Сакэ, свечи, два кретина

На самом деле это, конечно, была плохая идея. Очень плохая идея. Куроо страдал. Мучился. Даже немного рвал волосы на голове - совсем чуть-чуть, чтобы не испортить дизайнерскую причёску. Рядом печально и непривычно тихо вздыхал Бокуто, всё ещё лелеявший надежду, что вот это безобразие, которое они затеяли, закончится, не начавшись. Надежда, естественно, сбываться не спешила, потому что пока всё шло относительно по плану: свиную кровь Куроо на удивление легко добыл в мясной лавке, вдохновенно наврав ошарашенному продавцу про курсовой проект по физиологии для ветеринарного колледжа; свечи Бокуто втихую свистнул из маминых запасов на случай отключения электричества – всё равно их у неё столько, что можно целой деревне световое шоу устроить; ну а соль была торжественно куплена в ближайшем супермаркете по внушительной скидке – кажется, у неё уже истекал срок годности, хотя вот Бокуто, например, в душе не представлял, как вообще соль может испортиться. В общем-то, всё было хорошо, если бы не было так плохо. Особенно, конечно, веяло «нехорошестью» от свиной крови. Не в смысле, что она была испорченная, просто дело по определению не могло быть нормальным, если в нём замешана кровь невинно убиенной свиньи. Бокуто веганом ни разу не был, но вот свинку было жалко. А ещё жальче было себя. Куроо жалеть не хотелось – идея-то его была. Котомордый засранец, впрочем, в сентиментальностях и не нуждался: он был вовсю занят поисками места для проведения ритуала и чихать хотел на его, Бокуто, рефлексию. Лучше бы он это усердие к учёбе приложил. И не только он... ...Когда Куроо пришёл к нему за месяц до вступительных экзаменов со словами «‎Мать твоя чудесная женщина, Бо, мы же не поступим», Котаро только вздохнул и с горя пошёл тренироваться. Избиение мяча под видом пасов здорово помогало выместить фрустрацию, так что ас Фукуродани провёл в спортзале четыре с лишним часа, доведя до истерики тренера Ямиджи, трёх первогодок и попавшую под неудачную атаку Широфуку. Когда его наконец выпинали из зала, Куроо уже поджидал за воротами школы; на лице его светилась поистине маньячная улыбка, от которой у Бокуто дернулись глаз, живот и немножко очко. К тому моменту, когда Куроо закончил рассказывать ему свой «‎гениальный план», Котаро, избыточным интеллектом не страдавший, уже, в принципе, проникся и был всеми конечностями «‎за» безумную аферу своего братана, восторженно, пусть и невпопад, ухая по-совиному. В этой бесхитростной радости от того, что они наконец нашли выход из той задницы, в которую сами себя и загнали, парень провёл два счастливых, наполненных беззаботностью и игрой в приставку дня. А потом на пороге его дома возник Тецуро. И, по-хозяйски скинув обувь и забросив куртку на вешалку, деловито произнёс: – Мне понадобятся свиная кровь, соль, шесть свечей и бутылка сакэ. Бокуто натурально охренел. Где-то в заднице тревожно зачесалось, напоминая о той, самой первой реакции на маниакальный блеск в глазах Куроо. Мужественно решив не лезть в расшалившиеся тылы при лучшем друге, Котаро только и сумел выдавить в ответ: – Сакэ? Что-то я не припомню такого в рецепте заклинания. Сумасшедший кошак ухмыльнулся своей фирменной ехидной улыбочкой и спокойно прошёл в гостиную: – Это для нас. Не каждый же день приходится вызывать демонов. А что, во всём списке тебя только сакэ смущает? Тут Бокуто призадумался. В принципе, да, недоумение вызывала лишь водка – всё-таки, они спортом занимаются. Как-то это... неправильно. Хотя Куроо прав, не каждый день они пытаются вызвать демона из Преисподней, чтобы тот выполнил их главное и заветное желание – поступить в чёртов (нет, ну какая ирония...) Тодай. Да, они идиоты. Да, его мама точно бы в них разочаровалась, если б узнала. Но Бокуто никак не мог допустить разлуки с Акааши, который, естественно, поступит в университет сам, потому что он красавчик, отличник, умничка и вообще Акааши. А Бокуто? А что Бокуто? Бокуто каждый божий день с тоской думает об Акааши, прекрасном, чудесном Акааши – он Котаро напоминает Сикстинскую капеллу, поверх которой неграмотный крестьянин грубой рукой шлепнул слой средневековой штукатурки, или что у них там было вместо неё в пятнадцатом веке. Ночью «штукатурный» Акааши – видение чистой пошлости, усыпанная блёстками, перемазанная тенями и слишком яркой на вкус Бокуто помадой, блистательная королева их местного гей-клуба. А днём он становится просто Кейджи, таким застенчивым парнем с тонкими запястьями, идеальной (опять же, на вкус Бокуто) кожей и глазами цвета сирени в обрамлении пушистых длинных ресниц – то самое истинное произведение искусства, воплощённый шедевр работы величайших мастеров. Помаду, кстати, Бокуто любит стирать с Акааши сам, конечно, исключительно чтобы не видеть этот вульгарный кровавый цвет. Если вы понимаете, о чём он. Нет, он не об этом (к огромному его, Бокуто, сожалению), просто Котаро таскается за ним послушной морской свинкой на каждое выступление, следит внимательно за тем, чтобы к его Кейджи не приставали всякие извращенцы, и носит в сумке годовой запас средств для снятия макияжа – потому что блистать на сцене и соблазнять всех и каждого единственным оголённым изгибом плеча Акааши любит, а вот ощущение лишнего на коже – терпеть не может. Так что заботливый капитан всегда наготове с салфетками, мицеллярной водой и прочими приблудами, забыв о собственных капризах: для него желание королевы – закон. Пусть он и отчаянно хочет большего, чем просто смотреть на Акааши коровой и устраивать перманентный балаган, привлекая драгоценное внимание своего связующего. Так что Бокуто тяжело вздыхает, смотрит на дурака, отражающегося в зеркале прихожей, – красивый, кстати, дурак, накачанный и яркоглазый – и смиряется. Куроо понимающе сопит и как-то уж слишком хитро поглядывает, кот проклятый, знает ведь всё давно, знает больше и лучше, чем сам Бокуто. Патлатый засранец. И самый преданный, близкий и лучший друг. Ну с кем ещё, как не с этим кретином, ввязываться в потусторонние авантюры? Капитаны они, или кто?! «‎Пожалеть себя я всегда успею», со злым весельем думает Бокуто. “А ради Акааши и не на такое пойти можно!» Всё у них получится. Главное – в себя верить!