cassettes sur l’amour

минхо думает, что любит песни о любви. кассеты собираются пыльной стопкой в углу, каждый раз сменяя одна другую в старом магнитофоне, пока хо взрослеет-взрослеет-взрослеет, сначала собирая рюкзак в школу, потом выбегая в университет на первом курсе и, в конечном итоге, переезжая в собственный крохотный домик. у взрослого ли (мама все ещё отказывается верить, что её сын уже на третьем курсе) глаза всегда отдают какой-то непонятной никому вечно влюблённой грустью и липким уличным дождём. кажется, что с взглядом приходит и его собственная история о любви, совсем отличная от тех, про какие поют в самых любимых кассетах. они начинаются в светлой весне, когда за окном ещё недостаточно тепло для того, чтобы снять любимое пальто с порванными внутри карманами. у минхо в руках книга из ближайшей библиотеки, а в голове бардак. он хмурится еле заметно, преодолевая большие скопления подростков и пробегает глазами по лавочкам в поисках свободной. их не оказывается по раздражающему закону подлости, и минхо останавливается прямо посреди зудящего улеем парка. это, вероятно, и оказывается его самой сладкой ошибкой (победой), когда со спины налетает вихрь светлых кудряшек и травяных запахов, выбивая землю из-под ног. крылья аккуратного носа возмущённо приподнимаются, в отличии от своего хозяина, что вставать словно и не спешит. посреди маленького парка выгоревшие светлые кудряшки превращаются ещё и в неуверенную улыбку с ямочками, большую ладонь, протянутую в знак помощи и бесконечный свет во взгляде. в этот раз минхо падает не на едва тёплую землю — в очередную песню о любви, пока короткие пальцы цепляются за поданную руку. бан кристофер чан задает кучу вопросов без ответов, рассказывает обо всем несдержанно и много, знает содержание всех книг, о которых минхо скупо вещает в одну из их нередких встреч и учится в центральном университете для будущих социологов. он, как и положено всем хорошим студентам, любящим копаться в чужих мозгах, смотрит на минхо так, будто знает его как свои собственные двадцать пальцев и улыбается тепло-тепло, заменяя обжигающие батареи в местном кафе. они, по инициативе самого минхо, красно-бледного и смущающегося жутко, собираются тут два раза в неделю: с разговорами, книгами, песнями и растворенным кофе из хлюпающей кофеварки. в эту субботу песни здесь играют исключительно хорошие — чан напротив довольно сверкает зубами и понемногу отпивает из чашки. минхо показывает новую книгу, сдувая мешающие пряди со лба. у него в животе бабочки расправляют крылья, потому что крис подпирает щеку рукой и выглядит так нечестно-красиво, словно сошёл с большого портрета, который вешать обязательно только на стену напротив кровати. его веснушки выделяются на лице более явно, чем обычно. — скоро будет ливень, — минхо отмирает и смотрит вопросительно. за окном начинает накрапывать, а бабочки, почувствовав, взмахивают крыльями с бешеной скоростью, так, что живот скручивает (кажется, только этим можно объяснить приливший к щекам жар). — если хочешь, можем зайти ко мне, тут недалеко совсем, — ли запинается окончательно, но чан все равно растягивает губы в сияющей белизной улыбке и соглашается, вставая со стула. в маленьком домике их встречают три кошки и растения в больших горшках на полу. минхо суетится, стараясь прибрать как можно больше, но чану вроде нравится даже так. он присаживается на белый диван и заостряет внимание на большой стопке кассет в углу. две пузатых кружки с зелёным чаем приземляются на столик. — у тебя здесь много кассет, — губы складываются в круглое о и сразу же превращаются в смущенную улыбку. — я включу одну песню, ладно? она мне очень нравится. по комнате разносится звук вступительных нот, и сердце бьётся в унисон с ними, не замедляясь ни на секунду. минхо отворачивается от магнитофона и встречает перед собой протянутую ладонь как в их самый первый день. — потанцуем? смех разносится вокруг них, отскакивая от потолка золотыми лучами и возвращаясь обратно. крис честно пытается вести минхо, как это делают бальные танцоры, отчетливыми движениями постукивая по полу каблуками (на самом деле за все это время они лишь отдавливают друг другу ноги и не видят ничего из-за сщуренных от смеха глаз). думается, воздух здесь сам располагает к веселью, а песня лишь подстегивает прижиматься ближе, сжимая чужую руку в своей. у минхо дыхание спирает, когда чан наклоняется ближе, касаясь лбом и соединяя их вдохи и выдохи. губы напевают знакомый текст и прижимаются друг к другу в понятном только двоим людям мотиву. они отрываются лишь спустя долгие тридцать секунд, немного отклоняясь. — ты мне нравишься, минхо, очень сильно. можешь думать, что я совершенно спятил, но я, кажется, люблю тебя. в голове пролетает тысяча и одна песня о любви. минхо сладостно. минхо приятно. минхо радостно и минхо страшно. — это неправильно? то что мы делаем сейчас, чан, разве наша любовь не неправильная? — в этом мире нет ничего неправильного, хо. в конце-концов, все мы станем песнями про любовь.