Пока не так плохо.

Олег не знал, что и думать. Когда он только приехал в военную часть, то даже не знал, что она секретная. Не особо видел разницы. Но уже через время он начал на стенку лезть от чувства неизвестности и незнания, как там Серёжа. В конкретно этом месте из-за секретности не давали телефоны, даже кнопочные, как у Олега. Писать письма разрешалось лишь после нескольких месяцев и только тем, кто заслужил. Таким, как Олег. Безупречно выполняющим все упражнения, делавшим всё в срок и сдавшим как минимум первый экзамен на отлично. И вот, он уже в который раз сидит на своей кровати и пишет письмо Серёже. В течении месяца он посылал весточки. Каждый чёртов день. Пальцы крепко сжимают ручку. Она уже измучена за этот месяц: слегка продавленная слишком сильными пальцами, скользкая из-за высокой влажности в помещении и практически закончившаяся. Последние чернила выходят из стержня в неподходящий момент. Волков дошёл лишь до середины своего послания. Парень повернулся к недалеко от него сидящему знакомому. - Не одолжишь ручку? На пару секунд, дописать осталось. - Да, держи, - молодой парень протянул... Карандаш. - Почему ты пишешь им, а не ручкой? - Карандаш кончается быстрее. А ещё можно быстро пальцем стереть, если что-то не то ляпнул. Волков пожал плечами и закончил быстрым, кривым почерком предложение, переводя его в последнее, хотя по изначально у плану послание должно было тянутся ещё и на другой стороне листка. Как и обещал, карандаш был отдан почти сразу. - Спасибо. - Не за что, мне не сложно, - пожав плечами, парень продолжил выводить аккуратные буквы. Отворачиваясь, боковым зрением мужчина увидел слова "милая", "понимаю", "до встречи". Лезть в чужую жизнь не хорошо, но похоже, что в переписке знакомого разворачивалась какая-то трагедия. - Я всегда здесь и если что готов выслушать, хорошо? - не поворачиваясь сказал Олег. За спиной послышался тихий, благодарный ответ, а после карандаш снова начал быстро точиться о бумагу, чуть ли не рвя её. Олег свернул исписанную с двух сторон бумагу и сунул её в конверт, до этого спокойно лежащий на тумбочке. Волков поднялся, относя письмо дежурному. - Волк, ты адрес написать забыл, - хилый парень с очень уж недовольным выражением лица отдал конверт и неприятно, злобно ухмыльнулся. Олег посмотрел на чистый казённый конвертик. И вправду, он забыл написать адрес. Волков приложил конверт к стенке, рядом с недовольным дежурным и тут же спохватился. Но ему тут же протянул кто-то из рядом сидящих ручку, и Олег быстрым, размашистым почерком написал нужную информацию, снова отдавая письмо с угрюмой улыбкой. Каждый раз он забывается и думает, ответит ли Серый в этот раз. Волков вернулся обратно, осматривая своё место. Он очень скучал. Ждал ответа, но он так и не приходил. Только один раз письмо дошло до солдата. Это была первая неделя прибывания Олега в армии. Это было очень милое письмо. Волков помнил, как истерично и одновременно злобно смеялись люди, лежавшие на кровати рядом с постель Волкова. Разумовский писал слишком мило, приятно и тоскливо. Как будто ждал не друга, а минимум горячо любимого брата. Серёжа рассказывал о том, как он поступает, как начинает учёбу и готовится, но постоянно возвращался к мысли, как же он ждёт Олега. Разумовский вспоминал, как они проводили время вместе и занимались разными типичными для подростков вещами. Даже слишком часто. Не прослыть в части "голубым" Волкову помог его грозный вид и чудесная сила взгляда. Чтобы дать понять смеющимся армейцам, что так шутить конкретно с Волковым не стоит, Олегу хватило одного хмурого взгляда сверху вниз на них, чтобы шутники сразу замолкли и перестали называть Серёжу "душечкой". За эту неделю парень уже успел ввязаться в несколько драк, из которых вышел победителем. Причём сделал он это так, чтобы не было понятно, кто избил. Искал места, где драку не заметят. Хотя потерпевшие сами виноваты. Хотели побить Волкова и искали слепые места, где никто никогда не ходит. Люди были очень запуганы после этого. Волков часто перечитывал это письмо. Оно и понятно, ведь это было единственным, что напоминало о Серёже. Тем более, было очень приятно понимать, что хоть кому-то он нужен. Олег вновь достал ту бумагу, осматривая её. Она изрядно помялась, в нескольких местах по краям порвалась. Волков перечитал текст, бегая глазами по строчкам, грустно улыбаясь, перечитывая особенно трогательные моменты по несколько раз. Серёжа так много раз писал о том, как ему одиноко, как он ждёт, когда Олег вернётся. Волков знал, что он у Разумовского единственный близкий человек, как и программист для него самого. - Письма разбирайте! - Второй дежурный пришёл в казарму и громко крикнул, от чего Олег немного растерялся. Руки затряслись как обычно. В ожидании нового письма для себя парень пропустил, как первый дежурный что-то прошептал второму, забрал конверт с красиво выведены и буквами. Олеже Волкову. Парень прошмыгнул куда-то за стены казармы. - Волк, ты чего письмо своё не забрал? - Что? Моё имя же не называли. - Как раз таки в этот раз тебе повезло и ты дождался весточки от своего ненаглядного, - пошутил солдат, но тут же спохватился. Всё-таки это Волков. Его боялись. Он и высоким, и сильным был, так ещё и обзавёлся друзьями среди более высоких, чем он сам по званию. Олег проскочил через толпу, осматриваясь. Не осталось ни одного письма. Ни в руке у дежурного, не на тумбочке возле него. - Не было письма Волкову? - Было, а что? - Где оно? - Парень, забрал его уже Волков, не кипишуй, - мужчина цокнул. От него сильно воняло сигаретами и чем-то ещё, очень неприятным. - Волков-это я. Олег грозно навис над прижавшимся к стенке пареньком, смотря своим холодным, грозным взглядом. Брови нахмурились, но кулак всё ещё не дотронулся до чужого лица. Спокойно, он не виноват. - Чёрт, прости, я не знал. Его забрал другой дежурный, который собирал письма. Падла, а я-то думаю, чего Волков по слухам высокий и сильный, а на вид как колонча какая-то, - парень испуганно выдохнул несколько раз, судорожно осматриваясь. Всё ещё верит в слухи о не адекватности и неспособности усмирить Волкова. Всё верят. - Не знаешь, куда он пошёл? - Олег смягчился, понимая, что дежурные выбрали из разных рот и мужчина не мог знать его в лицо. - В свою казарму наверно. У них сейчас новый набор пришёл. Весенние... Эх.. - страх сменился задумчивостью и спокойствием. А ещё странной, еле заметной и пока непонятной к чему злости. Волков не стал слушать поток воспоминаний, и уходя услышал начало истории про старшего, долго скрывавшегося от призывной армии брата. А ещё осуждение младшего в сторону брата с придурью, как услышал Олег краем уха. Олег быстро выбежал, направляясь в другое помещение. В совершенно такое же, с одинаковыми кроватями, такими же людьми, в такой же форме, с будто скопированными друг с друга кроватями и тумбами, только с другим названием и специальностью. - Чёртов Олег... Мне тебя не хватает, бе-бе-бе... Где мои письма... Мелкий, щуплый пацан медленно разорвал письмо Олега. Беспощадно, скрипя зубами от злости, рвя его на всё более мелкие кусочки и радуясь разрушению чужого нежного, длительного труда. Желчь, идущая от слов передразнивающим голосом чувствовала очень сильно, едко оседая на душе. Серый писал ему. И Олег писал Разумовскому. Просто дежурный немного оборзел. В голове не укладывалось, что он о себе возомнил. - Руки на стол, - когда письмо Волков было разорвано в мелкие клочья, а руки крепко схватились за бумагу с ровным почерком программиста, Олег не выдержал и прикрикнул. - А ты сюда на какой чёрт пришёл? Чтобы посидеть? - парень ухмыльнулся, поворачиваясь, и тут же понимая, что, и кому сморозил - Олег, прости, это не я, я... Я все объясню! Волков не злится. Олег в ярости. Но всё же мужчина не оставляет ясность ума и несколькими выдохами-вдохами тщетно пытается восстановить спокойствие. Он никогда не видел, как этот парень пишет кому-то письмо или как называют его фамилию. Он тоже из дет.дома. Только разница между ними в том, что дежурный, вместо того, чтобы завести друзей здесь, упивается болью и тупой, бесконечной завистью. Глупой, ненужной, совершенно грязной. - Отдавай письмо. На трясущихся ногах парень подходит к Олегу и протягивает длинную бумагу. И Волков даже не особо понимает, что это за огромный формат. Где Серый её нарыл?... Волков забирает письмо и сердце тут же болезненно сжимается. Бумага практически вся измята нервным пальцами Разумовского, часть уже размыта из-за недавно шедшего на улице ливня, а другая - окроплена маленькими капельками слёз. Видеть такое просто не выносимо. Несмотря на ровный почерк, уже прочесть письмо было невозможно. Не смылась только одна фраза : "Олеж, моя знакомая предположила, что ты мёртв. Я так боюсь". А дальше след от растёкшихся до неузнаваемости букв и шершавая, мягкая бумага. И Олег знал, что письмо будет доходить долго. И беспокоился за Разумовского.

*** - Олег, так нельзя! Я однозначно против и не даю на это разрешение! - Да всё нормально будет! Я, говорю, по делу нужно, можете мне ещё пару дней или месяцев прибавить к службе, но я должен туда поехать сейчас! Мужчина в погонах пристал. - Достал ты меня, Волков. Пиши, вот документ, заполняй и подпись не забудь. Здесь, здесь, и здесь - Олегу дали бумагу и ручку и он тут же начал быстро, криво заполнять её - Ты это, старайся что ль хоть немного. Официальный документ как-никак. Олег дозаполнил бланки и поднял голову. - В графе смерти кого писать? - Кого хочешь. У тебя ж вообще родственников нет, так ты можешь кого угодно вписать. Эх, влетит же нам по ушам, если узнают... Мужик забрал заполненный документ и положил его перед собой, хватая со за голову. А Олег спокойно вышел, направляясь в казарму. Довольный, как чёрт. Будто не он только что заполнял подставкой бланк для десятидневного отъезда в Питер, будто у него бабушка недавно умерла и хоронить её нужно, а отдыхал. И вот, Олег уже быстро собирает свои не многочисленные пожитки. Немного одежды, казённая форма, которую ему отдолжили и гигиеническое принадлежности. На лице серьёзность, внутри - бесконечная детская, наивная радость. Её не заглушал даже дождь, отчаянно бивший по крыше вагона плацкарта. Он просто был счастлив. В предвкушении встречи с единственным родным человеком, Волков осматривался по сторонам, не зная, как ему проехать эти три дня. Счастье бушевало внутри. *** Вот вокзал, толпы людей с непонятно зачем нужными вещами и растерянный Волков, только сейчас понявший, что отвык от телефона и оставил его в части. - Девушка, извините, можно позвонить по вашему телефону? - Олег остановил какую-то тётю. - Мужчина, вы что, с ума сошли! Женщина отбежала, с испугом смотря на Волкова. М-да уж, не очень хорошее начало. - Мужчина, вам позвонить? - бабушка слишком незаметно подошла к Волкову со спины, дотрагиваясь до руки парня. - Да. Разрешите? Я свой телефон забыл. Старушка без слов отдала устройство, с улыбкой смотря на то, как Волков быстро набирает номер и чуть ли не парит над землёй. - Серый! Привет, это Олег, - одно слово, и лицо женщины уже не такое приветливо, скорее обескураженное. Она смотрит внимательно, прищуренными глазами разглядывая Волкова - Да, я на вокзале. Приедешь за мной? Да, да, я знаю, прости. Там такое приключилась, ты блин не поверишь. Хорошо, жду. - Я-то думала ты девушке или матери звонить будешь, а ты вон какой. Грех это только, молодой человек. - Что же грех? - Волков вернул телефон, всматриваясь в морщинистое лицо - Звонить единственному близкому человеку в своей жизни? - А мать-то твоя небось как беспокоится... - Не беспокоится. И не побеспокоится уже никогда. Старушка удивилась и пару секунд медлила, после лёгким движение положив руку на плечо Олегу, поглаживая, пытаясь утешить. Она простояла так недолго. Старушка ушла, перекрёстив непонятно для чего парня и несколько раз оглянулась, сочувственно смотря на солдата. Мерзко. Сколько грёбаных слов он претерпел, когда умерли его родители? Итак тошно, а кто-то ещё смеет выражать ему соболезнования после стольких лет, вырывая из сердца прежнюю печаль. Это очень неприятно. Смерть всегда неожиданная. Её нельзя предугадать. Так к чему после неё какие-то соболезнования от людей, которые даже в глаза покойного не видели? Олег и так чуть ли не каждую ночь уснуть не может: закрывает глаза и сразу картина, как два гроба заколачивают. А внутри - изуродованные, страшные тела. Человек не умирает для тебя, пока ты не услышишь, как заколачивают его гроб, как медленно опускают в выкопанную накануне яму и засыпают сырой землёй, после ещё несколько раз ходя по ней ногами, утрамбовывая. Это самый страшный звук. И только после него ты осознаёшь всё. Не когда пульс перестал идти и машина возле больничной койки запищала, не когда ты видишь трупы своих же родителей в раннем возрасте, а именно тогда. И этот факт Волков испытал на собственном опыте. Олег ещё чёрт сколько времени ждал Разумовского, постоянно осматриваясь по сторонам. Руки дрожали постоянно. А вокруг уже не осталось людей. Есть только сидящий на скамейке Олег, продавцы в своих маленьких палаточках и разносящие пирожки бабушки. - Олеж! На Волкова побежал Разумовский, быстро прыгая на скамейку рядом с ним и крепко прижимая к себе. - Почему ты мне не писал? Я чуть ли не каждый день ходил на почту и по нескольку раз проверял ящик!Почему ты не отвечал мне? Разумовский отодвинулся от задыхающегося в крепких объятиях Волкова и уже не радостно, а зло смотрел в его глаза, положив ногу на ногу и скрестив руки. - Это очень долгая история, не буду вдаваться в подробности, - Разумовский не стал дослушивать и схватил друга за руку. Волков чуть не забыл сумку со своими немногочисленными пожитками, но Серёжа вовремя это заметил и вернулся сам. Они вместе быстро добежали до такси, сели в него и не умолкали во время всей поездки. Они говорили так много, что сам таксист, вначале пытавшийся влезть в диалог, начал закатывать глаза. И вот, они уже сидят в общежитии и Серёжа, во всём потрепанном и домашнем, поит Волкова чаем и захлёбывается от смеха от своих и чужих историй. Всё не так плохо. Десять дней пройдёт и Волков поедет обратно, а пока он сидит на крохотной кухоньке в час ночи и смотрит на всё вокруг, ловя каждый момент и чётко, фотографически запоминаю каждую деталь. Всё хорошо.