лавандовый

Вообще-то, Хёнджин не очень любит хип-хоп. И подпольные клубы. И пьяных людей. Непонятно, как же так выходит, что он оказывается в числе зрителей одного из рэп-баттлов, обычно сочетающих в себе все те вещи, которые Хёнджин не очень любит. Это всё вина Джисона, на самом деле. Если бы не лучший друг, сам бы он ни за что сюда не пришёл. На это заявление из уст Хёнджина Джисон громко фыркает. Он старательно высматривает кого-то в толпе, а потом пихает в свободные руки друга два пластиковых стакана, наполненных светлым пивом до самых краёв, и со словами «жди здесь» исчезает из поля зрения. Хёнджин вздыхает, нюхает содержимое стаканов, морщится и идёт к бару. Он садится за стойку, брезгливо отставляя стаканы в сторону — пиво он тоже не очень любит — и с интересом рассматривает барную карту. Ассортимент оказывается на удивление приличным, а цены — приемлемыми, так что Хёнджин заказывает себе какой-то яркий и наверняка очень сладкий коктейль со сложным названием, не задерживающимся в памяти ни на секунду, и принимается ждать, как ему было велено. Он не успевает уничтожить и половины своего напитка, как его находит Джисон и тянет за капюшон худи, бормоча что-то близкое к «ты куда подевался, я же сказал ждать возле входа», «сейчас самый движ начнётся» и «Чан-хён занял нам чумовые места». Чумовыми оказываются места возле низенькой сцены и недалеко от колонок, а Чан-хёном — светловолосый парень на пару лет старше них. Он улыбается как-то по-отечески тепло, и рядом с ним Хёнджин начинает расслабляться, решив, что ему можно доверять. Он немного жалеет, что не захватил коктейль с барной стойки, потому что не находит в происходящем вокруг него решительно ничего интересного. Но потом на сцену влетает парень в рваных джинсах, низко сидящих на бёдрах, и мешковатой толстовке. Он улыбается галдящей толпе и спрашивает на английском «Вы скучали по малышу Бобби?», растягивая гласные и смешно округляя губы. Народ заходится в экстазе, кажется, что сюда сбежался весь клуб, и Хёнджина теснят ближе к сцене. «Такой напор мои рёбра могут не выдержать, не то, что стеклянный бокал», — хмуро думает он, пытаясь сопротивляться движению. Бобби продолжает улыбаться, и в помещении становится на пару ватт светлее (хотя все лампы, кроме одного прожектора, освещающего сцену, гасят) и несколько десятков градусов жарче, но Хёнджин списывает это на количество собравшихся людей. Вскоре к Бобби присоединяется его соперник, Ханбин, кажется, и начинается баттл. Половину слов Хёнджин не разбирает из-за шума, а другую половину — из-за того, что Бобби имеет просто отвратительную привычку проглатывать слова так, что даже у Хёнджина, всегда гордившегося своим слухом и блестящим знанием английского и корейского, получается выцепить лишь отдельные слоги. Но Хёнджину нравится. Нравится хриплый голос, крупные передние зубы, широкая улыбка, блестящие губы, шустрый язык, с рычанием выталкивающий слова, когда не хватает дыхания. Даже акцент американский — и тот нравится. В середине второго куплета Бобби зачем-то хватает край толстовки и задирает её, а у Хёнджина слюна во рту собирается от одного взгляда на чужое тело, и в паху тяжелеет. На его левом плече висит неугомонный Джисон, нашёптывая ему, какой Бобби охуенный, и как здорово, что он знает Чанбина, который знает Чана, который знает Ханбина, который знает Бобби и может их познакомить после баттла. Хёнджин не хочет ни с кем знакомиться, он хочет сбежать подальше от яркой улыбки и смеющихся глаз-щёлочек. Дружеский баттл заканчивается ничьёй, зрители гудят, и Хёнджин решает быстро утечь под шумок, но находчивый Джисон снова тянет его за капюшон, следуя за Чаном в сторону вип-зоны. По пути к ним цепляется Чанбин, и они гуськом двигаются сквозь толпу, пока не доходят до занятого Ханбином и Бобби столика, заставленного многочисленными бутылками. Знакомство проходит быстро, все пожимают друг другу руки на западный манер и усаживаются, принимаясь за алкоголь. Уже слегка пьяный Чанбин смеётся над прикидом Бобби: — Серьёзно, хён, лиловая толстовка? — Вообще-то, это лавандовый, — вдруг говорит Хёнджин, а Бобби впервые за вечер смотрит на него с интересом. Вскоре Бобби выскальзывает из-за стола, таким же плавным движением выуживая из глубокого кармана пачку сигарет, и направляется в курилку. Хёнджин вскакивает следом за ним, шепча на ухо Джисону, что ему надо в туалет. Друг ухмыляется понимающе, но Хёнджину абсолютно плевать. Он понятия не имеет, где туалет, но курилку смог выцепить взглядом ещё по дороге сюда. Он двигается осторожно — в помещении темно. Глаза не успевают привыкнуть, Хёнджин сразу чувствует горячие пальцы на своей шее и нижней челюсти, а на губах — чужие губы. Бобби целуется до упомрачения охуительно, и у Хёнджина ноги подгибаются от мысли, что ещё он может сделать с ним своим языком. Бобби отрывается от него и ведёт пальцами по плечам и шее, в глазах отражается немой вопрос. Хёнджин давит тихое «к тебе» и снова тянется поцеловать, но Бобби отстраняется, шепча, что так они никуда не уедут, и выводит Хёнджина из клуба через чёрный ход. В салоне такси Хёнджин успокаивает свою нервозность тем, что отбивает смс Джисону о том, куда поехал и с кем, и в ответ получает тонну пошлых шуточек, написанных ещё и с ошибками. Джисон явно уже в стельку пьяный, и Хёнджин чувствует себя немного виноватым за то, что бросил друга одного, но потом одёргивает себя — там есть Чан, он выглядит достаточно надёжно и точно сможет позаботиться о пьяном придурке. Беспокойство за Джисона заставляет Хёнджина временно забыть о цели поездки, но Бобби, как и говорил, живёт недалеко, поэтому в его квартире они оказываются довольно быстро. В коридоре Бобби пытается играть роль гостеприимного хозяина, предлагая чай или кофе, на что Хёнджин закатывает глаза. Он стягивает худи через голову, сглаживая возникшую между ними неловкость, и притягивает Бобби ближе к себе. Кофе он обожает, конечно, но это может подождать до утра. В голове — блаженная пустота от обжигающих прикосновений чужих губ и рук, шарящих по всему телу, и сознание Хёнджина временно отключается от переизбытка чувств. Он осознаёт себя лишь через некоторое время уже полностью раздетым. Его вставший член трётся о заботливо подложенную под живот подушку. Хёнджин чувствует саднящие следы от больших ладоней на бёдрах и заднице и чужие пальцы — внутри себя. Бобби глубоко дышит над левым ухом и обещает Хёнджину, что ему будет хорошо с ним. Хёнджину такое говорили достаточно раз, но только словам Бобби он по-настоящему верит, ведь ему уже до одури хорошо. Он скулит в такт движениям пальцев и утыкается лицом в простыни, но Бобби тянет его за отросшие светлые волосы назад, заявляя, что хочет слышать. Резинку Хёнджин потерял по дороге в спальню, но он не жалеет, ведь чувствовать руку Бобби в распущенных волосах слишком, слишком хорошо. Растяжка чуть затягивается, но благодаря этому первый толчок даётся легко. Вес Бобби на нём ощущается потрясающе, и Хёнджин уже не может напрягать бёдра, так что колени потихоньку разъезжаются в стороны, делая его позу более открытой и доступной. Бобби шепчет ему на ухо всякие нежности, чередуя их с грязными словами и грубыми ругательствами, и Хёнджина ведёт от этого контраста и от его хриплого голоса. Бобби жарко лижет его шею и прикусывает загривок, ускоряя движения, и Хёнджин тонко всхлипывает, чувствуя, что уже на пределе. Бобби приподнимается над ним и подхватывает за бёдра, дёргая тело его вверх и чуть назад. Хёнджину хочется выть, когда Бобби снова входит в него, влажной рукой обхватывая его член. Он закусывает нижнюю губу и низко стонет, кончая в чужую ладонь, и тяжело опускается на кровать — руки больше не держат. Сознание снова уплывает от него из-за сочетания яркого удовольствия и усталости, но он чувствует прикосновения тёплой ткани к пояснице. Хёнджин улыбается и хочет что-то сказать, но сам не замечает, как засыпает. Утром его будит запах кофе. Хёнджин отыскивает кухню по запаху, потирая глаза.  — Не знал, что ты умеешь варить кофе.  — Ты ещё многого обо мне не знаешь. Меня зовут Ким Чживон.