***
Игорю пока только семь, но это ничего, всего через четыре месяца ему исполнится целых восемь, и он смотрит на пылинки, освещенные солнечными лучами, что так красиво кружатся в воздухе. Игорю нравиться за ними наблюдать. Можно вообразить себе, что это волшебная пыльца, которую по неосторожности рассыпала фея, или что это вовсе не пыль, а самые настоящие маленькие снежинки — слуги Снежной Королевы — которые спешат выполнить ее новый указ. Истории рождаются в голове одна за другой, но мальчик не спешит их прерывать, напротив, старается продумать каждую до мелочей. Все равно делать больше нечего: книжку он уже дочитал, и теперь остается просто ждать папу с работы, а сказки, пусть даже и в собственной голове, а не на страницах новенького сборника, всяко интересней окружающего мира. В полицейском участке разглядывать больше нечего, он и так знает все назубок. Папа часто не успевает дописать какие-то бумаги, и после школы они опять идут к нему на работу. Игорю скучно, но это ничего, это все равно лучше, чем опять сидеть со сторожем. Он злой и ему совсем не нравится приглядывать за детьми, но делать нечего: воспитательница не хочет оставаться после конца смены и ждать, пока последних детей заберут из продленки. Школа ведь уже не детский сад, здесь правила строже. Раньше его всегда забирала мама, но в последнее время ей нездоровится. Она постоянно шутит и говорит, чтобы он не переживал, что она скоро поправиться, а пока за ним будет приходить папа. — Ты со всем справишься, мой маленький рыцарь, — Игорь вспоминает нежный голос мамы, и радуется, что они уже совсем скоро должны пойти домой, он так соскучился по ней за целый день и очень хочет ее поскорее увидеть. Стрелка часов неумолимо ползет к десяти, а ведь обычно они уходили еще даже до половины десятого! Значит папа освободится совсем скоро, буквально с минуты на минуту. Игорь вздыхает, солнечных бликов уже давно нет, и на загадочный ворох пылинок больше не посмотришь, в свете лампочек они уже совсем не видны. Но жаловаться на скуку не хочется. Он сильный, он справится. Тем более он видел, как устал папа, но это тоже ничего, завтра у него должен быть выходной, да еще и дядя Федя с тетей Любой придут, это обязательно поднимет ему настроение! Из мыслей Игоря вырывает шум в коридоре: двое мужчин в форме ведут сопротивляющегося человека. Он постоянно вырывается и кричит, что он не виноват и что они еще за это ответят, но папа и дядя Витя держат его крепко и уводят за поворот. Там, Игорь уже спрашивал у отца, находится камеры. Через несколько минут они возвращаются, о чем-то тихо переговариваясь. Дядя Витя сразу заходит в кабинет, а папа направляется к нему. Игорь видит, что он очень устал, но вопрос словно жжет язык, и не спросить он просто не может. — Пап, а почему этого дядю все равно арестовывают, — семилетний мальчик с трудом выговаривает недавно выученное новое слово, — он же сказал, что не виноват? — Игореш, понимаешь, взрослые не всегда говорят правду, они иногда врут. — Но не в таких же вещах! — горячо восклицает Игорь. — Эх, если б так, если б так. Игорь кивает и встает вслед за отцом. Он совсем не понимает этих взрослых.***
Игорю одиннадцать, когда он впервые не может сдержаться и сам, первый, лезет в драку. Его не волнуют ни выговоры учителей, ни то как сильно его накажут родители, ни разбитый нос и костяшки, ни то что Коля учиться в девятом классе. Игорь не может, он просто не может позволить ему так говорить о своем отце. Его отец, в отличие от всей этой расфуфыренной шушеры, делает хоть что-то полезное для мира. В нем кипит такая ярость, что словами ее уже выразить. Игорь бьет раньше, чем успевает об этом подумать. Драка длится недолго. Пропустив очередной удар, в голове проносится мысль, что энтузиазм путь и поражает соперника, но помогает только на первых порах. Холодный расчет сейчас был бы намного полезнее. Вода ледяная, в носу неприятно дерет, легкие сводит от невозможности сделать вдох. Игорь не верит, что Коля действительно его утопит, но сил на сопротивление уже не осталось и приходиться только терпеть и ждать, когда же ему наконец надоест. Неприятно саднят ребра, разбитая губа и нос. Жить будет, в конце концов сильнее всего пострадала гордость. В глазах стремительно темнеет, он уже не чувствует, как разжимается на затылке рука и как он сам медленно оседает на пол. Кажется, ему все-таки стоит записаться в ту секцию на карате, которую уже столько раз показывали родители. Мама сначала была против, но потом все же согласилась. Игорь это прочитал в облегчении, с которым она восприняла его первый отказ, да и совсем не сложно было догадаться, что идея это вовсе не ее. А вот отец наоборот, смотрел все тяжелее, хмурился и с каждым приходом домой с синяками или разбитым носом предлагал все настойчивее. Игорь не особо хотел, с шахматами свободного времени у него и так стало намного меньше, а с карате и вовсе не осталось бы совсем, да и инициаторы драк обычно получали куда больше него. Игорь не классический хулиган, он всегда старается решить конфликт мирным путем, но есть те, кто просто не понимает по-другому. Игорь верит, что мама права, когда искренне ругает его за драки и говорит, что до любого человека можно достучаться словами, как бы сложно иногда это не было. Игорь верил маме, никогда не лез в драку первым и действительно пытался. Он пытался подобрать нужные слова для задир, которые отбирали деньги у малышни и били сопротивляющихся в туалетах. Он пытался найти что-то хорошее в идиотах, которые думают, что дергать впереди сидящую девочку весь урок за хвост или высыпать учителю содержимое мусорки на стол это просто вершина юмора. По скромному мнению самого Игоря, эти индивидуумы по своему уровню развития недалеко отошли от макак, и именно от этого у них такие проблемы с восприятием человеческой речи, ведь Игорь уже не раз пытался им объяснить, почему нельзя обижать других людей. Получалось откровенно плохо. Но он, черт возьми, пытался. Игорь не знал, что вообще способен так злиться. Игорь думает, что если мама права, то он такой же как и они, он ничем не лучше. А ведь она так часто сравнивала его с папой, говорила, как они похожи. Игорь всегда восхищался отцом, ведь он несмотря ни на что старался принести в мир хоть что-то хорошее. В детстве Игорь не раз слышал, как отец отчитывал других сотрудников участка, постоянно говорил, что работать нужно исключительно по протоколу, что справедливость и закон — это наивысшие ценности для любого полицейского и о них никогда нельзя забывать. Игорь пока никому не говорил, но еще год назад он решил, что пойдет по его стопам. Игорю почему-то нравится помогать людям. И совсем не важно в чем эта помощь будет заключаться: нужно ли помочь старушке со второго этажа донести сумки или отбить у местных не особо интеллектуально одаренных начинающих гопников парочку первоклассников. Игорю ведь не сложно, да и мама всегда говорила, что если ты можешь сделать доброе дело, то почему бы и нет? За последнее, конечно, ему регулярно влетало от директора, но ставить на учет почти круглого отличника, выступающего на шахматных турнирах, несмотря на угрозы все равно никто не спешил. К регулярным звонкам привыкли даже родители. Папа, конечно, все-таки бурчал, но скорее только для вида. Когда он разбил нос сынку какой-то местной не в меру крикливой шишки, и отцу все же пришлось приехать к директору лично, Игорь думал, что вот теперь-то он точно получит. Но узнав причину драки — этот идиот кидался камнями в пожилого школьного дворника, за которого и заступился Игорь — папа по дороге домой сказал, что очень гордиться своим сыном. А потом посмеялся и попросил не рассказывать об этих словах маме. — Она тоже очень гордится тобой, Игореш. Ты вообще у нас самый лучший, — мужчина улыбается и бережно треплет сына по голове. — Только она переживает сильно из-за драк, когда ты домой побитым приходишь, ты ж ее знаешь. Игорь помнит, что мама всегда говорила о хороших людях. Она всегда так радовалась, что Игорь заступается за других, но все равно каждый раз напоминала ему, что драка — не выход, и конфликт всегда нужно решать мирным путем. Игорь не знает, как ей объяснить, что он и сам был бы рад, да вот только не получается. — Игореш, ты не волнуйся так, понимаешь, иногда хорошим людям приходится совершать не самые хорошие поступки, но это же не делает их плохими людьми, — мужчина устало улыбнулся сыну. — Я вот тоже иногда дерусь, и мама меня тоже ругает. Это жизнь ведь, что поделаешь. Плитка на полу жесткая, неприятно влажная и холодная. Последнее, что Игорь помнит, это глухой звук падающего тела. Он зарекается всегда думать перед дракой.***
Игорю всего через две недели будет пятнадцать, но он не спешит планировать праздник и звать друзей. Игорь стоит в черном костюме на кладбище и смотрит, как гроб с телом его матери засыпают землей. Он знает, что все люди когда-нибудь покинут этот мир, он прекрасно понимает, что такое смерть, но он все равно не может смириться с мыслью, что он ее больше никогда не увидит. С неба капает дождь, а слез почему-то все нету. И на секунду ему очень хочется вернуться в детство. Стать тем семилетним мальчиком, который никогда не вешал нос и всегда верил в справедливость. Ему хочется, чтобы это все оказалось лишь страшным сном, чтобы мама опять разбудила его ласковым голосом и сказала, что пора в школу. Ему так хочется верить в чудо, как еще никогда в детстве. Жаль, но теперь он уже вырос и знает, что никаких чудес в мире не бывает, как бы сильно ты в них не верил. И Игорь изо всех сил старается верить в другое: что преступника обязательно найдут и накажут. Мама ведь всегда верила в добро. И он теперь обязан, хотя бы в память о ней. Она говорила, что за все совершенное зло человек обязательно понесет ответственность, и что хотя бы поэтому перед каждым плохим поступком нужно долго думать. Она говорила это, и когда Игорь в первый раз соврал родителям, и когда впервые ввязался в драку и потом много раз еще. — Жизнь человека зависит от его поступков, рыцарь. — Игорю кажется, что он снова слышит ее тихий голос, что еще секунду и мамина ладонь ласково погладит его по голове. — Нельзя творить зло и быть счастливым, мир обязательно тебя накажет. Может не через минуту, а через неделю, а может и лишь спустя годы. Нужно быть добрее, помогать людям, и быть может, в казалось бы безвыходной ситуации кто-то проявит доброту к тебе. Волос Игоря касается лишь резкий холодный ветер. Игорь всегда верил маме, но он отчаянно не понимает, почему тогда она сейчас в земле. Кажется, Игорь еще слишком мало знает о мире.***
Игорю семнадцать, он выпускник, золотой медалист, гордость школы. Отец не раз говорит, что очень им гордится, что перед ним открыты все двери, но он уже давно все решил. Папа не раз говорит, как сильно им гордится мама, пусть ее сейчас и нет с ними рядом, но она все равно смотрит на него и так сильно гордится своим сыном. Игорь знает, что убийцу так и не нашли. Он отчаянно не хочет говорить, что вся его вера в правосудие была напрасна, и в глубине души он все еще верит, что справедливость и закон восторжествуют. Мама бы этого хотела. «Нам очень жаль» Но ведь нельзя же так просто убить человека! «Мы сделали все, что смогли» Нет, не все, отца ведь до расследования так и не допустили. Игорь вовсе не дурак, он прекрасно понимает, что такое глухарь, но он отказывается верить. «Пять ножевых ранений, она скончалась до приезда скорой, значимых улик пока не нашли. К сожалению, это пока все» Любое дело можно раскрыть, нужно лишь приложить достаточно усилий. Каждая папка на столе, каждое уголовное дело — это ведь чья-то трагедия. Со счастливыми новостями гражданские в отделение заходят редко. Игорь прекрасно знает, что они не единственные. Далеко не первые и явно не последние. Он отчаянно не понимает, как можно так относиться к чужому горю. Игорь уже давно все решил. Мама ведь всегда говорила, что мало критиковать мир, нужно пытаться его изменить. Игорь подает документы в Санкт-Петербургский университет МВД.***
Игорю девятнадцать, и он лучший на курсе. Вот только никаких кличек вроде «ботаник» или «зубрилка» за ним так и не закрепилось. Все таки тяжело обзывать человека, у которого вместо пары круглых очков кулаки, которые он уже не постеснялся пару раз пустить в ход. Будь его воля, добрую треть своих однокурсников он бы уже давно отсюда вышвырнул. Игорь уже явно не маленький мальчик, но он все равно не понимает. Ни тех «студентов», которые не хотят учиться. Ни «замечательных преподавателей», которые рисуют зачеты даже полным идиотам, едва отличающим гражданский кодекс от уголовного. Зато он уже прекрасно понял, как в органы попадают сотрудники, не желающие нормально работать. Можно сказать, появление таких «профессионалов» он наблюдает своими глазами. Такое наплевательское отношение кажется ему предательством. Игорь не понимает, нахрена они тогда вообще сюда пошли. Приходя в полицию люди ведь доверяют им свои проблемы, иногда, даже жизни. А им, видите ли, не хватает терпения или свободного времени. На все эти слова дядя Федя устало вздыхает и говорит, что таких как Игорь — идейных — мало. Для всех остальных это обычная работа, и переживать за других они явно не намерены. Как бы глупо это ни звучало, Игорь не знает, что делать. Ну не передушить же их всех, в самом-то деле! Говорить таким о важности обучения и их профессии абсолютно бесполезно. Преподаватели уже давно сказали все за него всеми возможными способами. До некоторых пафосных речей Игорь бы и вовсе никогда не додумался. В голове все чаще мелькает мысль, что сделать он не сможет ровным счетом ничего. Разве что самому раскрывать самые сложные дела, пока они не потерялись в папках у этих придурков. Игорь вспоминает, как отец иногда отчитывал нерадивых новичков, которые ленились или слишком быстро сдавались, так и не доведя до ума очередное дело. Отца год назад забрал сердечный приступ. Он умер в больнице, всего через две недели после его совершеннолетия. Без него квартира стала словно чужой, нежилой, заброшенной, и Игоря забрали к себе дядя Федя с тетей Любой. После смерти матери Игорь часто у них гостил, когда отца отправляли в очередную внеплановую командировку, или когда он стал попадать в больницу по сердцу. Каждый раз Игорь спорил с крестным до последнего, доказывал, что уже не маленький, и может остаться дома один. И каждый же раз они находили нужные слова, чтобы забрать его к себе. В этот раз он собирал вещи молча.***
— Ну не мог же ты родиться такой скотиной?! Наверняка же дома перед зеркалом тренируешься! — У меня нет зеркала, так что завидуй молча, — Игорь подмигивает Цветкову, забирает кофе и направляется к своему столу. Игорю двадцать шесть, и добавлять уже ничего больше не хочется. Его ненавидит добрая половина отдела. Конечно, он же молодая выскочка, академию не так давно окончил, а раскрываемость у него уже самая высокая во всем отделении. А год назад — когда Игорь избил пьяного сынка местного чиновника за домогательства до какой-то скандальной журналистки, и Прокопенко орал не переставая рекордные двадцать минут — командный дух отделения скрепила веселая традиция ставить на его увольнение. Именно тогда весь отдел и узнал, что пай-мальчик, по памяти зачитывающий все права каждому задержанному при каждом задержании, оказывается, умеет играть и в злого полицейского. Это был первый раз, но отнюдь не последний. Придя сюда, Игорь наконец понял, почему некоторые, неравнодушные в общем-то люди, становятся такими. Игорь пытался, он правда пытался. Работал по уставу, соблюдал все правила, заполнял каждую тупую бумажку, все объяснял и искал подход к каждому. Игорь умеет быть правильным полицейским. Но ведь это просто невозможно. Он не может по три часа сидеть с каждым свидетелем и торчать сутками у кабинетов начальства, чтобы выбить очередной ордер. Он просто не может по три часа расспрашивать каждого нарика и пытаться их вразумить. Он устал вежливо беседовать с вусмерть бухими представителями золотой молодежи, которые вписались прямо в автобусную остановку на оживленной улице. Он не знает, что делать со всеми взятками. Игорь просто не вывозит всего этого. Игорь устал быть хорошим полицейским. Игорь видел много страшных вещей: и поножовщины, где в квартирах кровью залиты были не только стены, но и потолок, и расчлененные тела жертв маньяков, и останки людей после взрывов или ДТП, и мертвых младенцев с разбитыми черепами, и много чего еще. Игоря уже не пугают фильмы ужасов, он в реальности видел и хуже. Игорь знает, что страшнее всего разочаровываться даже не этом гребаном мире, когда закон, превращается из священной Библии, в потрепанный учебник с оторванным корешком. Нет. Страшнее всего разочаровываться в самом себе. Игорь вынужден признать: у него нет времени искать подход к каждому, а выбить показания у некоторых порой оказывается и быстрее, и эффективнее. Как бы ужасно это не было, кулаками Игорь сможет помочь большим. В кабинет Прокопенко вызывает его все чаще и чаще, традиция прижилась и стала главным развлечением местных лентяев. Только вот время шло, а деньги со стола забирал один Гром. И ему уже давно не хочется знать, что бы об этом сказали папа и мама.***
Игорю тридцать, он майор полиции с беспрецедентной раскрываемостью и ровно такими же методами. Игорь уже давно не верит в справедливость вселенной, карму и прочую муть. Он на собственной шкуре не раз убеждался, что куда эффективнее догнать убегающего вора, а не ждать, пока на его голову свалится цветочный горшок с какого-нибудь окна. Игорь предпочитает наказывать преступников своими руками, по хоть уже и насквозь прогнившему, поросшему словно плесенью взяточничеством, но все же какому-никакому закону. Игорь сидит в отделении. Уже два часа как идет его законный выходной, а рабочий день закончился и того раньше. В желтоватом свете настольной лампы чернила кажутся черными, сливаясь с распечатанным текстом, и после третьего часа работы на них уже невозможно смотреть. Глаза болят неимоверно, отчетливо клонит в сон, несмотря на очередную кружку кофе, счет которым он потерял, еще где-то в конце своего формального рабочего дня. От вида документов уже начинает подташнивать, а буквы вот-вот начнут расплываться перед глазами. В такие секунды Игорь обещает себе записаться волонтером во всевозможные гринписы, только бы любыми путями избавиться от этой чертовой волокиты. Возможно от них будет хоть какой-то прок, и сберегут они не только дерево, но и остатки нервов одного конкретного майора. Жаль, что свободной минуты все не найдется. Куда там, опять ведь нужно строчить новый рапорт. Хочется биться головой о все эти папки и выть волком. В голову начинают лезть совсем ненужные в этот момент мысли. Лучше бы в академии учили как не свихнуться в этом целлюлозном царстве. Высокие слова о важности их профессии в такие моменты кажутся форменным издевательством. О каком черт возьми законе может идти речь, когда он вынужден строчить сотый рапорт о синяке на руке очередного зажравшегося урода? Попробовали бы сами «вежливо попросить пройти» обдолбанного в хлам нарика авторы этих тупых бумажек. Ах, ну да, конечно, как он мог забыть. Никаких запрещенных веществ анализ крови разумеется не нашел, а вчерашние галлюцинации это так, от волнения видимо. Игоря в который раз пробирает злость. Из них двоих это он, оказывается, нарушил закон. Превышение служебных полномочий. Да вот только в рамках этих самых полномочий Игорь этим богатеньким наркошам разве что пальчиком погрозить может. Пальчик, правда, уже давно превратился в кулак, а Игорь — из добропорядочного мента в почти что преступника. Игорю уже давно не двадцать. Он больше не повторяет ночами статьи уголовного кодекса и не сверяется с правилами при проведении очередного задержания или допроса. Наивности, доброты и любви к людям в нем уже давно куда меньше требуемого. Он действительно все еще хочет помогать, спасать, бороться со злом, сделать, черт возьми, в этой жизни хоть что-то хорошее. Но закон, а вместе с ним и протоколы со всеми правилами работают лишь для тех людей, которые его не нарушают. А об всякую мразь приходиться марать руки, как бы сильно не хотелось обратного. От образа Дяди Степы ему становится смешно. Игорь уже взрослый мальчик, он давно вырос. Игорь больше не верит.***
Игорь помнит, пожалуй даже слишком хорошо для воспоминаний такой давности, и, пожалуй, намного лучше, чем сам бы того хотел, какого это, разочаровываться в собственных идеалах. Как хрупкие стекла розовых очков бьются о грязный, заплеванный асфальт реального мира. Игорь смотрит в горящие голубые глаза своего стажера, и, черт возьми, не знает, что делать. — Да потому что я не лучший пример для подражания!