***
Девочка в шляпе сидела за столом и ужинала вместе со мной и другим папой, когда я начала осуществлять свою часть договора — предложила ей пришить пуговицы вместо глаз. Чёрные лаковые пуговицы, что блестят на свету, прямо как мои. Даже сейчас за окном сидел этот вредитель, не в силах что-то сделать в этой ситуации, а я победно ликовала. — Конечно, мамочка! Я так хочу остаться здесь с тобой и другим папой! Мне тут так нравится, а ваша забота просто чудесна! — искрилась от счастья она, пока я хихикала её наивности в то, что здесь ей действительно будет хорошо. После ужина я повела её в свою мастерскую, забирая коробку с пуговицами. Наконец-то могу заполучить то, что желала всё это время — её душу и глаза. Заставила её сесть на стул ровно и никуда не пытаться сбежать, если хочет остаться здесь. Протерев чистой тряпкой щипцы, что были похожи на ножницы с одной стороной рукояти, развернулась к ней, хищно улыбаясь. Через секунду послышался душераздирающий крик отсюда, что заставлял меня ещё больше улыбаться. Одна пара инструментов уже была введена под верхнее и нижнее веко. Мне нравилось видеть, как девчонка кричит от этой грубой боли. Я начала делать это и со второй парой, после чего послышался крик ещё громче прежнего. Мой хищный смех вырывался из груди. Одним из четырёх щипцов поднимая глаз, удалось его вырвать, а по щекам покатились струйки алой крови, что заставило меня облизнуться. Я наконец устраню голод. Один глаз уже оказался у меня. Те же самые действия я провела и со вторым оком. Пионерка прикрывала остаток левого глаза своей маленькой ладошкой, пачкая её в кровавую жидкость. Ты не знала на что шла, дочурка. Во второй раз крик был не столь громким, как раньше. Конечно, болевой шок парализовал её настолько сильно, что та не могла пошевелиться. Оба глаза лежали в небольшой баночке, а в моих руках была большая, острая игла с ниткой. У века прижата пуговица. В этот раз крика не послышалось, лишь струйки крови испачкали её белоснежную одежду и нежную кожу. Больше она не сопротивлялась ничему. Она умерла, когда я пришивала её крошечные глянцевые пуговки…***
— Я же вижу, что ты помнишь, Бэльдам, как она мучилась от той ужасной боли, которую не способно ощутить твоё уже сгнившее тело, состоящее из частей твоего швейного набора, — он всегда видел меня в моём облике, когда мы оставались наедине друг с другом. Он специально давил на меня всеми воспоминаниями, зная, что мне жаль тех детей. Пускай с первой жертвой я и обошлась слишком жестоко из энтузиазма, но я любила её как родную. — Конечно, я помню её гримасу ужаса, когда пришивала новые глазки на её худое личико, её призрак до сих пор отражает искривление её рта в том истошном крике, что забавлял меня в то время, — я показывала себя непробиваемой перед ним, даже если помнила всё до малейшей детали. Имея бы кожу, по ней уже бегали мурашки. — Тебе ведь стыдно, верно? А может страшно? Может жалко? Ох, ты ведь помнишь того малютку мальчишку, что был младше остальных? — он уже подобрался ко мне на несколько шагов ближе, но я его не трогала, продолжая сидеть в своём кресле. — Я чувствую, что помнишь. А помнишь, как он просил прижаться к тебе, чтобы убить всю свою боль?***
Маленький мальчик сидел на деревянном стуле, держась за подлокотники и смотря на меня любящими глазами. Во мне кипела жалость к нему, но и жуткий голод не давал его оставить с этими крохотными глазками. Это подтверждал мой живот, который недовольно бурчал на моём наполовину сгнившем теле. — Мамочка, мне страшно! Это точно будет не больно? Я точно останусь потом с тобой после того, как ты пришьёшь пуговки? — говорил он так нежно и пугливо, смотря как я подношу к его правому глазу свои инструменты, из-за чего моим рукам приходилось сжимать их ещё больше. — Точно, сынок, точно. Мы теперь всегда будем с тобой вместе здесь. Я с другим папой всегда будем о тебе заботиться, — теперь мои руки слегка затряслись, но пришлось держать их ровно, аккуратно вводя инструмент, чтобы не так сильно причинить ему боль. Когда первая пара щипцов оказалась у него по боковым сторонам глаза, он не пискнул, хотя я видела, как ему больно и трудно это терпеть. Следом последовала вторая пара. Аккуратно надавливая и поднимая последним, в моих руках уже находился маленький голубой глазик. Из дыры полились кровавые слёзы ребёнка. Следом оказался в руках и второй, отложенные в баночку до другого времени. Теперь кровь заливала его штаны и рубашку, окрашивая в этот страшный для него цвет. Я слышала, как он тихо прошептал мне «Мамочка», пока я пришивала ему вторую пуговку на глаз. Это были последние его минуты жизни. А ведь я всегда хотела сына… — Прости, мой милый маленький сыночек. Голод оказался сильнее моей любви к тебе…***
— Жалеешь, что убила его? — казалось, будто он был непоколебим своими словами. Что ещё можно ожидать от кота? Пускай даже это и игра, я не смогла долго протянуть без еды, если бы оставила его живым. — Из-за своего голода ты загубила три детские жизни, несмотря на всю свою любовь к маленьким людям. Кто же у тебя была последняя жертва? Кажется, та маленькая сестра-близнец девчонки, которая теперь управляет Розовым дворцом, — говорил Кот, беспощадно давя своими правдивыми словами на меня. Он заставлял меня чувствовать вину, а я велась на это. По крайней мере, мне казалось так. Конечно, моя любовь к ним всегда была искренняя, но голод…***
Она так же наивно, как и двое других, согласилась на глаза-пуговки, но не знала, что придётся попрощаться с жизнью, становясь маленьким облачком с оболочкой, отдавая свою душу мне. Девочка ничего не говорила, когда я привела её в свою мастерскую. Она не молила меня о том, чтобы ей не было больно, не начала кричать, когда я ввела первую пару инструментов ей под глазное яблоко, затрагивая каждое нервное окончание, вредя оболочку зрительного органа. Это пугало больше всего. Молчание — самое страшное, что могло быть в такой ситуации. Вторая пара введена под око, но реакции от неё по-прежнему ноль, лишь слёзы катились ручьями из глаз и разбивались об платье, а руки лишь ещё сильнее впились в подлокотники стула. Прозрачные капли смешались с красной жидкостью. Я аккуратно вырвала рукой глаз. Вслед за ним последовал и второй. Одни щипцы, вторые, кровь и слёзы. Всё это смешалось воедино, скатываясь по её щекам на коленки. Оба глаза были у меня. И её очи я тоже заключила в круглую оболочку, пришивая аккуратно чёрной ниткой пуговки. Девочка была слишком сильной в отличие от других детей по ту сторону. — Я люблю тебя, мама, — сказала она, переставая дышать и сидя на стуле, как кукла…***
— Ты полюбила их всех так же, как и полюбила Коралину. Но только она не поддалась тебе, оставив голодать здесь, перед уходом кинув меня в твоё лицо, а уж я выцарапал тебе твои пуговицы. Скажи, сколько ты строила этот мир для неё? — он подошёл ко мне ещё ближе, сидя в десяти шагах от кресла, на котором сидела я, и смотрел своими большими голубыми глазами в упор, будто бы издеваясь надо мной. Но всё равно осознание того, что он не делает этого, останавливало проигнорировать… — Долго. Я знала ещё это за пару месяцев до того, как она заселиться сюда. Начала уже тогда создавать этот мир, с моим Розовым замком, который помню я в свои годы. После, когда она заселилась, я перешила куклу под её копию, попросив крыс отнести своего шпиона обратно, а дальше в течение нескольких дней просто наблюдала, узнавая Джонс полностью. Строила для неё развлечения в виде соседей и того надоедливого мальчишку Заки, который хотел мне помешать. Пускай он и был ещё одной моей марионеткой, я всё равно не хотела причинять ему боль, зашивая чёрной нитью рот, — он услышал мой тяжёлый вздох, но с интересом продолжал меня слушать, подходя ближе ещё на шаг. Я не обижу его, ведь вредитель прав — он мой единственный друг. — А после она меня задела своим поведением, когда я сделала для неё столько хорошего. В наказание она отправилась в Зазеркалье, где скрывались души детей-призраков. Там Коралине не должно было быть одиноко. А потом ты помог ей сбежать от меня своими советами! — Я не мог смотреть, как ты убиваешь ещё одну свою жертву, как паук убивает муху, застрявшую в паутине. Если те дети действительно желали здесь остаться, то Коралину ты пыталась затащить обманом, втянув её родителей в свой мир и нарушив этим правила. А теперь ты так и останешься здесь до конца своих голодных лет одна с марионетками, если никто из семей не заедет в Розовый замок с детьми, продолжив этим нашу игру, — он был спокоен, и это меня сейчас раздражало больше всего, что существовало вообще. Я кричала на него, хоть и не хотела обижать его. Я знала, что потом всё равно Кот вернётся сюда, но уже через множество лет.