коньячные будни

      — ну что, натаныч, здорово тебе сегодня клиенты-то наотплачивали за нажитые горем от ума болячки? — быков сегодня в прекрасном настроении, поэтому, вероятно, ивану натановичу в зад въелась ещё одна заноза без его ведома.       — один, с практически отвалившимся добром, отплатил так, что жалко теперь пить будет. — помешивая кофе мурлычет с ухмылкой натаныч.       — ну, хоть от алкоголизма исцелишься, — беря свой американо парирует андрей евгеньевич, — снова до следующего дня рождения нового седого волоска на своей курчавой головушке сохранишь, пока весь отечественный не выпьешь?       — нет, андрюшенька, — оборвал его писькин доктор, как люба любит (забавно получилось (а как можно было не обЛЮБОВАТЬ такой оборот?)) его называть, — сегодня же и осушу этот благороднейший напиток, он, понимаешь ли, впервые у меня такой. до утра растяну.       быков на сие недоразумение рассмеялся:       — не сможешь же!       — чего это?       — ну чего чего, не знаю я, что ли, с каким азартом и любовью к своему делу пьёт мой любимый, а от того и единственный в своём роде друг?       купитман пожал плечами, придерживая стопочку бумажек, просипел осевшим от вдарившего на язык кипятка горячего кофе:       — я постараюсь не выпить всё до сегодняшнего вечера.       — давай помогу? азарту экономить будет больше.       купитман сощурился.       — в чём соль?       — соль в том, купитманушка, что пока ты сообразишь куда ж я её припрятал, я уже скорёхонько добегу до твоего кабинета, соображу бокал, отдалюсь до окна, закурю трубку и выпью твой злосчастный коньяк за два присеста.       — всё, понял. — встрепенулся с серьёзным видом ваня. — понял. только не выполняй сий коварный план.       в ответ на это быков стремительно удалился, перед тем не забыв понимающе кивнуть. вот же гадёныш.       просто хам.       и с чего бы это ему понадобилось вдруг, ни с того ни с сего, выпить? безумие.       но вообще как-то всё равно.       много, много членов пришлось перетерпеть великому писькиному доктору перед тем, как смочить горло коньячным райским пойлом.       потом бокальчик зазвенел от лёгкого касания о бутылку, а свет зелёно-голубой луны отражался как и на дне самого коньяка, так и на стенках бокала.       что уже как будто бы смотрел ехидной рожей…       и говорил… мол, «вот, вот опять. опять ты спился, пьяная рожа. сизый нос твой, ваня, скоро будет вдавлен в стол, на котором я стою, когда алкоголь вдарит в твою пьянчужную башку, а руки судорожно будут хвататься за твои вычурно уложенные кудряшки. зря стараешься, скоро они спутаются, а глаза не будут видеть ничего дальше своего секретного шкафчика с пойлом≫.       но до этого ещё три-четыре бокала, не меньше. поэтому со спокойной душой ванюша приголубил ещё пару глоточков, а потом загляделся на окно напротив. как же хорошо…       вот так, сидеть, видеть мрак, приостановленный только химозным светом лампы, а потом с перепуга ловить едва не рухнувший на пол бокал, что чуть ли не разбился вдребезги от скрипа двери.       — если один пьёшь — алкаш, в компании — по дружбе, значит не алкоголик, а когда с кем-то — считай, записывался на сеанс к психологу. у тебя в блокнотике должен был быть назначен сеанс, а ты, ваня, про него забыл. почему?       быков не расчитал громогласности голоса, когда он растрескался по стенам и расплылся по полу, от своей звучности, даже, кажется, пробираясь в голову к одиночке-пьянице на кресле венеролога.       — ты чего меня пугаешь?! совсем осточертело пугать своих больных интернами, так полез ещё и ко мне?       — своих больных ты тоже пугаешь маразмом и тем, что забыл, кому вообще, и что назначал. так что счёт один: один. а вот напугать друга, между прочим, не просто друга, а лучшего друга тем, что просто напоминаешь, что он обещал выпить вместе с тобой — это уже за милу душу.       — сел бы уже лучше, чего кряхтишь?       — кряхтеть, ваня, это по твоей части.       купитман сощурился, сделал вид, будто сожрал пол тюбика зубной пасты и махнул рукой аки королева драмы.       пить — это хорошо.       пить — это хоро….шо.       пить. хо...р..ошо?       если пить, то пить много, а пить много купитман и его приятнейший товарищ умели. только нехорошо вышло, когда быкову в очередной раз пришлось слушать про вторую жену купитмана, что так любезно, назло, видимо, самому быкову, устроила этот развод. стали ли бы вы пить много, да ещё и отличный коньяк, несмотря на то, что вам придётся быть, и вправду, психологом? бесплатно?       а быков понимающий. он конечно скажет, что она коза, и та, что третья, тоже коза, и первая, чего уж греха, самая большая коза. все вообще козочки, а ванюша хороший, ванюша добрый, и быков, что совсем не специально уже поглаживает его коленку, сидя на диване, приобнимая, тоже хороший.       и они вообще очень хорошие вдвоём. особенно вдвоём.       а ванька всегда, хоть и козёл курчавый, как и его эти кабельные козочки, такой хороший. как жаль, что прилагательные быкова при описании купитмана закончились на слове хороший. ведь щедрый — вообще не про него, приятный — ну, если аромат в виде коньяка, дешёвые сигареты и чуток лимона — приятно, то да, конечно, купитман ещё приятный. но что ещё?       — и ещё… ещё… ещё ты… интеллигентный! во! — якобы трезво вымолвил быков своими сплетёнными алкоголем губами, — щас возьму, скотина ты кучерявая, ещё чего понавыдумываю, ты вообще себе лучше подлизы не найдёшь.       а ваня в то время расплылся в пьяной улыбке и дорогом коньяке — для друга не жалко — но, вот только, проблема — колено его непринуждённо касалось коленки быкова, что не давало поводов прекратить ему горланить, но и не давало поводов начать горланить купитману. а повод ещё шире растянуть еврейскую улыбку и стукнуться невзначай плечами.       как же хорошо… дружба, пойло и безудержные рассуждения на темы, что самому в себе держать и не обсудить хоть с кем-то тяжко. приходится выкручиваться. и ваня это умел. он умел просто так затянуть беседу так, чтобы потом оказаться с выгодой, даже если эта выгода не была бы выгодой материальной. выгода должна быть любой.       — спасибо, — мягко промурлыкал купитман.       вот знаете, быков вроде козёл, (слишком часто здесь козлы фигурируют), а вроде и душка.       — каким бы ты не был, купа, я люблю тебя любым и люблю больше всех, я тебе, вроде, это даже говорил. — а купа в этот момент уже не особо соображал, кто кого любит, кто не любит, и зачем.       вообще — перепить купитмана — дело невозможное. вообще. никто в больнице, мало того, в городе не сможет перепить купитмана. и если быков на момент произнесения своей душещипательной речи мог составить хоть немного осмысленное предложение — это ещё не значит, что он смог перепить самого купитмана. это всего лишь значит, что у вани проблемы с произношением, из-за слишком большого нежелания что либо говорить.       а нежелание говорить от желания поскорее занять рот.       а желание занять рот — это не желание заесть коньяк лимоном, это желание заткнуть уже поскорее быкова с его этими речами поцелуем — вот какое желание.       и, к слову говоря, оно не было столько же неожиданным, как, например, осьминог вместо арбуза на базаре, а вполне ожидаемым, как, например, увидеть на страницах книги буквы, поскольку роман терапевта и венеролога в виде двух пьяниц, что иногда шутят гейские шутки и порой сосутся при встрече — явно не то, что следует разбалтывать, к примеру, любе.       ну и своротив улыбку до ушей, купитман распереживался даже сперва, а после сблизился носом с щекой быкова, а ещё позднее он облюбовал его нос, своими сверх меры влажными губами найдя чужие и сминая губы быкова в поцелуе, пока тот, казалось, уже был где-то не здесь.