«Я не касаюсь дел Пристани».

Он не хотел этого слышать и видеть, не хотел признавать. Пусть это будет страшным сном, наваждением, порождением кошмаров, но только не правдой. Вот только всё наоборот. Лицо не выражает абсолютно ничего, как и у человека напротив. Разве что во взгляде Гуанъяо, кажется, проскальзывает вина. Цзян Чэн смотрит пусто. Внутри оборвалось всё то, что плёл этот паук годами. Плёл и умасливал речами, шептал о том, как любит. Это не любовь. Ни единой капли любви в этом человеке нет и не было никогда, что бы тот сейчас не сказал. Саньду Шэншоу консервативен в проявлении чувств и их подтверждении. Одно дело – иметь свои тайны, свои проблемы, которые касаются тебя, но другое – заставлять людей делать то, что тебе хочется. А потом вот так смотреть, как забитая овца, и блеять «у меня не было выбора». Выбор есть всегда. Разница лишь в том, можешь ты его сделать или нет. Даже не так. Хочешь ли. Глаза сверкают всполыхами фиолетовых молний. Взгляд затмевает Та сцена, так плотно осевшая в памяти. «Я не касаюсь дел Пристани». С каких пор всё это пошло? С самого начала? Цзян Чэн был одурманен этим человеком, как и все остальные, кого Мэн Яо провёл. Вот только ему ещё вывернули душу наизнанку и знатно на ней отплясали, напоследок смачно плюнув. Бред. Сам виноват. Видел, понимал, но не доверял чутью, доверял сердцу, ведь «он меня любит, он не может». Может, ещё как может. Узнала бы Мать – отчитала бы по первое число и была бы права. Сам виноват. Желание извести до последнего как того бедолагу подавить трудно, почти невозможно. Это как кость, брошенная цепному псу в зубы. Вот только чужую пешку Саньду Шэншоу пощадил, чего, будь его воля, никогда бы не сделал с бывшим Верховным Заклинателем В каждом ударе – боль и отчаяние. Крик в ответ – призыв продолжать. Раз может кричать, значит, на это есть силы. И только после, когда уже не останется почти ничего, когда тело будет держаться на последнем издыхании, его оставят подыхать прямо там. А может выволокут и выкинут куда-нибудь за пределы Пристани. Да, так гораздо лучше. Слишком много чести – умирать на землях Ордена Юньмэн Цзян. И тело провалится в гнилую канаву, утонет в грязи и песках, медленно, постепенно, чтобы мозг понял, что хочется жить, но не сможет уже никогда. Он бы хотел увидеть обречённость в этих глазах. Но вопреки удивлению всех лишь молча разворачивается и уходит. Цзян Чэн бы хотел всё это повторить наяву, вот только больно много внимания придётся уделить всего одной персоне. Да и опускаться ради падали на её же уровень он не собирается.