Сердце на четверых

Дамиано не опаздывает, Дамиано задерживается. Кто там сказал, что семеро одного не ждут? О, ну конечно. Тот, кто это сказал просто никогда не был знаком с Его Величеством Дамиано Давидом, который мог уйти к автомату за водичкой и пропасть минут на сорок. Вик стягивает ужасно неудобную кофту, прочно ассоциирующуюся у нее с занавеской, и не глядя бросает ее в раскрытый чемодан. Быть звездой - охуенно. Однажды она не выдержит и в одном из бесконечных интервью честно ответит, что самое классное в том, чтобы быть знаменитостью - после концерта бросать шмотки хоть на пол, а потом разворачиваться и выходить за дверь, потому что сорок человек персонала соберут твое барахло, упакуют оборудование, разложат все по коробочкам и привезут буквально к трапу самолета. В углу тихо шуршит Итан. Вот уж кто ни за что не станет бросать шмотье на пол, не зависимо от того, кому все это потом собирать. Вокруг него в гримерке единственное упорядоченное пространство. На Итане из одежды только трусы, все остальное он уже разложил ровными стопочками и кучками, а теперь очень аккуратно, уголочек к уголочку, трамбует все это в чемодан. Вик лениво думает, что она подождет ровно до тех пор, когда он закроет крышку, а потом обязательно спросит, собирается ли он поехать прямо в чем есть, потому что умничка Итан собрал все, вообще все свои тряпки, не оставив того, в чем можно было бы поехать в аэропорт. Итан всегда делает вид что не смотрит. Вик падает в кресло и поворачивается так, чтобы ему было удобней не смотреть. Она прекрасно видит, что отражается в большом зеркале над гримерным столом. Итан зависает на несколько секунд, таращась в отражение, а потом принимается упаковывать барахло в три раза активней. Никто из них понятия не имеет, зачем он каждый раз это делает, но у каждого из них свои тараканы в голове и устраивать охоту на чужих никто не собирается. Зато Томас смотрит с удовольствием. Он лежит на спине поперек сиденья дивана, задрав длинные ноги к потолку, устроив их на стене и скрестив в лодыжках. На нем все еще кожаные концертные брюки и переодеваться он явно не торопится. Вик знает, что говорить что-то об этом все равно не имеет смысла: когда действительно пора будет выходить, он будет готов первым, даже если до этого все наивно полагали, что практически собрались. Тонкие пальцы сжимают сигарету, медленно подносят к губам. Он затягивается и выдыхает дым в сторону, лениво переводя взгляд с ее обнаженной груди на задницу беспрестанно наклоняющегося Итана и обратно. Вот он, их большой секрет. Самая страшная тайна, из-за которой все непременно пойдет по пизде, если пронюхает пресса. Когда кто-то впервые ехидно пошутил, что у них в группе все спят со всеми, им пришлось искать решение немедленно. Такие слухи расходятся мгновенно и, при должном упорстве, журналисты обязательно на чем-нибудь их поймают. Особенно, если будут знать, что именно ищут. Им даже пришлось придумать Дамиано фиктивную девушку, создавая видимость хоть какой-то нормальности. Потому что фронтмену известной на весь мир группы никак нельзя было сказать в камеру: “Я трахаю их всех вместе и по очереди, но больше всего мне нравится костлявая задница моего гитариста”. Очень отрицательно скажется на репутации, знаете ли. Им безумно повезло с Джорджией. Давняя подруга группы, одна из немногих, кто был в курсе всего этого бедлама, она с легкостью согласилась прикрывать их задницы и даже почти не стебала их этим по сорок раз в день. Это временно решило проблему, хотя их всех до сих пор немного передергивало, когда Дамиано улыбался и вдохновенно врал в микрофон о том, что в их коллективе царит мир и спокойствие, ведь они так сдружились и сработались за столько лет. Но, опять же, нельзя было сказать журналистам, что Томас и Итан трахали истеричку Дамиано всю ночь перед идиотским берлинским концертом без зрителей, потому он едва переставлял по сцене ноги и раз двести не попал в ноты, но зато был спокоен и ласков как котик. Дверь в гримерку распахивается, с грохотом врезаясь ручкой в стену. Они все, как по команде, оборачиваются в сторону вошедшего. Дамиано по пути от сцены до гримерки умудрился потерять блузку и, если кто-то спросит его, где он бросил эту самую пресловутую блузку, он не вспомнит ни за что на свете. О да, Дамиано тоже нравится быть звездой. Дамиано еще не отпустило после концерта. Нормальные люди устают после выступлений, а он подзаряжается так, что жажда бурной деятельности начинает хлестать из него через край. Он проносится по гримерке, быстро чмокает Вик в губы, звонко шлепает Итана по выставленной заднице. Томас лежит как-то очень неудобно, поэтому остается без порции бесценного внимания, но не особо расстраивается по этому поводу - его, единственного из всех, час назад смачно целовали прямо на сцене. -Сколько у нас времени до того момента, когда позарез надо будет выехать? -Дамиано зависает над диваном, то ли собираясь устроиться так же, то ли продолжая примеряться к вытянутым к потолку ногам. -Часа полтора. -Помимо прочих полезных функций в голову Итана встроены часы, которые никогда не ошибаются: если выйти хоть на минуту позже, то они непременно опоздают. -Огонь! -Дамиано ослепительно улыбается и обводит их всех довольным взглядом. -Отсосите мне кто-нибудь. Итан в своем углу роняет стопочку аккуратно сложенных концертных тряпок. Вик фыркает. Пять лет с ними, а как будто в первый раз слышит. Она встает из кресла и направляется к двери, закрывая замок. Пока она возвращается к своему креслу, Томас тушит сигарету прямо об пол, протягивает руку и тянет Дамиано за штанину. Вот уж кто не стесняется и никогда не откажется. Томас всегда был у них фаворитом короля, а король всегда был к нему более благосклонен, чем к остальным. Они не обижались: в конце концов, Вик и сама чаще выбирает Итана. Дамиано опускается на колени перед диваном, склоняется и быстро целует приоткрытые губы. Целоваться вверх тормашками должно быть не очень удобно, но у Томаса вместо крови по венам течет лень, и он ни за что не будет вставать даже ради такого дела. Дамиано отстраняется и стягивает брюки с бедер - ему, как всегда, достаются два вида штанов: те, которые без молнии или те, которые на нем порвутся. Томас смотрит снизу вверх из-под полуприкрытых век, запрокидывает голову чуть сильнее, медленно облизывает губы и приоткрывает рот. Пушистые волосы рассыпаются по кожаной обивке дивана. У Дамиано встает буквально только от этого зрелища. Он подается вперед, сжимая член ладонью у основания и медленно толкается в подставленный рот. Томас прикрывает глаза и обхватывает напряженную плоть губами, старательно сосет, втягивая щеки. Дамиано тихо стонет и опускает свободную руку на беззащитно выставленное горло, чуть сжимая пальцы, подается бедрами вперед резче, явно не собираясь сдерживаться. Итан пялится в зеркало неотрывно, в сорок пятый раз облизывая пересохшие губы. Вик стягивает с себя брюки вместе с бельем и удобно усаживается в кресле, широко разводя ноги, устраивая их на подлокотниках и пальцем манит Итана к себе. Скромный мальчик Итан тихо проникновенно матерится сквозь зубы и идет к ней как на веревочке, на ходу снимая резинку с запястья. Он аккуратно собирает волосы в хвост и опускается на колени между ее разведенных ног, прижимаясь губами к мокрой промежности. Томас тянется к молнии своих брюк, расстегивает и чуть стягивает с бедер, обхватывает напряженный член ладонью, неспешно проводит по всей длине. Дамиано от одного взгляда на длинные сильные пальцы накрывает окончательно - он крепче сжимает тонкое горло, отлично ощущая под ладонью свои же движения и толкается на всю длину, вгоняя член до самых яиц. Томас распахивает глаза и сдавленно мычит, но даже не пытается отстраниться, позволяя делать с собой все что захочется. В уголках глаз у него выступают слезы, тушь тут же течет черными разводами по вискам. Дамиано отстраняется лишь на несколько секунд, позволяя вдохнуть и тут же вгоняя член в горячий рот снова, двигаясь быстро и жестко, с громким хлюпаньем толкаясь глубоко в горло. Томас жадно хватает ртом воздух, всхлипывает на вдохе и подается вперед сам, выгибается сильнее, толкаясь бедрами в свою ладонь. Глаза у обоих совершенно обдолбанные, наркоманские, с огромными зрачками, заполнившими всю радужку. О да, знали бы организаторы, какую наркоту они все на самом деле употребляют — вот это был бы скандал похлеще кокаина. Дамиано обводит подушечкой большого пальца острый кадык и, наконец, оставляет в покое его горло, продолжая двигаться чуть более медленно и плавно, неотрывно наблюдая за тем, как блестящие от слюны губы скользят по напряженной плоти. Вик сладко стонет где-то за спиной и Дамиано срывается следом: немного меняет угол, несколько раз не глубоко толкается в подставленный рот, оттягивая щеку при каждом движении, и через пару минут кончает со стоном, заполняя рот спермой. Томас длинно сглатывает и кашляет, пытаясь отдышаться нормально. Дамиано падает на диван тянется рукой к его члену, но Томас ухмыляется и лениво отпихивает его ладонь, стекает на пол буквально из положения лежа. Они с Итаном вжимаются друг в друга и целуются так горячо, что Дамиано невольно начинает прикидывать, потянет ли он второй раунд прямо сейчас. Тонкие длинные пальцы с ободранным лаком на ногтях обхватывают оба напряженных члена, узкая ладонь скользит по всей длине и секунду спустя ее накрывает широкая и смуглая. Томас запускает свободную руку в густые черные волосы, окончательно распуская растрепанный хвост, с силой сжимает тяжелые пряди в пальцах и стонет Итану прямо в рот. Итан не издает вообще никаких звуков, только с силой сжимает зубы и медленно выдыхает через нос, закрывая глаза. Им обоим хватает всего нескольких движений, чтобы достичь разрядки. -У вас есть полчаса чтобы собраться. -Итан звучит абсолютно невозмутимо и расслабленно, тянется за упаковкой влажных салфеток раньше, чем Томас успевает начать облизывать пальцы - свои и чужие. Еще три минуты спустя он перебирается на диван, прижимает Томаса спиной к своей груди и поверх пушистой макушки внимательно наблюдает как Дамиано и Вик с воплями носятся по гримерке, бросая друг в друга трусами и штанами, пытаясь собрать хотя бы то, что непременно потребуется им по дороге. -Разбуди меня, когда надо будет выходить или выяснится, что мы безнадежно опоздали. -Тихо бормочет Томас и устраивается поудобней. -Всего двадцать пять минут. -Тихо отвечает Итан ему в волосы. -Целых двадцать пять минут. -Возражает Томас и закрывает глаза.