Rome

Тяжелые капли дождя бились о белоснежный мрамор, разлетаясь в тысячи прозрачных брызг. Ветер тут же подхватывал их и неистово кружил в воздухе, пока вновь звонко не обрушивал на землю. Словно пытаясь раствориться в этом безумстве стихии, почти на самом верху Капитолийского холма стояла девушка и ловила взглядом каждого прохожего, которому не повезло в такую погоду оказаться у ступенек Витториано. Кутаясь в уже промокшую кожаную куртку, она застыла в ожидании и лишь изредка смахивала с лица слёзы вперемешку с дождем. Ее фигурка казалась хрупкой и крошечной по сравнению с грандиозным монументом, но отчаяние, которое она вызывала, казалось куда более исполинским и нерушимым. В ней сквозили нетерпение и страх, и каждый раз, когда мимо пролетающая чайка издавала тревожный крик, девушка чуть испуганно озиралась по сторонам. Наконец, сквозь неутихающий парад брызг послышались быстрые шаги. К девушке приблизился молодой человек, которому даже шёл этот промокший вид. –Эрика! Она уже повернулась в его сторону и теперь растерянно смотрела, словно не понимая, для чего сейчас нужна эта встреча. –Дамиано… Их взгляды пересеклись, но дождь как будто бы затушил все искорки, которые когда–то плясали в глазах обоих. Как будто бы между ними не осталось никакой тайны, никаких вопросов друг к другу, никаких нежных чувств, которые они делили друг с другом целое лето. Жаркое счастливое лето, которому не должно было быть конца. –Эрика, что случилось? – юноша закусил нижнюю губу, выражая беспокойство и непонимание. Его вороного цвета брови были чуть нахмурены, придавая взгляду суровости, к которой девушка совсем не была готова. Да, погода совершенно не располагала к встрече, но это был последний шанс внести хоть какую–то ясность в их отношения. –Ты завтра уезжаешь, и я… – Эрика на секунду задумалась и, вздохнув, продолжила, – …и я не понимаю, что теперь будет. Как мы…мы…будем…, – ей не хватило смелости закончить фразу, но Дамиано уже всё считал в ее больших затуманенных глазах. Он резко опустил взгляд вниз и тоже глубоко вздохнул. Он прекрасно понимал, о чем речь и какой именно вопрос так боится задать Эрика. Вот только он и сам не знал на него ответа. И сам боялся того момента, когда придётся признать, что их общее будущее начисто отсутствует в его собственных планах. И даже не потому, что он не хотел бы его или потому что не планировал, а потому что теперь за пределами Италии, за пределами родного Рима, он больше не волен ничего решать и подчиняется строгому таймингу менеджеров, которые уже давно расписали жизни каждого участника Måneskin минута за минутой. –Я не знаю. Я хотел бы знать, но… –Но? – Эрика коснулась пальцами его руки так, словно это был спасательный круг из глубокой морской пучины, – Пожалуйста, скажи мне. Дамиано сжал ее пальцы в своих и неожиданно, притянув девушку к себе, крепко обнял ее. Чуть касаясь носом ее головы, он вдыхал уже знакомый аромат шампуня и духов, смешанный с озоновый привкусом дождя, и смотрел вдаль – на Рим, панорама которого с Витториано была самой красивой даже ночью, даже сквозь блестящие брызги. Он любил этот вид, и больше всего он любил смотреть, как на город медленно опускаются сумерки, и этим летом с Эрикой они наблюдали это тысячи раз – запасались холодным игристым, прибегали сюда, на мраморную террасу памятника, где теперь не было ни одного туриста, и смотрели на город, на небо, ловили закаты, целовались, смеялись и были неописуемо счастливы. Хотелось ли ему отпускать ее? –Эрика, – юноша со всей присущей ему нежностью обхватил ладонями лицо девушки и посмотрел в ее наполненные отчаянием глаза, – ты же знаешь, мне нужно ехать…я должен, – он осыпал мелкими поцелуями ее лоб и щеки, – мы уже обсуждали это. Эрика потупила взгляд и, покачав головой, сделала шаг в сторону, вырываясь из плена любимых рук. Она продолжала стоять, ничего не говоря, и Дамиано знал, что она никуда не уйдёт, пока он здесь. Как бы ему хотелось в последний раз поцеловать ее, увлечь за собой и посадить на скутер, чтобы всю ночь провести только вдвоём в квартире скрытой от всех чужих глаз. Он выразительно повернул голову в сторону, и девушка видела, сколько эмоций одновременно он переживает. Остро очерченные скулы, сжатые в тонкую полоску губы, пульсирующая венка на шее – всё выдавало в нем напряжение, которое он усиленно скрывал столько дней. В глубине души Эрике хотелось бросить пошлую шутку или выкинуть что–нибудь смешное, чтобы он рассмеялся и снова как ни в чем не бывало взял ее за руку. И в тоже время в ней медленно закипали гнев и обида, ведь, по сути, несмотря на его слова, они не обсуждали ровным счетом ничего. Когда–нибудь это должно было случиться, и она понимала это. Когда–нибудь он должен был отправиться в тур и уехать. Но каждый раз, когда кто–либо упоминал предстоящий отъезд, тема разговора сразу же сменялась, словно была не настолько важной для обсуждения. Да, она тоже боялась начать говорить об этом. Но хотя бы она пыталась… Каждый прожитый им вместе день был на счету, и она готова была приложить любые усилия, чтобы эти дни не заканчивались никогда. Но хотел ли он этого? Дамиано достал из кармана пачку сигарет, но не смог прикурить. Дождь как будто с особым усердием тушил огонёк зажигалки, и, в конце концов, музыкант, на мгновение закатив глаза, резким движением бросил сигарету. Он развернулся и, рассеянно смотря под ноги, медленно пошёл к лестнице, ведущей прочь от памятника. Девушку накрыло мелкими мурашками от ужаса и волнения. Сегодня она ожидала увидеть что угодно, но только не удаляющийся в темноту силуэт. Сегодня она надеялась услышать слова, которые объяснили бы, как много для него значило это лето. И значило ли что–либо вообще… Эрика достала из кармана билет на поезд, который купила незадолго до их встречи. Дешевые чернила растекались под каплями дождя, превращая напечатанный текст «Рим – Милан» в неразборчивые кляксы. В такие же неразборчивые, как и будущее, которое ещё несколько часов назад казалось девушке таким ясным и солнечным. Она оставила билет на постаменте и, бросив последний взгляд на город, в котором совсем недавно была так счастлива, пошла к самому дальнему выходу, чтобы ни в коем случае даже мельком не увидеть человека, который только что сделал ей очень больно. Сможет ли дождь смыть ее боль и оставить в будущем дне только лёгкую тоску по прошедшему лету? Она не знала. Сейчас она хотела лишь забыться крепким сном, в котором не было бы ни тени ее любимого Дамиано, ни этого безумного города, ни всех тех сладостных моментов, заставляющих сознание настойчиво цепляться за мысль «Все будет хорошо».