Сложнее всего

Скука. Этим словом можно было описать что угодно — от рутинной бумажной работы до созерцания пустынного пейзажа. Но именно эта скука выразилась не в спёртом воздухе, не в лучах солнца, лениво скользящих по каменным ступеням, и даже не в желании зевать. А в самом главном — в посмертном приговоре. Святилище пред землями Мёртвых было тем же, что и всегда — идеально гладкий пол, на котором не оставить ни царапины; мерно колеблющаяся дымка в порталах в Срединный мир; мерный шаг душ смертных, стоящих в очереди за приговором. Никто не задавал вопросов, не кричал, ни смеялся — одинаково потухшие взгляды и опущенные головы. — Следующий. Очередь дружно делает шаг вперёд. — Смотри в глаза. Очередной погибший поднимает голову. — Налево. «И через секунду — снова…» — Следующий. Очередь дружно делает шаг вперёд. — Смотри в глаза. Очередной погибший поднимает голову. — Направо. «И так раз за разом. Налево или направо. И им невдомёк, что с одной стороны — кара, а с другой — прощение. Но это всё смертные категории. Для нас… сортировка». Размышляющий ван, чья кожа снежно-белая кожа контрастировала с чёрной шляпой, лишь шевельнул большими пальцами, сцепленными за спиной. Он был один из Троих, рассматривающих сегодня судьбы погибших. Бесцветные губы шевельнулись сами собой. — Следующий. Очередь дружно делает шаг вперёд. Пред судьями предстаёт лин, изуродованный лапами демонов. Длинные уши его изорваны и висят, точно тряпки. На сером, обескровленном лице особенно заметны веснушки. — Смотри в глаза. Точно марионетка, подросток-лин поднимает голову. Взгляды чёрно-белых глаз привратников земель Мёртвых вонзаются, точно длинные иглы, в прошлое погибшего. Огонь, лающие собаки, крик матери. Погоня, имперская сталь, ярость. Чёрные глаза врага, лазурь клинка. И заколотый в грудь отец, падающий на колени. Вердикт выносится мгновенно, и как правило, консенсус между судьями незыблем. Зачем тратить время на разговоры, когда вся жизнь на ладони? Налево или направо. В древние времена были случаи, когда судья ошибался. Тогда добавили второго. Это привело к иногда возникающим паритетам. Добавили третьего — и тысячелетняя система наконец заработала, как. не часы, а само время. Аура невысокой ванки слева за мгновение определился в сторону виновности. Рослый же судья справа мгновенно выцепил последний миг жизни лина — слёзы раскаяния. И проголосовал за невиновность. Но ван посередине промедлил — лишь остановились его большие пальцы, перекрывавшие по очереди друг друга. Суд впервые затянулся на две секунды. Три. Четыре. Сначала опомнились первый и второй судьи, медленно повернув головы к третьему. Скука и монотонность в воздухе замерли тоже. — Ни лево, ни право. Раздался шорох — умершие по всей очереди поднимали головы, некоторые приоткрыли рты. Звукам вторил шелест одежд — два судьи отступили от бунтаря, влево и вправо, словно репетировали давно. — Определись. Ты создал тройной паритет. — звучный контральто ванки мягко, но с силой давил волю к земле. Многие опустили головы вновь. — Нет. Он стоит на распутье. Начали появляться вспышки тёмного пламени, ближе, дальше. И из каждой такой выходили привратники, привлечённые разладом. Не прошло и десяти секунд, как зрители были везде — у порталов, вокруг массивных камней, позади судей и сбоку от очереди. Та же нарушила свой порядок — инстинктивно, погибшие двинулись от привратников, сбиваясь в кучу — животный, самый базовый инстинкт. — Рой, определись. Это. Твой. Долг. Рослый судья говорил без нажима, но основательно, словно укладывая слова, как одну плиту на другую. Однако его коллега, именованный Роем, слышал не его, а голоса тех, кто дал жизнь Иль Симу.

***

Деревня пылала в ночи, точно гигантский факел. Маленький ребёнок, плача навзрыд, выбежал из рушащегося дома, совершенно не заметив незнакомца, которого пламя даже не пыталось пробовать на вкус. Рой опустился на одно колено, касаясь плеча линки, чей срок уже пришёл. — Гу Инчи, спасшая Светлого Демона. Я провожу тебя. Дух погибшей уже поднимался, свободный от огня и боли. Но глаза её остановились на привратнике. — Я отказываюсь от этой чести. Взамен, присмотрите за моим сыном, когда придёт его срок. Привратник помедлил — он мог игнорировать притяжение земли и желание жить, но свободу выбора оспорить не мог. — Когда придёт его срок. — бескровные руки сошлись в рукопожатии, и дух растаял, идя своей дорогой. Рой поправил шляпу и вышел на обугленное крыльцо. «Этой деревне суждено погибнуть дважды — от выборов матери и сына».

***

Поражённый Сумеречной раной Хранитель был виден Рою, точно одинокая звёздочка на небе. Найти его труда не составило — тот медленно выгорал душой, будучи не в силах помочь деревне. Метко брошенная Ик Сануном бутыль прошла сквозь вана в сине-чёрных одеждах. — Уходи, тень. Сегодня я не твой. — Этой ночью запущен и твой отсчёт. — Я ещё повоюю, вот увидишь. Рой не ответил, исчезая в ночи. «Их обоих волнует не их смерть, но их дела. Может ли их воля жить дольше, чем они сами?»

***

— Сделай выбор. Осуди или оправдай. Мятежный привратник закрыл глаза. Он вспоминал всех: шэнов, линов, клыкроков, озёрников и капп, мерными шагами идущими на суд. Которого избегали лишь две расы во всём Срединном мире — фэны, выбравшие небытие и растворение в корнях Древа; и ваны, достойнейшие из которых становятся Привратниками. — Имеют ли право судить те, кто не способен осудить себя? Слова вылетели сами собой, и назад было их уже не вернуть. Рой повернулся лицом к своим оппонентам, встретив пронзительные льдисто-белые взгляды своим. Было не по себе, особенно в первые секунды. Наконец, служители Земель Мёртвых оправились от шока. — Ты подвергаешь сомнению привилегию нашей расы. — Это тысячелетний порядок. — Мы стоим выше законов, как привратники. Спокойные голоса не перебивали друг друга, не торопились. Привратники никуда не торопятся. Рой съёжился. Вокруг него уже образовалась зона отчуждения, и она стремительно расширялась. Он был один. «Ну вот, кажется, и всё». К одежде сзади прикоснулись. Невольно обернувшись, ван замер от удивления — все судимые нашли убежище за его спиной, а стоявший ближе всех Иль Сим молча стискивал пальцами его синюю одежду. Рой улыбнулся, и затем, неожиданно для самого себя, снял вечно сидящую на голове широкополую шляпу, позволив серебристым волосам рассыпаться до плеч. — Мы не можем отвергать свободу жителей Срединного мира. И если их жизнь заканчивается с нашим приходом, то можно ли то же самое сказать про их волю? Мятежник повернулся, и сила его крепла с каждой новой рукой, которая касалась его спины. Он вспомнил, почему когда-то давно занялся этим делом. Не правосудия ради — а для них. Судя по задумчиво опускаемым взглядам, привратники начали колебаться. Но несколько из них и выступили вперёд, закатывая рукава. Рой понял, что возвращать инициативу он не имеет права. — Одумайтесь. Чистилище по сути своей не может быть лишь местом распределения. Не является ли оно местом, где проходят испытания не только они, но и… мы? И почему мы не даём шанс тем, кто находится на волоске, на грани между белым и чёрным, очиститься здесь, либо же пасть навсегда? Ряды ванов дрогнули и поредели — многие начали исчезать, устраняясь от конфликта. Некоторые остались, но отвели взгляды. Оставшиеся молчали — но это молчание и было предложением капитуляции. Рой сберёг гордость привратников, молча кивнув. Осталось лишь самое сложное — повернуться, и увидеть глаза погибших — живые, даже после смерти имеющие свою волю. «Я думаю, мы справимся».

***

Впервые за всё время, идеально чистый, зеркальный пол Чистилища был закопчён, местами расцарапан, полит тёмной кровью и даже разбит. Демоны прибывали, словно волны на берег в прилив — и привратники, будучи индивидуалистами, либо отступали, либо оказывались отсечены от основной массы. И в тот момент, когда Рою, отброшенному секирой демона от портала, казалось, что всё кончено, ровное наступление демонов рассыпалось. Сквозь звон в ушах он слышал звуки ударов, боевые крики и шипение огня. Ещё мгновение — и кто-то помог привратнику встать, затем быстро прикрывая спину. Обитатели Чистилища, коих скопилось немало после «реформы Роя», наступали от Врат Забвения — и в глазах их уже не теплился, а горел огонь решимости сделать… хоть что-то хорошее и после смерти. Привратники поднажали тоже, и демоны взвыли. Началось очищение.