***
Следующий день встретил их криками чаек и громким шумом прибоя — казалось, что тот вот-вот постучится в окно. Остров, на котором они оба оказались, был небольшим — всего около двух-трёх километров — совсем крохотный клочок, где при желании можно было бы развести коз или домашнюю птицу. Сам маяк возвышался на скале у береговой линии, и по небольшой железной лестнице можно было спуститься прямо к каменистой гальке, которую упорно точила вода. Их новый дом пестрел яркой красной и белыми красками, напоминая жезл полицейского. Очень креативного полицейского. Который в прошлой жизни работал клоуном. Согласно установленным правилам, на маяке мог жить только смотритель и его семья. Кто из них жена смотрителя, они пока не решили. Роль главного героя истории прельщала обоих — и потому ни один пока не преуспел в том, чтобы занять ее. Ши Уду сказал, что приехал сюда рисовать картины и отдохнуть от городской суеты. Хэ Сюань думал, протирая линзу маяка, что неженка-художник тут долго не протянет. Так между ними началось негласное соревнование, кто продержится на маяке дольше. В своих силах Хэ Сюань был уверен, а вот Ши Уду казался ему темной лошадкой. Явно избалованный благами цивилизации, тот, тем не менее, пока что держался достойно. Но это, подозревал Хэ Сюань, до тех пор, пока не истощатся запасы еды, привезенной с берега. Жизнь смотрителя маяка пришлась ему по вкусу. Физическая работа помогала очистить голову от ненужных мыслей и уйти в себя ровно настолько, чтобы не утонуть. Да и Ши Уду оказался соседом спокойным — тоже, судя по всему, предпочитал, чтобы ему не мешали заниматься своими делами. В этом Хэ Сюань был только рад ему помочь. Они всё ещё контактировали — сложно избегать столкновений на ограниченном пространстве — и всё ещё их разговоры перерастали в короткие прохладные перепалки, но большую часть времени им удавалось мирно сосуществовать. Хэ Сюань, однако, чаще видел картины и наброски Ши Уду, чем его самого. Морские пейзажи казались ему живыми и дышащими, словно он не на бумагу или холст смотрел, а в окно. Первым уговорил запасы привезенных из города продуктов Хэ Сюань, что не оказалось для него сюрпризом. Аппетитом он всегда отличался здоровым, куда только всё шло, а после войны… после войны так тем более. Он был готов к такому повороту и вскоре начал добывать себе пропитание рыбалкой. Это занятие оказалось для него сродни медитации. Рыба в окрестных водах водилась неплохая — Хэ Сюань видывал и крупнее, но лучшее враг хорошего. С затаенным любопытством он выжидал, что будет делать Ши Уду дальше, и когда же он, наконец, сдастся.***
Запас продуктов, рассчитанный на одного человека, быстро истончился — и Ши Уду не считал беспочвенными свои претензии Хэ Сюаню в том, что кто-то «слишком много ест». Вряд ли им угрожала реальная опасность помереть с голоду: радиосвязь работала исправно, и при желании можно было послать экстренный сигнал о помощи — вот только молчаливое противостояние и гордость не позволяли этого сделать. Несколько дней живот художника вторил концертами каждому его движению, пока Ши Уду не решился на страшное: украсть рыбу, пойманную Хэ Сюанем. Разум подсказывал ему, что если не можешь добыть еду сам, следует попытаться добыть еду у того, кто преуспел больше. Отвлекши внимание своего спутника по несчастью, Ши Уду схватил одну из рыбин — кажется, палтуса — и был таков. Совесть пришлось успокоить тем, что он позже за все заплатит. Разведя костер неподалёку от берега, художник насадил рыбу на наскоро выструганный прут. Та весело шкворчала над костром и минут через пять уже была готова. Дрожа от нетерпения, Ши Уду впился зубами в рыбу… И тут же выплюнул все откушенное на каменистый песок. — И что ты делаешь? — услышал Ши Уду спокойный голос у себя за спиной. Хэ Сюань не выглядел рассерженным его поступком. Скорее на его не слишком-то выразительном лице читалось недоумение и непонимание. Или Ши Уду показалось? — Почему не попросил, если надо было? — поинтересовался он, складывая руки на груди. — Зачем красть-то? Думал, я не замечу? Ты ее хоть… нет, конечно, ты её не выпотрошил, горе луковое. Обычно бледные щеки Уду подернулись румянцем — почти незаметным, словно пятно солнца, проступающее сквозь густой туман. — Я заплачу, — быстро выпалил он с интонациями ребёнка, застигнутого за чем-то нехорошим. Там, на большой земле, это было решением всех проблем. В принципе, можно было купить даже друзей или любовное увлечение на одну ночь, остававшихся рядом, пока карман полон. Но что будут значить между ними эфемерные деньги здесь, на продуваемом всеми ветрами острове, где их и обналичить-то негде? — И куда я буду здесь тратить деньги? — Хэ Сюань словно прочитал его мысли и развел руками, обозначая окружающее пространство. — Нет уж. Отработаешь. Пойдем, покажу, как ее готовить. Ши Уду безмолвно проследовал вслед за ним, вцепившись ладонью в собственное предплечье. Сил отказывать не было — перед глазами уже все темнело от голода. «Горе луковое, — еще раз подумал Хэ Сюань, — и как только собирался здесь один жить». В этих мыслях не было ни капли осуждения, просто каждому свое. Кто-то не приспособлен к таким условиям — всякое бывает, — равно как сам Хэ Сюань не приспособлен к постоянному нахождению в обществе других людей. Просто он считал, что надо здраво себя оценивать. Голодная смерть Ши Уду, впрочем, в планы его не входила. Может, часть проблем она бы и решила, но на их место пришли бы новые, куда крупнее и серьезнее. Например, такие: куда на этом острове спрятать тело и как в их обстоятельствах избежать обвинения в убийстве. Тем более, что они были в одной лодке. На войне Хэ Сюань уже убедился, что взаимопомощь в таких ситуациях куда полезнее и эффективнее соперничества. К тому же Ши Уду оказался совсем не безнадежен, даже наоборот. Они договорились пока так: Хэ Сюань рыбачит, Ши Уду готовит. Рыба, приготовленная тогда Хэ Сюанем, показалась Уду милостью богов. После, лишенный привычного удовлетворения от сделки купли-продажи и неприятно ощущая себя обязанным, он оглянулся вокруг, поднял одну из валяющихся на пляжу ракушек, что-то поколдовал над ней и с торжественным видом вручил Хэ Сюаню. Заглянув в расширившиеся от недоумения зрачки глазами синими как море, он накрыл чужие пальцы своими, заставив сомкнуть ладонь, и пояснил: — Я купил у тебя эту рыбу. А ты потом можешь купить на эту ракушку что-то у меня. По известковым берегам там бежали кудрявые волны, наскоро изображённые рукой художника. Впрочем, и само море, заточенное внутри, можно было услышать — стоило лишь поднести раковину к уху. Хэ Сюань бросил взгляд на ракушку. Стремление Ши Уду ему заплатить царапало изнутри. Однако способ был довольно милым — это его смягчило. — Спасибо, — произнес он. — Красивая. Хэ Сюань где-то давно читал, что пингвины, найдя подходящую пару, приносят ей красивый (по их пингвиньему мнению) камушек в знак внимания. Сейчас жест Ши Уду ему напомнил именно это. Думать о Ши Уду-пингвине оказалось забавно. ***