Товарищи, дорогие!

Взрывы до боли разрывали уши, пули летели прямо под носом, утыкаясь в землю. Их и тут нашли. Дзиген только хмуро выдохнул и продолжил нести Люпена на закорках, морщась от боли в двух давно простреленных плечах и левой ноге. На этот раз противники попались ужасно внимательные. Патроны давно кончились, впереди только пустыня с редкими обломками домов. Дзиген не знал, сможет ли он донести их обоих. Гоэмон плёлся где-то сзади, они не разговаривали, чтоб не тратить силы. Самурая зацепили по голове и боку, но он ещё держался, хоть его шатало от каждого дуновения ветра. Люпену досталось в грудь, чуть ближе к сердцу. Но вор был слишком сильным, чтоб вот так просто умереть. Крови он потерял много, но, не смотря на это, продолжал жить. Воля к жизни у него была безграничная. Стрелки с вертолётами на время отстали. Это было троице только на руку. День медленно скатывался к вечеру. Небо разлилось кровавыми красками и солнце, поднимая с песка последний мираж, уселось в него и затихло. Лучи уже так не жарили. — Дзиген, — прохрипел Гоэмон сзади, — дашь фляжку? — Лови, потом мне дашь, — стрелок кинул самураю баклажку с водой. Тот мужественно сделал один маленький глоток и отдал напарнику. Стрелок пить не стал. Дзиген упал на песок под обломанной стеной. Ноги нестерпимо ныли. Ломало, потому что он долго не курил. Но времени на это просто не было. Гоэмон сел рядом и зарылся лицом в колени. Его донимала голова. Да и расстаться с Зантецу для него было страшнее смерти. Меч нагло забрали враги. — Где Зенигата, когда он так нужен? — высказал всеобщую мысль Дзиген. Он положил Люпена поудобнее и затянул ему бинты. Вор дышал тяжко, будто его душили, и метался в лихорадке. Стрелок приставил фляжку к его дрожащим губам и влил остатки воды напарнику в горло. — Последние, — стрелок заткнул фляжку за пояс. — Интересно, сколько ещё идти до людей. Мы по этой пустыне уже как минимум неделю бегаем. — Я проверю, — Гоэмон поднялся и покачнулся от боли в голове. — Сиди, ты ранен. — Настоящий самурай не боится ран. Переубеждать Гоэмона Дзиген не стал. Просто махнул рукой, мол, «вали, куда хочешь». Сам стрелок настолько вымотался, что ему было на всё наплевать. Он просто крепко заснул, накинув свой пиджак на Люпена, чтоб тот не замёрз. Следующим утром пришлось вставать и идти дальше. Гоэмон так и не вернулся, что встревожило Дзигена не на шутку. — Держись, друг, — он поднял Люпена на спину, от чего тот испустил короткий стон. Потом стрелок продолжил путь. Гоэмона он нашёл к вечеру. Самурай лежал на земле, царапая пальцами песок, и бормотал что-то нечленораздельное, как безумный. — Горячка? — Дзиген нагнулся, чтоб помочь самураю встать, но тот попытался подняться сам, хоть получилось это у него только с пятого раза, на столько он был слаб. — Ничего… — Гоэмон сжал зубы и сделал пару шагов. — Я дойду… — Идём в штатном режиме, — только и произнёс Дзиген. Горло у него сильно пересохло без воды, голову нагрело так, что в ушах шумело. Они прошли ещё километра два, и Дзиген почувствовал, что начал сдавать. Нога саднила невыносимо, ломало, кружилась голова… Стрелок упал на колени, злобно застонав. Гоэмон смерил их двоих сочувствующим взглядом. Потом со вздохом поднял Дзигена на закорки, а Люпена взял на руки. — Гоэмон, не надо, — твёрдо просил стрелок, но самурай его не слушал. — Я сам пойду… — Ты ранен. А я ещё не устал. — Но тебя всего шатает, Гоэмон! — Когда начинается предел сил человека, кончается моя слабость, — мечник собрал всю волю в кулак, встал и пошёл, хоть его заносило в разные стороны. Дзиген ещё немного вяло повозмущался, но потом смирился и замолк. Он ощутил, насколько же он истощал за все эти десять дней, и как же у него ломит тело. Он слишком стар для таких долгих прогулок. Гоэмон и правда потратил меньше энергии за всё это время. Он никого не нёс, так что, возможно, пришла его очередь. И он мужественно взял эту ношу на себя. Так он и шёл всю ночь вплоть до белого пустынного рассвета. Дзиген беспокойно спал у него на плече, Люпен вообще не подавал признаков жизни и лежал с бледным бесстрастным лицом. Два дня шёл Гоэмон. Как сказал Дзиген, он мощный, как лев. Скоро самурай постепенно вошёл в лес. После чахлых кустов стали попадаться деревья, а потом свежесть зелёных листьев и густота крон накрыли его с головой. Значит, где-то рядом есть вода. Самурай изнывал от жажды, как любой человек, но крепился очень долго. Когда впереди показалась, как голубовато-серая жила, река, Гоэмон положил напарников на землю и бросился к источнику живительной влаги. Он наскоро процедил воду в фляжку через свои бинты, не запачканные кровью, и приложился к ней, делая большие жадные глотки. Потом просто опустил горящую адским пламенем голову в реку, чтоб хоть немного прийти в себя. Позже, когда Гоэмон уже полностью осознавал ситуацию, он набрал воды напарникам и понёс в тенистые заросли. Пришлось побить Дзигена по заросшим щекам, чтоб он пришёл в себя. — Пей, — Гоэмон приставил к его потрескавшимся губам фляжку и чуть ли не силком влил воду. Дзигену хватило только двух фляжек, пока он полностью не очнулся. Он пробыл без воды дольше всех. — Господи, Гоэмон, — он посмотрел на многострадальное щетинистое лицо самурая и, впервые за много дней, насмешливо ухмыльнулся. — Выглядишь грозно. — Дай воды Люпену, — попросил Гоэмон. — Я пока тебя перевяжу. — Сколько ж сил надо, — поражённый выносливостью напарника, сказал Дзиген, — чтоб нести нас обоих без продыху двое суток? Дзиген прислонил Люпена к дереву и послушал пульс. — Едва-едва, — мрачно сообщил он. Потом приподнял его голову за подбородок и напоил водой. Гоэмон снял с Дзигена шляпу, обнажив его тёмные, как дьявольские колодцы, глаза и облил его волосы сверху, чтоб сбить жар. Расстегнул рубашку. Потом начал снимать бинты. За тринадцать дней ткань успела хорошенько присохнуть к ранам, поэтому Дзиген шипел, как гремучая змея, морщась от боли, когда самурай пытался отодрать от него остатки. Пришлось порвать кимоно Гоэмона на новые бинты. Когда развязывали грудь Люпена, кровь почти не лилась. Но всё равно перевязали заново. Дзиген помог Гоэмону с боком и в очередной раз поразился выносливости напарника. Они посидели в роще ещё немного. Деревья успокаивающе шумели, рядом плескалась вода. Лёгкие, привыкшие к горячему пустынному воздуху, даже давились влагой, идущей от реки. Молчание нарушил резкий вздох. Люпен, наконец, очнулся. Будто сама атмосфера этого места выдернула его из ада. — Люпен, — Дзиген подполз к нему побил по щекам. — Вставай, дружище. Держись. Немного до города осталось… — Да? — Люпен медленно открыл глаза и попытался улыбнуться. — И вы меня всё это время… — Не говори, ты слишком много крови потерял, — встрял Гоэмон. — Первые десять дней нас обоих тащил Дзиген. Потом я. — Ну это ты даёшь, Гоэ… Какие же вы у меня чудны́е, ребята… — тут Люпен будто задохнулся и сполз на землю. Глаза у него закрылись. — Люпен?! — Дзиген прислушался к его сердцебиению. — Гоэмон! Пульса нет! — Чёрт! — выругался самурай. Его передёрнуло то ли от тревоги, то ли от боли. — Люпен! — у Дзигена аж сердце ёкнуло от ужаса, а глаза широко раскрылись. — Люпен, не смей подохнуть! Он расстегнул ему рубашку и несколько раз сильно и резко надавил на грудь, делая массаж сердца. Гоэмон шёпотом молился. — Я говорю… — Дзигена прорвало. Они так долго вместе шли через тернии, чтобы вот так просто покончить с жизнью? У стрелка на глаза наплыли слёзы. Он попытался их смахнуть, но руки у него были заняты, поэтому ручьи покатились по скулам. Гоэмон даже молиться от беспокойства прекратил. -… живи! — Дзиген, выбившись из сил, застонал. Невыносимая душевная боль так сильно сковала ему тело, что он начал дёргаться, как припадочный. Стрелок откинулся на ствол дерева и, закрыв лицо руками, тоскливо зарыдал. Наверное, впервые за много лет. Все перенесённые боль, ужас и отчаяние ударили ему в голову. Гоэмон растерянно сидел на земле, но потом опустил голову. Из его глаз тоже полились слёзы. Он в порыве разочарования прижал Дзигена к своей груди, и они продолжили плакать вдвоём, разделяя горькое чувство утраты. — Господи… — Дзиген задыхался от слёз, будто ему перекрыли доступ кислорода. — Чтоб я ещё раз… Он попытался сдержать чувства, как и всю свою жизнь, но на этот раз у него не вышло. Он только сильнее уткнулся в грудь Гоэмону, будто ища у него защиты. Самурай и сам не знал, что делать, поэтому продолжил мрачно молиться. — Парни, вы чего? — внезапно раздался слабый голос. Оба подняли головы так резко, будто над ними прозвучал выстрел. Люпен очнулся и, хоть и дышал, как собака, часто и тяжело, он был жив. — Люпен? — так, словно увидел призрака, едва слышно произнёс Дзиген. Сердце в очередной раз болезненно ёкнуло и начало биться с утроенной силой, будто стараясь выбить рёбра. — Ты жив? — Издеваешься? — вор едва слышно рассмеялся. — Я же великий Люпен Третий, да и как я могу умереть и не попрощаться с папашей? Дзиген, не слушая напарника, бросился к нему на шею и крепко обнял, обливая его плечо слезами. — Ты что, так сильно по мне грустил? — Люпен поражённо похлопал напарника по спине. Он никогда в жизни не видел, как Дзиген плачет. — Да… Да я бы с горя спился! Ты чего творишь! — продолжая рыдать, стрелок злобно толкнул Люпена в грудь и ушёл к реке умываться. — Я не знал, — резонно прохрипел Люпен. Гоэмон улыбнулся и будто даже засиял. Он был твёрдо уверен, что его молитвы помогли. — Скоро мы дойдём до города, — произнёс он. — Я понесу вас. — Нет уж, — отказался Дзиген, надевая шляпу. — Теперь моя очередь. Ты настрадался за эти три дня больше, чем я за десять. Гоэмон смерил недоверчивым взглядом перебинтованную ногу и плечи стрелка, но ничего не возразил, хотя его достоинство явно было ущемлено. Дошли до населённого пункта они только через три дня. Всё это время их мужественно нёс Гоэмон, потому что, как только Дзиген попытался взять Люпена на руки, он подвернул раненную ногу. Люпен притих. Он сильно ослабел и лежал ничком, как мёртвый, поэтому оба напарника постоянно прислушивались к его дыханию. По пыльной дороге шёл угрюмый самурай в одних штанах, на руках он нёс человека в красном пиджаке, а бородатый мужчина в шляпе сидел у него на закорках. Люди особо не оглядывались — на улице было в основном пусто в дневное время. Двухэтажные частные дома наплывали на ребят, будто пираньи из мутной воды. У каждого имелся высокий забор, зато возле одной деревянной избушки, никак не вписывающейся в загородные особняки, стоял водяной насос с ручником. Гоэмон остановился возле насоса с водой, напился и передал Дзигену фляжку. — И мне, — попросил Люпен, но, так как он не мог поднять к губам ёмкость, Гоэмону пришлось сделать это самому. Тут послышался до мурашек знакомый крик: — Люпен!!! Ты арестован!!! — Чёрт, — Дзиген раздражённо выдохнул. — Даже сейчас от нас не отстаёт. Инспектор Зенигата бежал из полицейской машины на углу, размахивая наручниками, но с каждым шагом он замедлялся, а потом и вовсе остановился. — Эм, — он глянул на небритые, бледные и уставшие лица троицы и недоумённо почесал в затылке. — А чего это с вами случилось? — Мы семнадцать дней бегаем от босса мафии по пустыне, — объяснил Дзиген. — И Гоэмон сейчас грохнется от бессилия. Самурай угрюмо стукнул напарника по шляпе. — А… Что с Люпеном? — инспектор встревоженно присмотрелся к Люпену. — Он успел повидаться с духами, но мы призвали его обратно, — рассказал с чувством гордости за себя Гоэмон. — Смысле, Люпен пережил остановку сердца, клиническую смерть, и сейчас слишком слаб, чтобы говорить, — перевёл Дзиген. Люпен и правда молчал, будто спал. Хотя он мог просто лежать с закрытыми веками, в течение всего путешествия он так и не открыл глаз. Зенигата глубоко задумался на время, но потом, видимо, махнул рукой на все разногласия. — У меня есть номер в местной гостинице, — немного смущённо сказал он. — Пока Люпен не поправится, можете пожить у меня. — Да ты находка, — присвистнул Дзиген. — Гоэмон, газуй. Они тайком пробрались в комнату Зенигаты через чёрный ход. Странно, что Зенигата вообще знал, что обходной путь существует. Так как лифта не было, по лестнице на второй этаж инспектор нёс Люпена, а Гоэмон — Дзигена. — И ведь угораздило, — нахмурился Зенигата. — Как так? Вы же неуловимая троица! — В пустыне кого угодно поймаешь, — буркнул Дзиген. — Они взорвали нашу машину, взяли нас в заложники, а когда мы сбежали — подстрелили. Я бы при всём желании не смог бы с ними справиться, они вытрясли все мои патроны. — Мой меч у них, — лаконично дал свой ответ Гоэмон. — Бедовые, — только и сказал Зенигата, устало вздохнув. — Если бы я не был таким упрямым… Великодушие инспектора обрадовало троицу. Спаситель открыл дверь и прошёл внутрь небольшой мало мебелированной комнаты. Дзиген упал на пол возле стены и хрустнул затёкшей спиной. Гоэмон приземлился рядом, а Люпена Зенигата положил на диван. Смотреть на троицу было жалко. Все как один иссине-бледные, измотанные, отощавшие, заросшие щетиной — это не шутки, бегать по пустыне две недели. — Голодные? — спросил инспектор. Неловкость между ними понемногу стиралась. — Спрашиваешь! — удивлённо просипел Дзиген. Гоэмон с Дзигеном вдвоём съели почти всё, что было в холодильнике у Зенигаты. Такой звериной жадности не позавидуешь. — Благодарю, — Гоэмон, в отличие от Дзигена, делал всё степенно, будто его не мучил голод. К еде он и правда едва притронулся. — Честно, бать, не ожидал, — с набитым ртом высказал свою форму слова «спасибо» стрелок. Он пытался напихать в себя как можно больше, видать, остались привычки после детсткого дома, где кормили только три раза в день. Сытый Дзиген мирно уснул на плече у Гоэмона, а самурай сидел, прикрыв один глаз, и наблюдал за Люпеном. — Духи долго не хотели его отдавать, — тихо рассказал мечник. Зенигата без пальто и шляпы сидел на другой стороне дивана так, что Люпен был повёрнут к нему головой. Инспектор следил за ним очень внимательно — вдруг проснётся. — Никогда такого не было, — поделился Зенигата. — Со мной, по крайней мере. И что ж Люпен всё умереть-то хочет… — Он сказал, что не умрёт, пока не попращается с вами, — Гоэмон зевнул, переложил лохматую голову Дзигена себе на колени и откинулся на стену. — В его репертуаре, — ухмыльнулся Зенигата. — Я буду дежурить. — Не надо, я сам подежурю, ты слишком вымотался, — сказал инспектор. — Утром я вас заново перевяжу. Самурай кивнул и со спокойной душой задремал. Ребята проспали до обеда. За это время Зенигата успел сгонять за продуктами и подготовить бинты для перевязки. Не то, чтоб его волновали все трое, за Люпена он волновался намного больше. Но всё же не стоит обделять их вниманием. — Доброе утро, — поздоровался с Гоэмоном инспектор. Самурай кивнул и встал, положив голову ещё спавшего Дзигена на подушку на полу. — Что, ты и правда этих двоих нёс всё время? — заинтересованно спросил Зенигата, разматывая бинты на Гоэмоне. — Нет, первые десять дней нас нёс Дзиген, — самурай с благодарностью взглянул на стрелка. — Он старше всех нас, и выносливости у него меньше. Но душа у него огромная, совершенно не как у наёмника. Последние шесть дней их нёс я. Мне было чуть легче. — Ну, ты-то самый молодой, верно? — подметил Зенигата. — Да. Поэтому я нёс их остальной путь. Дзиген считает, что я поступил не правильно. — Он ошибается. Зенигата по-новой перевязал самурая, и как раз к этому моменту проснулся Дзиген. — Что-то я заспался, — стрелок потянулся и аккуратно встал на ноги. Но с раненной и одновременно подвёрнутой лодыжкой он шёл, сильно хромая. — Ничего без меня не случилось? — Нет, всё в порядке, — сообщил Гоэмон. — Кошмар, мне кажется, я останусь без ноги, — Дзиген сел на стул возле стола и, закатал пропылённую порванную штанину оглядел слабо перебинтованную ногу. — Ублюдки. Если б не эта рана, я бы и Гоэмона всю дорогу нёс. — Я был не настолько слаб, чтоб меня нести, — самурай покраснел и отвернулся от дивана. — Да и чем хвалиться-то, — стрелок скептически оглядел свои плечи и начал снимать рубашку. — Вот Зенигата двадцать лет за Люпеном бегает хоть куда и хоть в какую погоду, вот это по истине сильный человек. Инспектор зарделся и опустил глаза. Ему нравилось, когда его хвалили за исполнительность. Дзиген отказался от помощи и перевязал себя сам. Видно было, что руки у него ещё дрожат от нервного переживания, но никто ничего не сказал. Люпен зашевелился. Все трое повернулись к нему, боясь шелохнуться. Вор медленно открыл глаза. — О, папаша! — он слабо улыбнулся. — Я так и знал, что ты нас не бросишь. — Люпен, как ты себя чувствуешь? — хором спросили все. — Не кричите, — Люпен поморщился, как от боли. — И так голова гудит. Думаю, хватит мне уже лежать, належался… Зенигата помог Люпену сесть. Голодным вор оказался не меньше своих напарников вместе взятых, ему повезло, что Зенигата недавно из магазина. Когда в Люпена перестало что либо влезать, он откинулся на спинку дивана и глубоко вздохнул, сложив руки на набитом животе. — Папаша, ты просто находка, — поблагодарил он. — Не думал, что ещё водятся такие добрые люди, как ты. — В любом случае, когда ты поправишься, я тебя арестую! — серьёзно пригрозил Зенигата. — Да пожалуйста, только теперь я, пожалуй, отдохну, ты не против? — Конечно не против, — просто пожал плечами инспектор. — А мне надо в отдел. Там доклада ждут. — Мы присмотрим, — пообещали Гоэмон и Дзиген. -… чтоб не убежал, — пошутил бородатый, за что получил неодобрительный взгляд от Гоэмона. Зенигата вышел, напоследок кинув строгий взгляд на троицу. — Ну как ты, Люпен? — спросил Дзиген. — Да не плохо, в общем-то, — сказал вор. — Жалко, правда, что желудок не резиновый, а то я до сих пор будто голодный. — Это так кажется, — произнёс стрелок, неблюдая, как Гоэмон догоняется хлебом из корзинки на столе. — Вот Гоэмон у нас аскет хренов, вчера вообще ничего не съел. — Кто-то из моей порции таскал, — срезал на подлёте самурай. — Ага, да я просто за все эти семнадцать дней ни разу сознание не терял, не то что некоторые, — буркнул стрелок. — Поэтому более голодный был. — Ты просто ешь больше меня, — отрезал Гоэмон. Но покраснел, значит, Дзиген всё же задел сокровенное. — А как там мафия? — Люпен лёг на диван. — Ничего? — Ну, шесть дней никаких происшествий, мне кажется, они нас потеряли, — сказал Дзиген. — Кто знает, — нахмурился Гоэмон. — А у меня ощущение, что они просто нашли «Алого дракона», — помрачнев, объяснил Люпен. — Я его обронил в пустыне, когда мы убегали. — Что, правда? — не поверил Дзиген. — Можешь вывернуть мои карманы, — Люпен подложил руки под голову и снова повеселел. — Во всяком случае, хорошо, что нас подобрал папаша. Как вернём форму, так и придумаем, как нам от него слинять. — Верно, — Дзиген достал из кармана помятую пачку сигарет и, наконец, с удовольствием закурил. Люпен сделал то же самое. Гоэмон разохотился до еды и потихоньку таскал всё, что лежало на столе. — А кто-то говорил, что я больше всех ем, — попенял самураю стрелок, затягиваясь Люпенским бычком. На это Гоэмон просто промолчал, видимо, рот был занят едой. — Осталось забрать у них «Магнум» и Зантецу, — сказал Люпен, прикрывая глаза. — Магнум я им не отдал, — в доказательство Дзиген показал пистолет, спрятанный под обвислый ремень, который сразу же затянул поуже. Самурай кивнул на слова Люпена и задумчиво взглянул в пыльное окно. Он тосковал по мечу, как по родной сестре. — Может, сейчас и сбежим, а? — бодро предложил Дзиген. — Я на полный желудок не бегаю, — наотрез отказался Люпен. — Хотя бы дождись, когда нога заживёт. А у Гоэмона голова. Да и папашу обижать не хочется, он же нас приютил, накормил, перевязал… Стыдно. — Потерпишь, Гоэ? — поинтересовался стрелок у самурая. — Разлука повергает меня в печаль, — спокойно поведал напарник. — Но ради общего дела я готов. — Так и порешили, — напарники пожали друг другу руки. Люпен не смог сдержать благодарных слёз и прижал к себе обоих друзей. Они неловко обняли его в ответ, но потом искренне усилили объятия. — Слава Богу, всё обошлось! — нехарактерно для себя выразился Дзиген. — Наш путь ещё не кончен, — торжественно пробасил Гоэмон. — Товарищи, дорогие! — прошептал Люпен, тихо, чтоб напарники не услышали в его голосе слёз.