелкими шрамами и ожогами, а где-то видны кусочки пластыря — следы научных экспериментов, проведённых в домашних условиях. Внимание Джоан приковывает татуировка на запястье. За слегка размытой надписью «discipline», чёрной краской въевшейся под кожу, виднеется крупный шрам — память о детстве. Она вспоминает рассказы Шерлока о юности, и сердце сжимается, когда она пытается представить себе того одинокого хрупкого мальчика с фотографии и весь страх и унижение, что ему довелось пережить. Но его обидчики, избивая и запугивая Шерлока, ни за что бы не могли подумать, что каждым ударом закаляют его характер. И сейчас перед собой Джоан видит сильного взрослого мужчину, у которого за спиной много боли, но эта боль сделала его человеком, знающим своё дело, человеком бесстрашным и страстным. А ещё невероятно заботливым. Она не раз замечала, как бережно Шерлок обращается с пострадавшими: он сам однажды был жертвой и каждый раз, будучи по своей натуре эмпатом, ставит себя на чужое место. И с ней он всегда по-особому учтив. Пусть и немного неуклюже, но он оказывает Джоан поддержку, что бы ни произошло, и её это согревает даже в самые холодные дни. За маской хладнокровия и тщеславия она смогла разглядеть хрупкую, чувствительную душу — увидеть то, что Шерлок скрывает от всего остального мира. И Джоан уверена: хоть и не всегда всё будет в порядке, хоть многое и ждёт впереди, но что бы будущее не таило, пока они вместе, они будут в безопасности. Завтра, когда Шерлок проснётся, Ватсон ничего ему не скажет. Но она сделает всё возможное, чтобы он понял, что она всегда будет рядом: и в хорошие дни и в плохие. А сейчас, когда весь мир Джоан сузился до маленькой комнаты, в окно которой так настойчиво стучится дождь, она в последний раз перед уходом обращает внимание на размеренно вздымающуюся грудь Шерлока. И несильно сжимает его ладонь. Уже выходя из комнаты, прикрывая за собой дверь она заметит, что морщинок между его бровями больше нет, и вместо знаков тревоги на лице появилась совсем лёгкая улыбка.