Моему лучику

- Папуль, почему ты не спишь? Я быстро прячу стакан с крепким напитком и поворачиваюсь к дочери. - Мне не спится, маленькая. А ты почему не в кроватке? Уже ведь поздно. Бэндит смотрит на меня укоризненно. Такая взрослая для своих четырёх с небольшим лет. Я беру её на руки, прижимаю сильнее к себе. - Папочка… - Да? - Почему ты грустный? Ужасно проницательная, моё маленькое чудо. Вздыхаю, оттягивая момент признания. Я не могу ей рассказать всего, она не достаточно взрослая, но я постараюсь ответить. Ведь мне самому интересен ответ. - Я скучаю по одному человеку, понимаешь? - Знаешь, - Бэндит вдруг вскакивает с моих колен и куда-то бежит. Вскоре возвращается с листом и ручкой, садится рядом на диван и складывает все, что принесла передо мной. - Помнишь, папочка, когда я скучала по своему мишке, то мы писали ему письмо, и мне стало тогда легче. Напиши и ты. Устало улыбаюсь, но не решаюсь взять ручку в руки. - Не думаю, что это поможет. Она вздыхает, обиженно надувая губки, и продолжает пристально смотреть на меня. До ужаса напоминает мне его, такого же по-детски непосредственного, но очень умного. - Я жду, папочка, - посапывая и сильнее сдвигая бровки, Бэндит скрещивает ручки на груди, делаясь ещё более серьёзной. Я улыбаюсь, но уже беру ручку в руки, крутя её пальцами и не решаясь приступить. - Знаешь, умница, я напишу письмо, но только если ты ляжешь спать. Бэндит кивает, понимая, что мне нужно побыть одному. Она понимает всё, как понимал он. Дождавшись пока Бэнди уйдет, я снова выпиваю, все еще не выпуская ручку, кручу ее. Отчего я медлю? Ведь я сам давно хотел все сказать, но боялся, что он не найдет времени для меня, что я расстрою его планы. Касаюсь пером листа, наспех выводя начало. Здравствуй, Фрэнк. Что ж… Я раньше никогда не писал тебе писем и не уверен, что напишу ещё. Прости, если оно будет странным и глупым, я не умею писать красивых речей. Надеюсь, я не потревожу тебя. - Джерард… Я оборачиваюсь, но вновь вижу лишь пустую комнату. Алкоголь играет со мной злую шутку. Это повторяется все чаще и чаще, я слышу каждый день его, этот голос. Знакомый и тихий. Настолько изученный голос, что слыша его, перед глазами ярко и четко вырисовываешься ты. Низенький и щуплый, с татуировками, такой милый и светлый, каким я помню тебя. Такой родной и теплый на ощупь. Такой лучик, вселяющий надежду. Это все будит во мне эмоции, порыв, и я продолжаю писать... Прошло много дней, мучительных часов и минут с того самого дня. Я пишу не для того, что бы искать оправдания. Ты знаешь и сам прекрасно, что все трескалось, разлезалось по швам. Я был истощен, высасывая из группы все жизненные силы и пытаясь забить дыру внутри себя. Что ж, все мы и по отдельности сумели реализоваться, но от этой мысли мне... Кажется, мне жаль. Я очень рад, что ты не опускаешь руки и продолжаешь быть таким же светлым и жизнерадостным. Мне не хватает твоего оптимизма. Возможно, ты слышал о моих комиксах, может даже купил один. Я не уверен, что как прежде интересен тебе. Я вернулся к началу, что бы разобраться во всём. Среди толпы людей я по-прежнему остаюсь одиноким, угрюмый с близкими. Я перестал смотреть людям в глаза. Зачем? Зачем, если они пустые и мертвые, словно штампованные на одном заводе по производству живых кукол? В их штампованных глазах отражаются шаблонные мысли, однообразные эмоции и чувства. Ты, мой лучик, вовсе не такой. Твои глаза живые, а мысли сильно отличаются от «мыслей» других. Никогда не любил угождать и всегда имел своё мнение. Мне ужасно не хватает этого, пусть порой я обижался, пусть ссорился с тобой. Но ты живой… И ты больше не рядом. Алкоголь неприятно растекается по всему организму, искусственно согревая. Я не распространяюсь о том, что снова пью, хотя… Наверное, по мне уже заметно, что я одержим идеей утопить своё горе в рюмке. Мне 36 и я по-прежнему одинок, имея жену, прекрасную доченьку, брата. Я не сумел удержать человека, что так идеально подходил мне – я не умею делать все хорошо. Я люблю Линдси, но скорее, как человека. Вуаль идеальных отношений пала и будничность задавила меня. Я всегда завидовал Майку, его умению быстро заменять людей на новых, практически не сожалея об этом. А я не мог. Наверное, потому что с юности знаю каково это быть ненужным человеку, которого любишь. Любишь... Я снова попался в эту же ловушку, снова плаваю в ревности и алкоголе. Да, я ревную тебя, так глупо и бессмысленно, бестолково. Ревную как друга… Я всегда считал, что ты будешь рядом, что ты словно моя собственность, что ты не имеешь права любить кого-то ещё. Какой я был дурак… Я часто думаю о тебе. Наверное, пока я пишу эти глупые слова, ты спишь, обнимая Джамию. Идеальный союз, вы так разительно похожи... А я... Я потерял тебя. Навсегда и так глупо. Я начал терять, когда повстречал ее. Я раскрыл свои ладони, в которых держал тебя, а ты так быстро выпорхнул, только почуяв мою измену. Я не ожидал такого, я не был готов тебя отпустить. Как и не готов по сей день. Я бестолково цепляюсь за воздух, пытаясь не упасть в эту бездну отчаянья. Я пытаюсь показать тебе до сих пор, что как прежде люблю тебя. Раньше ты хотя бы делал вид, что не слышишь, не хочешь видеть, отворачиваешься, колешься от того, что на твое место я пустил кого-то другого. Сейчас… Я так безумно рад, что у тебя трое детей, самых красивых на свете, умница жена, своя группа. Сейчас тебе просто не до этого, нет времени на обиду, а значит, и нет времени на меня. Это задевает больше, чем то, когда ты колотил меня, обзывался, узнав, что я женился, отказывался видеться, порой даже не приходил на репетиции. Сейчас тебе всё равно. А мне нет. Наверно, я веду себя как последний эгоист или как плаксивое чмо, но я хочу всё вернуть. Абсолютно всё. Группу, то время, того тебя. Я эгоист и я требую своё назад. Но ты не мой; люди не могу быть чьими-то, как жаль. Мои руки опустились - таков я. Все, что бы я ни создавал, рушу, принося себе и другим боль. Мне больно от фальши, Фрэнки, противно от гнусности себя. Мой лучик, я так виноват перед всеми. Вздыхаю, жадно втягивая воздух сдавленным от эмоций горлом. Мне так много нужно уместить в одно письмо, будто целый океан в одну каплю. Мне не страшно признаваться, я знаю, что как бы ты ни был обижен, ты сохранишь в тайне всё; я как прежде тебе доверяю. Мы так глупо расстались. Я хотел бы переписать конец новой встречей, но всем не до меня. Майки я часто вижу, но я не знаю как Рэй, как ты. Мне интересно узнать, что и как с Бобом. Именно узнать самому, а не прочесть в нэте или газетёнке, словно вас я никогда не знал. Насколько бы мы ни были открыты фанатам и прессе, сокровенное оставалось всё равно в группе, не покидая её пределов. Вновь наполняю стакан коньяком, осушаю его. Искусственное тепло – это всё, что у меня есть сейчас. Что написать ещё? Возможно, в строки вольётся что-то слишком личное, что лучше сказать тет-а-тет. Но этого никогда не будет. Я не смогу увидеть тебя, мне страшно. Страшно увидеть тебя счастливым не со мной, во всех смыслах этой фразы. Я испуган тем фактом, что увижу не моего малыша Фрэнки, такого светлого и теплого, а мужчину, который не воспримет меня и мои проблемы всерьез. Я так виноват, что не родился женщиной. Так смешно и до одури больно от этой "вины". Я смеюсь, смеюсь над собой и никчемностью своей жизни. Помнишь, ты говорил, что двери твоего дома открыты для меня всегда? Я хотел бы тебя навестить, если ты не прочь повидаться. Наш последний разговор меня до сих пор тревожит и терзает мне душу. Память снова рисует мне тот вечер. Все нечетко, словно это старое кино или фотография, затёртая и помятая, избитая жизнью. Ты сидишь на качелях, смотря себе под ноги и молчишь, хотя в твоей душе все оборвалось от моих слов, что группе конец. Я видел, как непослушная слеза скатилась по твоей щеке, а после ты убежал, видимо, не в силах терпеть больше мой эгоизм и циничность. Тихо ступаю, приближаясь к тебе, сажусь на качели рядом, ты даже не поднимаешь глаз. Сопишь и отворачиваешься, не желая видеть меня. Мы молчим, от чего обстановка лишь напряженней. Мне хочется сказать "прости", а затем еще и еще, сто миллионов раз сказать это, пока ты не простишь; прижать тебя к себе и показать, что я как прежде люблю тебя. Но это все так иллюзорно. "Я ненавижу тебя" - ты шепчешь это с таким отчаяньем, ненавистью, что каждое слово, что нож в спину. Хотя, я и сам засадил лезвие всем в спину по рукоять. Особенно тебе, малыш. Я не думал, жил в каком-то призрачном неведении. Ты говоришь, что все было ошибкой и фальшью и что лучше бы мы не встречались. Я слышу лишь обрывки твоих фраз, мой мозг не способен воспринимать столько боли и черноты из твоих уст. Ты для меня лучик, который вдруг исчез, пряча свет вовнутрь. Мне хочется извиниться, чувство вины перед тобой особо гложет меня. Я не хотел, что бы так все заканчивалось, не такими словами злобы и ненависти. Насколько же я сделал тебе больно, сделал больно всем, что жизнь так наказывает меня. Чувство осознания пришло ко мне слишком поздно. Извини, что обвинял во всём тебя, стараясь защитить своё самолюбие. Я знаю, что сейчас ты счастлив с ней и без меня. И я рад, искренне рад за вас. Помнишь, ты говорил, что ваши отношения лишь фальшь? А теперь вышло совсем наоборот: наши отношения стали фальшью. Я просто хочу, чтобы ты знал, что я всё ещё рядом. Я никуда не денусь. Мой солнечный лучик, я нуждаюсь в тебе.

Твой Джерард.

Пробегаю глазами письмо и комкаю его, злюсь, затем аккуратно расправляю измятый лист и прижимаю его к сердцу. Ведь там о тебе. Мне вдруг становится теплее, как от алкоголя. Но от него искусственное тепло, а здесь иное - живое и светлое. Как много слов и отчаянья нужно было, чтобы написать "я нуждаюсь в тебе" и сколько нужно было потерять, чтобы начать всем дорожить...