О портретах и признаниях

Богдан считал Таньку симпатичной. Нет, не красивой, от которой голова кругом и повсюду поклонники шастают, а именно симпатичной. Он в принципе боялся описания красивая, это подразумевало пустоту внутри. Богдану такое не нравится. А Танька нравится. Танька и умная, и рассудительная, и в бизнесе неплохо соображает. Вот – помогла увеличить капитал, теперь Богдану, как и Ирке, о деньгах ближайшие лет пять беспокоиться не надо совсем. А ещё она прекрасно рисует. Он об этом даже и не догадывался – пока не пришел к Ирке в гости, а у нее Танька пытается портрет кота нарисовать. – Вы рисовать то хоть умеете? – буркнул Богдан, уходя на кухню в поисках бабкиных пирожков. – А ты как будто умеешь! – недовольно подала голос Танька из зала. – Танька, между прочим, в художественную школу ходила, – как бы невзначай бросила Ирка. Правда, бросила из-за нее, Ирки, слишком сложно совмещать рисование и спасение собственной жизни – но этого вслух не произнесла. Лишь продолжила. – Ее картины на выставках призовые места занимали. А вот этого Богдан не знал, хотя, казалось бы, он о Таньке знает практически все – она любит бледно-розовые тюльпаны, ненавидит собственные именины и до смерти любит колдовство. Что ж, интересная деталь. Повисла пауза, в которой можно различить лишь голос Таньки, обращённый к коту. – Слушай, ты ведь такой красивый, могу я тебя нарисовать, твой портрет точнее? – кот недовольно мяукнул. – Ну, смотри, я тебе сметану принесла, просто посиди чуть-чуть вот так. Я быстро. Богдан тем временем уже добрался до пирожка и с довольным видом направлялся в гостиную, ну как гостиную. В обычную комнату с рядовым телевизором и диваном. Ирка глядела в окно и наблюдала за соседским псом, а Танька аккуратно водила штрихи, все время переводя взгляд с кота на бумагу. Такой сосредоточенной Богдан видел ее только, когда она пыталась разгадать тайну с Иващенским партнёром с ее энтузиазмом и "интересненько. надо поднять литературу". Он аккуратно, будто неверный шаг может нарушить эту благоверную тишину, прошел и присел на диван. Пружины на старой мебели недовольно скрипнули и Танька чуть не нарисовала коту слишком длинное левое ухо. Она гневно взглянула на здухача, будто испепелить взглядом хочет, но не может, хотя, если поднять литературу, то наверняка и это сможет – Богдан в знак капитуляции поднял руки вверх и не осмелился нарушить эту тишину, где слышал был лишь звук грифеля о полотно. Выждав минуту, он перевел взгляд с кота, который вылизывает миску со сметаной, на Таньку, такую внимательную, будто не кота рисует, а решает сложную задачу. Она то гневно стирает рисунок, то нежно выводит более толстую линию, то добавляет тени и осматривает получившееся с разных углов. Здухач даже разговаривать боялся, от нее исходила фанатичная любовь, как мастер и его творение, которым он одержим. Богдан решил полюбоваться ещё минуту – Танька поджала губы добавила ещё теней и нахмурила брови, пытаясь передать точные очертания физиономии кота, Богдан почти с мысли сбился – иначе Ирка подумает, что он не ровно к подруге дышит. Но это так, просто сейчас он хочет оставить это себе, пусть будет его личным. Имеет же он право на личную жизнь! Каждый имеет право на личные дела и чувства! Богдан повернул голову и встретился с зелёным изумрудом Иркиных глаз и ее насмешливого взгляда. Ух и теперь будет Ирка ему об этом припоминать все оставшееся лето! Здухач мгновенно покраснел и опять уставился на кота. В это раз – до конца. Через десять минут Танька довольно показывала рисунок коту, тот лишь безучастно мяукнул и продолжил поедание сметаны. Но голубоглазка на это внимание не обратила, даже на Богданину фразочку "в следующий раз козу бабкину нарисуй, только капусты для нее не пожалей, иначе она ни в какую не согласится" и Иркино восторженное "вот это ты крута! кот точь-в-точь на настоящего похож", при этом упоминании пестрый лишь недовольно шикнул и бросился прочь из комнаты, во двор, на свое любимое грушевое дерево. – Не забыли ещё пальчики как рисовать! Теперь можно я тебя нарисую, Ир? – Танька любовно глядела на лист бумаги. Ирка лишь неуверенно махнула головой, будто говоря "я бы была напротив, но у меня неотложные дела". Но предложила заместо своей фигуры Богданину и убежал на ярмарку – яйца и фрукты сами себя не продадут, она и так прилично задержалась. Если бабка, уехавшая в город ругаться с коммунальщиками, узнает, то проблем не оберешься. – Кстати, она наверняка скоро вернется, – сказала Ирка, обуваясь, – вы можете ещё тут посидеть, если что, Тань, знаешь, где запасные ключи. Все, я пошла. Танька и Богдан не говорили друг другу ни слова, дом будто затих, оба смотрели перед собой. – Не буду я сидеть здесь. Делать мне ещё нечего! – Ну и иди! Скатертью дорожка! Буду сама себя с зеркала срисовывать, – Танька демонстративно собирала весь набор с карандашами и холстами, намереваясь отправиться в Иркину комнату, где есть зеркало. Богдан лишь недовольно цокнул, встал, прошел чуть-чуть, подхватывая стул, где недавно располагался кот и... сел. Ну не оставлять же ее одну! Тем более, она такая живая, когда рисует. Танька хмыкнула и вернулась к дивану. – Ты ж не хотел здесь сидеть. Лишняя трата времени, – последнее предложение она заключила в воображаемые кавычки, но все равно села, раскладывая уже собранные карандаши. Богдан засмотрелся на ее аккуратные длинные пальцы, выбирающие подходящий грифель и после сел ровнее, когда Танька начала его изображать. – Не знал, что ты рисуешь. – Да, было дело. В художку ходила, рисовала, но сейчас занимаюсь этим реже, чем нужно. Необходимо постоянно практиковаться, чтоб не забыть. – А почему бросила? Танька одарила его взглядом, кричащим "ну дурак!" и лишь неспешно ответила: – Для этого времени и сил практически не остается, – в ее голосе проскользнул оттенок грусти. – И предыдущие месяцы мы были заняты более серьезными вещами, что художку почти не посещала. Богдан помнил и про то, как они втроем с котом Ирку искали, а потом Танька стала ведьмой и он... оказался не простым человеком, а воином сновидений и этот змей, что напал на них, когда они занимались Иващенко. Тогда Таньку чуть не подстрелили. Богдан не любит это вспоминать, потому что если бы не Вовкулака, он бы не успел и сейчас бы он не сидел с ней, вот так, и она не рисовала бы его, Богдана, портрет. После этого случая он взял с себя слово больше практиковаться и начать тренировки с вовкулаками, они вон какие крепкие. Богдан лишь слегка улыбнулся, что сейчас златовласка перед ним, опять хмурит брови и в придачу закусывает губу. Танька недоуменно покосилась на него. – Я просто подумал, как сейчас круто, – Богдан немного смутился, но продолжил, – что ты сейчас сидишь передо мной, живая, у тебя глаза так горят, когда ты рисуешь. И если бы не Ментовский Вовкулака, то этого бы не было. – Знаешь, после этого... в тот день я будто все переоценила и поняла как мне повезло с семьей, друзьями. И вообще с жизнью! И, вот, решила заниматься любимым делом, пусть и не совсем профессионально, – Танька немного скривилась и стирая не понравившуюся форму подбородка, – но не бросать же полностью! – Кстати, насчет портрета кота. У тебя круто получилось и вообще ты классная! – Богдан явно смутился последними словами и лишь гуще покраснел, не решаясь продолжить. Танька удивлённо смотрела на Богдана. Ну вот, не могла она поверить, что он такое сказал. Богдан Таньку классной считает. Она слегка залилась краской, потупив взгляд на незаконченный портрет. Все, теперь точно портрет незаконченным и останется. Ну не может она, как ни в чем не бывало, продолжить рисовать, будто сейчас Богдан не назвал ее классной! – И ты тоже ничего, – тихонько начала она. – Нас сколько раз выручал, меня и Ирку, без тебя мы бы с робленными не справились. И с мечом ты классно управляешься. Богдан хотел ещё что-то ответил и уже было открыл рот, но в коридоре раздался недовольный бабкин голос: – Що жто за неподобство. Я ж сказала Яринке курей погодувати, двір прибрати. А вона і нічого. Яринка – бисова дивка! А ви що тут стдіте? – она смотрела с Таньки на Богдана, с Богдана на Таньку. – Піди ще голодні, чи не нагодувала Яринка вас. Ну йдемо, я зараз чай поставлю, ще з ранку пиріжки напекла. Йдемо! Танька и Богдан были искренне смущены резким появлением Иркиной бабки, будто вот-вот что ещё, такое личное, должно было быть обговорено между ними. – Эх! Момент испортили, – досадливо думала Танька, – но все равно разговор между ними дал свои плоды – они вроде как признали заслуги друг друга перед друг другом. Вон, Богдан какой довольный сидит, уже третий пирожок ест. Вечером, готовясь ко сну, Танька разбирала свою сумку, когда оттуда выпали два портрета кота и Богдана. Она нежно подняла каждый из них, посмотрела на серьезного мальчишку с курносым носом и подумала: "Надо перевести портрет на более стоящее полотно, можно будет подарить, как закончу. Но форма бровей у него все равно не такая!" – она провела по нарисованный бровям, – "Надо будет исправить."