Заброшенная многоэтажка

Полупустой трамвай снова везет Диму к старому заброшенному зданию, где он любил проводить время со своими друзьями. Друг... Как давно Коваль не называл кого-то этим словом. А ведь когда-то их было так много. Они всегда были рядом. Всегда. И тёплыми летними ночами, когда они решили, что украсть флаг, который висел у здания суда — хорошая идея, и зимой, когда они поехали на Алтай в горы с неизвестно откуда взявшейся уверенностью, что в горах ветра нет, поэтому там не холодно. Да, хорошие были времена. Вспоминать эти моменты было так приятно до боли в груди, но тот факт, что больше этого никогда не будет ломал Коваля, связывал ему руки. Он не мог себе простить, что больше у него никого нет, что он растерял всех когда-то близких людей словно мелочь. Да уже и не будет т а к хорошо, ведь детство прошло, осталось прилепленной к парте розовой жвачкой. У всех семья, новое окружение, один он закрылся от новых знакомств, понимая, насколько больно для него все это может кончиться, придя к осознанию того, как сложно людям терпеть его отвратительный угловатый характер. Он вышел из трамвая, прошел по с детства знакомым улицам и, наконец, пришел к нужному дому. Одиноко стоящая на окраине города, недостроенная, полуразрушенная — многоэтажка навевала воспоминания. В ней были проведены лучшие дни в жизни... самые счастливые. Наверное самые: Дима не был уверен. Все эмоции и чувства из прошлого были будто подернуты дымкой, казались чем-то нереальным, ненастоящим. Он поднялся на последний этаж. Оттуда было видно почти весь город, уютные дворы и широкие проспекты. Было красиво. Нелепая улыбка появилась на лице Коваля: все таки много хорошего было здесь. Но мысли о том, что этого больше никогда не будет были сильнее. Дима сел на крышу и достал из рюкзака лезвие. Последние годы оно постоянно под рукой, как один единственный оставшийся друг. Лезвию было плевать на отвратный Димин характер, на срывы, на истерики, лезвие всегда было рядом, бликуя, словно улыбаясь, в свете лампы. Со слезами на глазах он сделал несколько надрезов на запястье, хотя казалось, что для них уже не было места. Достал телефон, зашёл в твиттер. Он понимал, что и там вряд ли кому-то нужен, но уж очень хотелось написать что-то вроде записки, пусть и в никуда. Его длинные пальцы начали стучать по клавиатуре. "Дорогой Джерард, прости что сообщаю об этом...» Да, Дима — клоун. Дима все это время прятался за шутками, утопал в море пост и метаиронии, но сейчас было уже не до приколов. «Ладно, простите, я опять пытаюсь скрыть дерьмо, которое происходит в моей жизни за шутками... но не в этот раз. Я ненавижу себя. Так будет лучше всем. Пока?" Отправив это, Коваль встал на край.