Пылай. Полыхай. Греши.

      Сердце билось так сильно. До трещин в рёбрах. Проламывало грудную клетку, набатом стучало в ушах, отголоском плясяло на кончиках пальцев. Сознание уплывало, но мысли железными шариками стучали по вискам.       Не навредить. Три стука.       Хочу найти Сухо. Металлический скрежет.       Почему так горячо? Хорошо — отозвалась боль в затылке.       Его сила. Рыжий с серебряным огонь — его сила.       Камешки хрустели под босыми ногами. Часть одежды сгорела, когда он вышел из дома. Следы оставались за ним таявшим асфальтом. Огонь горел, но не обжигал. Не вредил. Хаджин не хотел никому вредить.       Люди убегали, хотя пламя лишь играючи ползло в разные стороны алым цветком. Чья-то стрела пронзила ему плечо. Почему?       Хаджин недоуменно смотрел, как она горит в огне, а наконечник таявшей лужицей впаивается в асфальтом. Почемупочемупочемупочемупочемупочемупочему?       Уголки глаз неприятно пощипывало от огня, охватившего. Захотелось смеяться. Он начал смеяться. Почему они боятся? Он всего лишь хочет найти Сухо. Сухо дорог ему — он хочет его найти.       Хаджин увернулся от очередных стрел, немного пританцовывая в движениях.       Танцевать. Петь. Смеяться. Хочется до безумия. Разорвать свою грудную клетку и выкинуть глупое сердце, полное любви и беспокойства.       Не навреди. Он не будет. Не хотел.       Он начал напевать, идя навстречу дрожащим людям. Ах, да, героям. Какие же из них герои?       Он подбежал к ним, на что многие из них вздрогнули. Почему? Может, это было слишком быстро для них? Неважно. Это неважно.       Как смешно. И он смеялся. Для него теперь сохранность мира — несущественная деталь. Он отдал всё ради них. Хотя нет, неправда, эти люди просто тоже должны были выжить, всё он отдал ради других, дорогих ему людей.       Не навреди. Как сделать так, чтобы они не мешали ему найти до Ким Сухо и не навредить им. — Отой. ди.       Голос был хриплым и говорить было трудно. Сейчас это неважно. — Пожа. луйс.та .       В него было направлено множество оружия, которое он тоже просто расплавил.       Ему что-то кричали. Он даже увидел несколько знакомых лиц. Они тоже пытались его остановить.       Смешно. И петь хочется. Танцевать.       Он запел. Тихо, но улыбался так широко, что навряд ли кто-то из них не заметил.       Расскажет им всю правду. — Чувствую себя плохо. Чертовски.       Увернулся от меча Чэ Наюны. — Говорю себе:       Подпрыгнул, уворачиваясь от теней Ли Бёль. Летя вниз головой, продолжил. — Сходи, наконец, попляши!       И, приземлившись, его пламя запылало ещё ярче. Билось в такт его сердцу. До трещин в рёбрах. Больно. Хорошо — сказало Пламя. — Не зря написал как-то Бродский: Пылай. Полыхай. Греши!       Пламя лизало крыши многоэтажек, но людей не трогало. Некоторые старались бежать. Вещи-то горели. Вещи — не люди.       Сжечь. До тла. До блядской пустоты в груди и пепла. Люди и пепел. Смешно.       Грустно. Почему он должен был потерять всё? Все его забыли. Он не хотел.       Копьё Шин Джонхак проткнуло его живот. В легендах он и не сомневался.       Паршиво. Он лишь насодился на копьё глубже, чувствуя себя бабочкой на булавке. Руки Джонхака дрожали. — Привет, Шин Джонхак.       Он улыбнулся, хвастаясь руками за древко, когда Шин Джонхак попытался вырвать из него своё оружие. — Ты помнишь меня? Нет? Печально.       Это было больно. Он уже просто не выдерживает. Он подошёл в плотную, когда Джонхак отходил, не выпуская из рук копьё. — Я думал, что вы хоть что-то помните обо мне.       Губы Шин Джонхака дрожали, когда сзади Хаджина пронзил меч Наюны. Его остатки.       Но он всё ещё шёл к Джонхаку, размазывая по копью свою кровь. Не страшно. Больно и смешно. — Хочу увидеть Сухо.       Он сплюнул кровь, запачкав ещё больше остатки одежды. Джонхак и Наюна отскочили одновременно, выдернув из его тела своё оружие. Он усмехнулся. — Тогда, когда любовей с нами нет.       Он даже не прикрывал рану на животе. Его сила регенирировала её с невероятной скоростью, уже через несколько секунд можно было увидеть огромный рубец шрама. — Тогда, когда от холода горбат.       Он шёл дальше. Сухо придёт. Он хочет немного подождать. Его не было так долго, здесь прошло две недели, там намного больше. Сухо придёт. — Достань из чемодана пистолет.       Шальная пуля пронзила его лоб и вышла навылет, но сила вылечила и эту рану. — Ха-ха-ха, Достань! И заложи его в ломбард.       От переполнявших его эмоций он даже покрутился немного, продолжая идти вперёд. — Купи на эти деньги патефон.       Он увидел, как пламя зажгло одежду, в которой были герои. Не навредить распространяется только на людей. Вещи — не люди. — И где-нибудь на свете потанцуй.* — Ким Хаджин!       Он вздрогнул, услышав любимый голос. Сознание возвращалось медленно, как будто толчками, и от происходящего захотелось заорать.       Его тело начало осидать на землю, когда родные руки подхватили его и начали успокаивающе поглаживать по спине. — Что же... это... было.       Его голос дрожал, как и руки, когда он порывисто хватался за Сухо. Пламя спешно возвращалось обратно. Пульсировало лавой вокруг сердца. — Грёбаные полгода там... блядские шесть месяцев...       Глаза налились слезами, которые не было ни сил, ни желания сдерживать. — Больше не бросай меня, слышишь?! Больше не уходи...       Хаджин рыдал, чувствуя себя как никогда там, где он должен находиться. Полгода — слишком долгий срок для того, кто боится одиночества.