***
Я наконец дошел до своей комнаты в общаге и приготовил еду из того, что было в холодильнике, а выбор был не особо сложный: примёрзшие куски льда и пачка пельменей. Затем просидел за домашкой до трех часов, сосед давно спал, а я продолжал печатать на клавиатуре под светом настольной лампы. Усталость накрыла с неимоверной силой, но душ был катастрофически необходим. Сейчас я выбираю стоять под тёплой струёй воды, облокотившись на настенный кафель. Мне казалось, что я засну прям тут. Просто так. Моргну, задержусь в таком положении буквально на секунду дольше и все. Упаду, обязательно разобью себе что-нибудь и разбужу злого соседа биолога. Вряд ли он хочет вызволять труп отсюда посреди ночи или утра. Я вспомнил как вчера отказал себе в холодном душе из-за того, что опаздывал на пару по микроэкономике, что стояла сразу после физры. Дорога от спортивного корпуса до учебного занимала минимум пять минут, а препод видимо получал удовольствие, когда задерживал нас душными разговорами. Попытка максимально быстро переодеться и свалить с треском провалилась, когда я заметил мутного персонажа без футболки. Я завис бы даже, если бы увидел его в одной футболке без синего пиджака. Это целое событие, где цветы, фейерверк, торт и люди с камерами? Пусть отпразднуют со мной, а потом сделают фото, мне нужно запомнить этот накаченный торс, что скрывал этот паренёк. Еще у него явно красивые руки, никогда бы не подумал, что этот эпитет применим к обычным рукам. Сильнее ступор, чем тогда в раздевалке, был только на паре информатики, когда я заметил, как он печатает на клавиатуре. Движение пальцев было ловким и быстрым, кажется, я тогда даже пустил слюни на это чертовски сексуальное зрелище. Ну вот, приехали. Стоило только подумать о чем-то, так вереница мыслей приводит к до одурения красивому ублюдку. Я все еще стоял под теплым душем, вспоминая все эти мимолетные сцены. Затем потянул руку к розовым щекам, ударяя по ним в попытках отогнать мысли о мутном парне, так плотно поселившимся в голове. Эти манипуляции не особо помогали, наоборот становилось невыносимо жарко, а рука сама потянулась к низу живота. Жгучее удовольствие прокатилось по сознанию, стоило представить вместо своей руки его. Внутри что-то тягуче прокрутилось от одного предположения, что рядом со мной в этой наполненной паром ванной комнате мог оказаться Ваня. Прям передо мной на коленях. Со своими мышцами, кубиками и родинками. И не только без пиджака и футболки. Не нужно было думать. И этого делать тоже не стояло. Я медленно провёл рукой по шее вниз, чуть сжимая кадык, хватая себя за горло до явного ощущения нехватки воздуха, наслаждаясь теплом, перешёл на плечи и прошёлся кончиками пальцев по ключицам, чуть похлопывая и сжимая влажную кожу. На этом нужно остановиться. Довольно. Вопреки мыслям, что бесконечно крутятся туда-сюда, раздражая и вызывая головную боль, я закусил губу и закрыл глаза. Одна вспыхнувшая картинка придаёт уверенности, другая — её отбирает. В голове хаос, из которого нет выхода. Его образ начинал заслонять собой все. Чуть подразнив соски, сжимая их пальцами, зашипел сквозь зубы, всхлипнул. Горячие капли всё тяжелее ударялись о ноющее от желания тело и невероятно чувствительную кожу, и я несдержанно простонал, представляя пронзительные голубые глаза. Он смотрел с каким-то первобытным огнём вожделения, его сильные руки на моих бёдрах, грубо сминающих бледную кожу, жар чужого дыхания, похожий на тот у раковин, наполненный запахом эспрессо. Закусил запястье, давя очередной стон, глубоко дыша через крепко стиснутые зубы и щурясь от яркого удовольствия. Адреналин ударил в голову, и я будто ослеп и оглох на пару мгновений. Наконец накрывая уже давно каменный от слишком красочных и реалистичных представлений член, я застонал почти в голос, но вовремя отдернул себя, ведь буквально за стеной спал мой сосед, который вряд-ли горит желанием поймать парня с кровати напротив за ночной дрочкой в душе. Хотя острота возможности быть пойманным придавала своего шарма. Я ударил кулаком в стену и зарычал. Мозг как будто взорвался. Так быстро. Так больно. Представил, как зарываюсь в его русые кудри. Тону в голубых глазах словно в море. Толкаю изо всех сил на себя, проникаю как можно глубже в мозг, в горло, в его красивый зад. И его холодные пальцы, обхватившие мой член. Близко, сука. Уже так близко. Этих мыслей было совершенно недостаточно. Я не мог увидеть этого. Не мог почувствовать. Эти мысли, они ненастоящие. В голове разрываются картины мести. Злые. Аморальные. Восхитительно извращенные. Безнравственные. И необходимые. Я толкнулся в кулак пару раз и кончил, чуть не упав на колени от внезапной слабости в ногах. Горячая смазка начала сочиться и капать между подушечек пальцев, прилив жара затронул каждый сантиметр моего тела. Я выкрутил холодную воду, но не ощутил облегчения. Волны отвращения догоняли меня. Осознание произошедшего как следует ёбнуло по затылку, от жгучего стыда захотелось спрятаться. Я уткнулся горящим лицом в руки, безмолвно крича в себя. Я дрочил на парня. Крупные ледяные капли больно стукались о мою согнутую спину, а мне хотелось, чтобы эти безвредные капли превратились в кислоту и прожгли меня до самых костей. Я попытался подняться, прийти в себя, откинуть все, что сейчас было. В глазах резко потемнело и в то же мгновение покрылось пеленой, за которой только чувства. Дико страшно, трясёт, хочется кричать, плакать, выблевать все внутренности. Сначала ладонью, а затем кулаком я ударил о ледяной кафель ванной. Не смог остановиться, просто продолжил долбить, пока не услышал собственный отчаянный крик, дикий рев, рвущийся сквозь оскаленные зубы. Кровь капала на пол, пятнала участки кожи, стену. Страшная боль в киски руки заставила остановиться. Я упал на колени, рухнул на пол, уронив окровавленную руку, опустив голову, раскачиваясь из стороны в сторону. Рев и звон в ушах медленно стихали, сбивчивое дыхание с неровными всхлипами сбивало, вызывало ненужную сейчас тревожность. Боль. Тоска. Мука. Отчаяние. Я сидел, опустив голову. И чувствовал, как подступают слезы. Скорчившись на холодном кафеле в углу. Вцепившись в длинные и мокрые волосы израненными руками, содрогаясь в рыданиях, я осознал свои дешевые попытки выплакать душу. Дрочил, как пятиклассник и кончил при мысли о его глазах. Жаль, мне себя только жаль. «Мальчики не плачут». Полная херня. Как и все ваши общественные установки, которые мне всю жизнь вбивали в голову. Я где-то за гранью нормального или что, мать твою, происходит? Всхлипывая, задыхаясь, окончательно сползаю по стене, пока не упал на пол, как дрожащий осиновый лист. Умирал от стыда и страха. И глухо зарыдал. Почему? Все было в полном тумане. И хуже всего принять в этот момент какое-то решение. Я набухаюсь, напьюсь в слюни. Забуду все, что было сейчас. А если не получится избавиться от стыда и образа в своей голове, от навязчивых чувств, то я найду как удовлетворить потребность. После этого желание исчезнет, и буду свободен. Одна кудрявая проблема исчезнет. Тяга почувствовать запретный плод. Обычная животная жажда, которая пройдет. Точно пройдет. Пройдёт же?***
Нам нужно было сделать командный проект, точнее доработать некоторые моменты. Как всегда из пятерых человек свою часть задания не сделали только я и Ваня. Именно поэтому мы с ним встретились на 12 этаже главного корпуса. Тут царила оглушающая тишина из-за отсутствия людей в небольшом зале. Около панорамных окон стояли столики и белые диванчики. Я упал на один и стал ждать. Периодически до меня доходил шум лифта, что катался туда-сюда, пока я подключал ноутбук. Ваня появился в зале довольно бесшумно, он шёл в мою сторону, почему-то оглядывался и активно поправлял чёлку. — Привет, ну и где остальные? — он протянул руку, чтобы поздороваться «по-мужски». Ах, да. Я сказал ему, что сбор общий. Совсем вылетела из головы эта мелкая деталь. — Они сказали, что у них у всех срочные планы, хз, похер, думаю, что мы вдвоём справимся даже быстрее, — уверенность в моем голосе постоянно пропадала тогда, когда она нужна была больше всего. Но, кажется, Ване было достаточно и этого. — Ладно, окей, че там у тебя? — он положил мой ноутбук себе на колени и стал погружаться в задания. Я решил подсесть к нему и тоже уткнуться в экран, все-таки задание и правда нужно сделать, остальное позже. Мы просидели так несколько часов до заката, на улице уже стемнело и похолодало. Мы бы сделали все гораздо быстрее, если бы я не засматривался на его ловко печатающие руки, совершенно выпадая из мира. Не залипал бы на сухие губы, пытающиеся доказать мне как правильно оформить таблицу. А еще он периодически отвлекался на телефон, когда я говорил, чем вызывал у меня бурю эмоций. И раздражение явно занимало лидирующую позицию. Мы доделали работу и стали собираться. Ваня собирался быстрее, видимо он уже куда-то опаздывал, так как часто поглядывал на главный экран телефона, то ли на время, то ли ожидая сообщения. Но побег главного героя сегодня точно не входил в мои планы. Поэтому я начал более активно закидывать вещи в рюкзак, когда заметил, что тот уже направился в сторону коридоров. Я побежал за ним, обнаружил его в небольшом холле, где обычно ждут лифт. Он нервно нажимал на кнопку вызова. — Ты куда-то спешишь? Ваня развернулся, в его глазах читалось раздражение и пренебрежение. Он явно не умел скрывать эмоции, хотя в данном случае вряд-ли пытался, всем видом старался показать, что я ему не нравлюсь. — Меня уже давно ждут, пока я тут с тобой вожусь, — уверенно выпрыснул Ваня, закатывая глаза. — Чего блять? Ты с чего выскочку включил? Нормально же все было. Лифт все еще не ехал, забирал кого-то на втором этаже. Атмосфера становилась напряжённой. Я подавил резкое желание убить его прям здесь, так как этот мерзкий паренёк снова закатил глаза. Да закати ты себе их себе в жопу уже. — Что нормально? Твоё неприкрытое желание ударить меня? Или поцеловать? — он открыто смеялся, улыбался мерзко и красиво. Лифт открылся, внутри никого не было, он оторвался от стены и уже направился внутрь кабины, перед этим бросая в меня: — Ты решай уже, а то я устал периодически ловить твой неопределенный взгляд. Я хватаю его за запястье и утаскиваю в коридор в совершенно противоположную сторону от лифтов. Он накрывает мою руку, брыкается в попытках вырваться, но тщетно, я лишь сильнее сжимаю кисть, чувствуя каждую косточку и тепло ладони. Мне жутко холодно, я злюсь, уши закладывает с каждым следующим шагом. Мы доходим до небольшого зала, который был больше похож на заброшенную столовую. Тут куча железных тележек, ящиков и столов. В неприкрытой панике, я замечаю тёмный угол за одной из стальных стоек. — Что ты делаешь? Куда ты меня ведешь? — я не вижу его сейчас, он за моей спиной, как тень, но его страх точно идёт впереди меня. Я толкаю Ваню вперёд и тот расплывается по стене. Кажется, что до него начинает доходить, дрожь пробегает по телу от предвкушения, его ноги на секунду перестают держать, что тот чуть не падает на колени, пришлось слегка придержать его. На сегодня это была последняя легкость, теперь я сильно и со всей внутренней злостью прижимаю его к холодной стене, пропускаю руку под футболку мальчишки, которая местами уже успела прилипнуть от пота. Ваня прикрывает глаза и стоит неподвижно, не зная, куда себя деть. Я чувствую, что мои гуляющие под футболкой руки заводят, а ему все еще страшно. Это же он в моей голове. Его образ досаждает меня с нашей первой встречи. Звук его голоса звучит в моей голове. Он шутит тупые гейские шутки и пишет мне. Он проливает на меня кофе и заставляет полюбить этот обжигающий напиток. Я закурил пидорские сигареты из-за него, злюсь на друга из-за него. Это он пытался поцеловать меня. Это он дрочит на меня в душе. Это он хочет меня. Это то, о чем он думал и так долго желал. А сейчас что? Что он отдает мне в ответ? Страх? Недоверие? Он не доверяет мне? Он не доверяет мне. — Как ты меня заебал, додик ебанный. — уже ближе, в самое ухо, шепотом, хватая его за член. — Я трахну тебя здесь и сейчас и выбью всю эту дурь из тебя. Ваня скривился от моего горячего и яростного дыхания. Он недовольно мычит, когда я впиваюсь в его такие желанные пухлые губы, впитываю каждый уголок, проникаю языком, вылизывая каждую стеночку. Голубоглазый уже не пытается вырваться, но и на поцелуй не отвечает. Это злит. Я опускаюсь к его шеи до боли закусывая кожу, я должен заставить потерять его последние крупицы самообладания и податься мне. Не один же я поехал крышей от прикосновений к нему? Я напился пару дней назад, но как такого результата это не дало, только дикую боль в голове и сильную физическую усталость на протяжении дня. Его образ все еще стоял передо мной, когда я закрывал глаза и сейчас я планирую убить главного героя, закончив эту фантастическую книжку. — Руслан, хватит, — выкрикивает Ваня. — убавь напор. Он не хочет убежать? Оттолкнуть? Закончить все это? Он просто просит быть помягче? Это же и правда не я, это он, он во всем этом виноват. Даже сейчас он согласен, потому что сам это все затеял. Сам схватил меня перед лифтом. Сам привел в этот зал. В этот темный холодный угол. Это все он. Я стягиваю с него футболку, прищуриваюсь, пытаюсь разглядеть острые худые ключицы, но темнота больно давит на глаза. Бордовое пятно во всей красе выделяется на бледной коже. Красная отметина на его теле и моей душе. — Что это? — я утыкаюсь подушечками пальцев в эту ошибку под косточкой. — Засос, — словно яд, попадает по мне одним лишь коротким, но до чего противным словом. — Ты думаешь, что я как Хатико буду ждать, пока ты созреешь? — То есть каким-то шлюхам ты доверяшь свое тело, а при мне трясёшься как сучка? — Это был паре... Мне нельзя, чтобы он договорил, нельзя, станет ещё хуже. Я разворачиваю его и грубо толкаю к одному из стальных кухонных столов, стоящему ближе всего к нам. Я перемещаю руку с шеи на кудрявые русые волосы и сжимаю их, оттягивая, как в одной из своих фантазий. Ваня запрокидывает голову, и в ключицу, прямо над засосом, впиваются зубы. — Рууслааан, — он всхлипывает, прикусывая губу. — Ты чего? — Ты доверяешь кому попало, поэтому будешь весь в засосах. Я засасываю бледную кожу, оставляя ярко-красные следы, переходя к чистым местам на шее, ключицах, плечах, груди и продолжаю бороться с бьющим набатом желанием стянуть с себя и с него штаны. Он пытается обнять меня, но нужно перехватить его руки и прижать к столу — нельзя грязным пидорским шлюхам меня касаться. — Как я это спрячу? — Не ебу, мне похуй. Я приспускаю с него джинсы и касаюсь промежности. Да, он настоящий. Он правда тут. И ему будет больно: он не растянут, да смазки в общем-то нет. Я уверен: скоро все закончится. И я, наконец, успокоюсь и закрою для себя эту историю. Навязчивый образ уйдет, желание удовлетвориться, и я буду свободен. Точно. Только сейчас сниму с себя штаны, раскатаю презерватив по стоящему колом члену и войду в это горячее тело. Я провожу кончиком языка между рёбер, беру его за бёдра и грубо массирую их. Он привстает, резко впивается в мои губы, проникая языком, этот поцелуй наполнен криком, требованием, граничащим с истерикой. Когда перестает хватать воздуха, мы расцепляемся и горячий шепот одурманивает меня, слетают последние тормоза: — Трахни меня уже, — скулит голубоглазый, разводя ноги шире. Я разворачиваю его, в ягодицы упирается твёрдый член, и он выгибается навстречу, начав тереться об него и при этом громко стонать. — Тише, блять. Прижимаюсь членом к горячей заднице, потираясь и тыкаясь головкой в неподготовленное отверстие, дразня. Ваня погружает в рот пальцы и пытается сдержать стон, слегка наклоняясь вперёд и сильнее раздвигая ноги. — Быстрее, ну, — он переходит на рык, а у меня кружится голова от происходящего. Он пожалеет о своих словах, когда внутрь с нажимом проскальзывают сразу два пальца, растягивая настойчиво, грубо, я уверен, так у него еще никогда не было. Я наклоняюсь и кусаю под лопаткой, добавляя третий палец. — Блять, — стонет мой мальчик, когда пальцы давят на простату. — Оу, ты умеешь материться, какой плохой. По члену стекает смазка, вырывается стон просто от одного вида, который открывается перед мной: Ваня нагибается всё сильнее и иногда болезненно всхлипывает, но беспрекословно позволяет трахать себя пальцами и выгибается. Засосы так инородно смотрятся на его теле, я не сдерживаю злобной усмешки, не спеша вынимаю пальцы и шлёпаю ими по немного покрасневшему колечку мышц. Он все хнычет, нетерпеливо подмахивая бёдрами, и напряжённо вскрикивает, когда скользкая от смазки головка рывком проталкивается внутрь. Все плывет, мысли покинули моё сознание, а зрение не фокусируется. Я срываюсь на беспорядочный ритм спустя всего несколько минут. Ваня не разочаровывает и продолжает стонать, как сука. Несмотря на то, что злость наполнила все тело, я всё же кладу ладонь на возбуждённый орган Вани, размашисто надрачивая и иногда слегка ударяя кончиками пальцев по головке, отчего моего мальчика прошибает крупная дрожь. Я продолжаю вбивать его в этот стол с надеждой освободить свой разум от него. Но протяжные стоны и мольбы не дают мне максимум, его нужно развернуть, заглянуть в глаза, океан, мне нужно это бушующее море. В них стоят слёзы, а он смотрим такой наивный, чистый и нежный. Мне срывает крышу. Палец вместе с членом. Но в этот раз никаких приятных прикосновений, просто надавить на мышцы входа и принести дискомфорт. После этого рука на горло и сильнее, задыхаясь и вдалбливая. Он, кажется, на мгновение пугается. Предатель опять трусит, это очередное недоверие ко мне. Бешеная скорость, врываясь в чужое тело. Он хрипит и даже кладёт одну из рук поверх моей. — Рууус... пиздец.... Он кончает, забрызгивая спермой стол, а я наслаждаюсь развратными стонами и криками, меня хватает ещё на пару секунд. И меня отпускает, становится легче дышать, боль между ребер уходит, контроль возвращается, но накатывает и дикая усталость. Сейчас я сижу на столе, где только что выебал мужика, на которого недавно дрочил в душе, а сейчас он лежит рядом и громко дышит, кажись, больше не раздражая. — У тебя опять пятно на толстовке, — говорит он, поднимаясь с моим элементом одежды в руках. — И это опять из-за меня. Мы смеемся, глядя на белые высохшие капли на хлопковой ткани. Да, определенно стало чуть легче, глядя на эту улыбку, глаза и торс в моих отметинах. — Но на этот раз извиняться не стану, — отрубает он, вставая и начиная одеваться. Мы стояли за корпусом только вдвоем, я закурил уже свою пачку Чапман Браун, дым приятно обволакивал лёгкие, ластился в трохее и белым клубком выходил наружу, сливаясь с темно-синим звёздным небом. Ваня стоял в двух шагах, скривившись от запаха, явно желая отойти подальше, но почему-то продолжал стоять рядом и наблюдать за мной. — Сигареты для пидоров, — покашливая, промычал мой голубой друг. — А как ты понял? — он ухмыльнулся. — Как говорил Булгаков: «Вы недооцениваете значение человеческих глаз. Язык может скрывать истину, а глаза - никогда». Можно было разглядеть две ухмылки: одну по-настоящему счастливую, уверовавшую в чувства и, возможно, даже любовь, та, которая наконец получила чего так долго ждала. И другую: опустошённую и болезненную, которая хотела почувствовать свободу и легкость, но подписала себе смертный приговор, наконец осознав это. От персонажа напротив начало воротить, цитировать классиков так вычурно, когда доверяешь каждому встречному своё тело. Хочется просто забыть друг друга под этим почти чёрным небом, а выбор был сделан так поспешно и неправильно. Самоконтроль вернуть не получилось, руки тряслись, пришлось затягиваться быстрее и чаще, чтобы отвлечься. — Думаю, что Достоевский мне больше подойдет. Парень взглянул в небо, задумался, тяжело выдохнул клуб холодного воздуха, затем чуть сильнее укутался в куртку и на выдохе произнес: — «Во всем есть черта, за которую перейти опасно; ибо, раз переступив, воротиться назад невозможно». Голубые глаза не ошибались. Мне уже не вернуться.