Ты как?

      За окнами белоснежной BMW, легко рассекающей просторы трассы, то и дело проносятся различные пейзажи, один за другим сливаясь в единую серо-зелёную массу от, хоть и не превышающей разрешённую, но какой-никакой скорости. Благородные леса то и дело сменяются какими-нибудь небольшими горами, или низенькими кустиками, что, вообще-то, смотрится в неумолимо надвигающейся вечерней темноте очень даже атмосферно и поэтично, но сейчас Тарталья увлечён открытым рассматриванием далеко не красот природы.       Взгляд парня неотрывно прикован скорее к длинным, до невозможности эстетичным пальцам, спокойно лежащим на руле, будто только для этого они и были созданы. И небольшие, не особо примечательные для простого смертного, золочёные колечки на некоторых из них тоже несомненно добавляют в эту великолепную картину свою изюминку, ненавязчиво поблёскивая незнамо от чего. Взгляд голубых глаз неосознанно заостряется на грустно пустующем, безымянном пальце, и Тарталья, неожиданно даже для самого себя, неизбежно задумывается о том, что кровь из носа хочет видеть блестящее колечко и на этом пальчике Чжуна. И на своём, желательно, тоже. И, желательно, точно такое же. Но, пока-что, Чайльд лишь клятвенно обещает себе подумать об этом по позже, возвращаясь к реальности и сразу же отмирая. Сейчас куда важнее другое.       — Чжун-а, ты точно нормально себя чувствуешь? — не-а, Тарталью вовсе не устроило первое «да» Чжуна на тот же самый вопрос, что вполне логично, ведь даже если Ли и действительно как-либо недомогает, то он уж точно расскажет об этом ни с первой, и даже ни со второй попытки. И вовсе не из вредности, ничего такого, он просто, как обычно, не захочет волновать из-за «пустяка» в виде собственного здоровья. Но Чайльда уже не обмануть. Чжун Ли сегодня был слишком тих ещё с того момента, как они, наконец, только встретились после окончания фотосессии Чжуна, во время которой Тарталью менеджеры успешно запрягли какими-то там документами вопреки активным возражениям парня. Лицо Ли и сейчас выглядит чересчур уж бледным даже для обычной Чжуновой, почти что белоснежного оттенка, кожи, что выделяется даже в слегка тёмном салоне автомобиля. Довольно тонкие, но оттого ничуть не менее привлекательные губы темноволосого слегка поджаты, выражают собой лишь сосредоточенность парня, но, вот взгляд никогда не врущих золотистых глаз выдаёт всего Чжуна с головой. Если сначала Тарталья и сомневался в том, что партнёр чувствует себя плохо, то сейчас Чайльд в полной мере убеждается в своей правоте. Взгляд Ли конкретно так рассеян, как бы парень не пытался себя контролировать. От родного, практически невесомого прикосновения к плечу Чжун аж вздрагивает, обращая своё внимание к Тарталье, одновременно стараясь не отвлечься от дороги, что, слава Богу, была совершенно пуста. Голубоглазый в ответ лишь осторожно положил свою руку поверх Чжуновой на руль, слегка выкручивая тот в сторону обочины, явно намереваясь прекратить движение машины. А Ли и не сопротивляется. Глупо отрицать, что неправильно вот так вот подвергать их опасности на дороге из-за одного лишь упрямства, так что парень крутит руль вместе с Чайльдом, постепенно сбавляя скорость. Сам понимает, что делает неправильно. Когда BMW была уже успешно остановлена, Тарталья резво отстегнул ремень, в миг преодолевая расстояние между ними, касаясь кончиком своего носа чужой, заглядывая в глубочайшие глаза напротив, что пытаются скрыться где-то по сторонам, никак не смотрят точно в океаны бездонные. Редко Чжун ведёт себя вот так, пытаясь укрыться где-нибудь подальше в себе, скрыться даже от любимого, и Чайльд собирается это исправлять.       — Хэй, Чжун-а, расскажешь мне, где болит? — не сдержав искренней, по уши влюбленной полу улыбки, всё же спросил Чайльд, одним своим взглядом выплёскивая горы неподдельной нежности, что теплится внутри. Ли заметно успокаивается, смотря на любимое лицо, руки полностью опускаются с руля, а золотые глазки, будто светящиеся в темноте салона, теперь смотрят точно в омуты напротив, также отражая непоколебимую любовь в ответ.       — Ох, прости, пожалуйста, я не должен был вести машину. После сегодняшней фотосессии и правда чувствую себя немного не важно, голова болит — наконец сдался Чжун, вздыхая в след своим же словам, пока родные пальчики нежно теребили его очередные серьги в виде колец и крайне мягко оглаживали кромку уха, доводя парня до предательских мурашек и прикрывающихся от удовольствия глаз даже под пеленой болезни. Чайльд немного отстранился, легонько прикладывая тыльную сторону ладони ко лбу Ли, ещё через пару секунд уже заменяя руку губами, дабы точнее понять температуру самовольно подставляющего лоб Чжуна.       — Ты тёплый, думаю, температура, но ещё не сильная. Надо домой ехать, пока хуже не стало — оглашает вердикт Тарталья, не забывая, отстраняясь, чмокнуть своего парня в висок. А Чжун на это только хлопает невинно своими глазками, внимательно смотря на рыжеволосого. Парень ведь с детства привык переносить все заболевания на ходу, мучиться ужасно, страдать от обычной простуды по две недели, но всё равно продолжать работать. И это, безусловно, очень легко объяснить чертовски строгими родителями в придачу с ранним началом карьеры айдола, что тоже требует немалых жертв. Только вот, Чайльд просто наотрез не хочет, чтоб всё продолжалось так, безоговорочно намереваясь заняться здоровьем любимого, который, не отрывая взгляд от Тартальи ни на секунду, вновь просто поверить не может, что такие невероятные люди вообще существуют.       — Я поведу? — после лёгкого кивка и доверительной улыбки, юноши поменялись местами, вновь пристёгиваясь.       — Уверен, что на механике нормально доедешь? — наблюдая за с увлечением осматривающим панель перед собой, Чайльдом, логично спрашивает Чжун, прекрасно помнящий, что на порше Тартальи стоит коробка автомат. Не то чтобы голубоглазый впервые оказывался за рулём Чжуновой BMW, вовсе нет, они оба довольно часто по тому или иному поводу оказываются за рулём машин друг-друга, не видя в этом совершенно ничего такого, но Чайльду, как ни крути, всё же сложновато было вновь садиться на более проблематичную, хоть и надёжную, механику, приходящеюся по душе Ли.       — Конечно, не впервые же. Кстати, как сегодня отфоткался? Я, зараза, даже одним глазиком в этот раз посмотреть не успел! — в шутку возмущаясь, спросил Тарталья, наконец заводя машину, пока Ли на сиденье рядом окончательно расслабился, немного закидывая голову назад.       — Да всё как обычно. У нас теперь только Дилюк остался не отработавший, и как его всё ещё не словили? Бессмертный. — слегка усмехнулся Ли, вспоминая, как в прошлый раз для просто фотосессии к вот-вот выходящему альбому Кейе пришлось чуть ли не насильно тащить в студию красновласого, всё пытавшегося откупиться деньгами.       — Скорее, безмозглый. До сих пор понять не могу, как он настолько не любя фотографироваться вообще подался в айдолы, — также посмеиваясь, ответил Тарталья, от души наслаждаясь развивающейся скоростью авто, но никак не больше, чем глубочайшим, низким голосом, совершенно непринуждённо ведущим с ним диалог. И звучит это так чертовски правильно, что просто слов нет. А, вообще, если говорить про Кейу и Дилюка, состав их небольшой группы был ужасно дружен, невзирая даже на иногда перебарщивающие подколы друг над другом. За многие годы пути буквально от нуля до невероятного успеха парни стали друг-другу словно родные, слишком уж удачно дополняя собой другого. Спокойные Чжун с Дилюком, наделённые низкими нотами, а в противовес двое их заботливых, верных юмористов с довольно высокими голосками. Ну не идеально разве? Да, мало этого, они все ещё и практически одновременно вступили в отношения, и, к тому же, все четверо внутри группы. Всё в точности, как предугадывали фанаты, Чайльду достался Ли, а Дилюку Кейечка, над ироничностью чего вышеназванные будут смеяться ещё довольно долго.       — Ты как? — спустя какое-то время дороги за разговорами буквально не о чём, спрашивает Тарталья, уже заворачивая на сплошь освещённую фонарями, довольно оживлённую улочку, на которой и располагается их небольшой, но очень уж уютный двухэтажный домик, по обоюдному решению находящийся в совершенно обычном, далёком районе среднего класса.       — Терпимо, только прохладно немного. — в подтверждение своим словам, Чжун слегка поёжился, а Чайльд на это успел лишь выдохнуть от того, что они уже подъезжают к дому, потому что в машине была включена печка, и жара стояла знатная. Мягко заезжая на нужный участок, голубоглазый полностью сбавляет скорость в аккурат возле чёрного порше, наконец прекращая работу автомобиля. Фары потухают, характерных звуков BMW более не слышно, и парни практически одновременно выходят из машины, в унисон хлопая дверьми. Чайльд, не тратя ни секунды, тут же блокирует авто, подлетая к ждущему его Ли и аккуратно приобнимая того одной рукой за талию так, словно это самая хрупкая хрустальная ваза во всей вселенной. Расшитая белоснежная рубашка, не снятая ещё с фотосессии, легко передаёт через себя нездоровый жар тела Чжуна, что в полной мере ощущала ладонь Чайльда, слегка странствующая по стройному боку, на что Тарталья моментально нахмурил брови.       — Ты же у меня вообще горячий весь, прохладно ему немного, идём-ка домой — клюнул Тарталья носом в Чжунов висок, продвигаясь ко входу в дом. А Ли и не противится. Нет, ну кто это вообще такое видел, чтоб Чжун ни разу за метра три пути от машины до дома по участку не рассказал ни одной истории, ни разу даже не улыбнулся мягко, так дело не пойдёт. Надо это исправлять.       Дверь в уютно обставленный со всех сторон дом мягко отворяется, впуская в небольшую прихожую хозяев. Всё пространство здесь пропитано просто невообразимым уютом и комфортом, буквально каждый миллиметр, а Чайльд сначала ещё и спрашивал, зачем это Чжуну покупать все эти странные украшения, ароматные палочки и различные статуэтки, когда теперь и сам с удовольствием тащит всё это к ним домой в ещё больших масштабах под тихие смешки Ли. Ключи от машины, как и от дома, опускаются Тартальей на полку, пока оба стягивают с себя уже надоевшую за долгий день обувь. И только Чжун собирается пройти на кухню, дабы опять просто закинуть в себя какую-нибудь очередную довольно сильную таблетку, что просто приглушит симптомы температуры, угробив печень, как на плечи его опускаются родные, прохладные ладони, начинающие предельно нежно сминать нагруженные мышцы под рубашкой, заставляя Ли в наслаждение наклонить голову вперёд, инстинктивно подставляя и шею под широкие ладони. Просто невозможное удовольствие после тяжёлого дня, в течении которого ты был полностью отдан работе.       — Нет уж, дорогой мой, сейчас ты идёшь в кровать и отдыхаешь. — утверждает Тарталья, утыкаясь носом в на скорую руку собранный пучок тёмных волос, вдыхая привычный, радующий сердце, свежий запах общего шампуня.       — Но…       — Приговор окончателен и обжалованию не подлежит! — отрезает Чайльд, слегка подталкивая тяжело вздыхающего парня в сторону их спальни, про себя уже соображая, что из имеющихся жаропонижающих можно дать Чжуну, потому что, судя по состоянию Ли, 38 градусов быть точно должно, если ещё и не гораздо больше. Пока Тарталья, убедившись в том, что Ли никуда пока что не собирается выходить, отходит в туалет, Чжун распахивает дверцу массивного шкафа с одеждой, обыденно осматривая полки в поиске нужных вещей, параллельно на ощупь расстёгивая пуговицы рубашки, что оказалась уже вытащена из облегающих брюк. Но рука сама собой тянется к противно пульсирующей голове, а вместе с шортами расфокусированным глазам наконец попадаются и домашние футболки Тартальи. Вытаскивая на кровать две чужих футболки и шорты с растянутыми спортивными штанами, парень резко начинает чувствовать, как головная боль на пару с холодом ударяют с новой силой, так, что Ли приходится на ощупь присесть на кровать сзади, дабы просто не упасть от внезапного потемнения в глазах, одновременно стараясь унять такую явную дрожь всего тела. Но от Чайльда, очень уж вовремя вернувшегося в комнату с каким-то пёстрым бутыльком в руках, скрыть состояние вновь не удаётся. Слишком уж хорошо они знают друг друга. Тарталья тут же подсаживается к любимому, без лишних расспросов начиная стягивать с заметно подрагивающих бледных плеч уже расстёгнутую рубашку, пытаясь по минимуму касаться своими холодными пальцами нежной, оголённой кожи. Он максимально быстро заменяет наготу родного торса на одну из своих футболок, над очарованием чего Чайльд ещё обязательно повосхищается чуть позже. Не думая, парень в одно движение стаскивает пушистый плед с совместной кровати, несчадно отправляя одежду на пол и накидывая добычу на плечи Чжуна, крайне внимательно, с немереной благодарностью наблюдающего за всеми движениями партнёра.       — Сейчас, погоди, — торопливо просит Тарталья, спешно переодевая в домашние вещи и себя, пока Чжун, кутаясь всё глубже в плед, также наощупь, слегка подрагивая, сменял неудобные брюки на разлетающиеся шорты, чувствуя от этого ещё больший озноб. И выглядит он сейчас настолько ранимо и болезненно, что единственной потребностью Тартальи в секунду становится как можно скорее пригреть, обнять, прижать, спрятать от всего, от чего только возможно и невозможно.       — А почему оно детское… и откуда у нас…? — недоверчиво поглядывая на знакомый, но заметно видоизменённый бутылёк в руках пары, уточняет Чжун, тут же понимая беззвучный жест Чайльда и аккуратно поднимая и ноги на кровать в смиренном ожидании Тартальи с жаропонижающим.       — Оно такое же, как у нас и было, только с малинкой и действует быстрее, я не смог устоять, увидев такое в ТЦ — слегка посмеиваясь с расширяющихся глаз Ли, параллельно наливая сироп в ложку, ответил Чайльд. Да, он ещё давненько купил это потому, что Ли очень уж сильно, чуть ли не до тошноты, не нравился вкус различных лекарств, но вполне себе нравилась малина. Сироп с ложки успешно отправляется в рот Чжуна, бутылёк обратно в холодильник, а Тарталья на своё законное место под солнцем. Ну, или же рядом с ним.       — Спасибо большое — искренне выдыхает Ли, уже залезший под их одеяло, и Чайльд просто не может удержаться, отказав себе в удовольствие присесть на уровень лица Чжуна, дабы лишний раз нежно провести по щеке того большим пальцем, снова заглядывая в золотистые глазки. Теперь они преданно смотрят точно в ответ.       — Через минут 30 должно спасть. — его собственная улыбка в точности отражается Ли напротив — Какой тебе чай сделать? Но, вместо ответа, Чжун только вытаскивает ладонь из-под одеяла и тихонько сжимает ей родное плечо, слегка наклоняя голову в бок и смотря просяще.       — Побудь лучше со мной… пожалуйста…— рука с плеча спадает, взгляд сменяется на ожидающий. А Чайльд буквально вспыхивает, тут же прислоняясь своим лбом к чужому. Его не нужно просить дважды. Ли ведь и правда не особо часто говорит подобное вслух, напрямую, обычно доказывая свою любовь поступками, так что эта фраза просто вновь заставляет всё внутри трепетать, тянуться ещё ближе, хотя, казалось бы, куда уже. Вторая половина кровати покорно прогибается под Тартальей, тут же заключающим повернувшегося к нему всем телом Чжуна в невероятно крепкие объятия, действительно согревая получше всяких там пледов и одеял вместе взятых. Рука Ли сама собой тянется к рыжеватым прядям, слегка оттягивает их назад, очень уж приятно разминая тем самым кожу головы, на что Чайльд отзывается чуть ли не блаженным урчанием, своими тёплыми губами моментально находя чужие, замёрзшие. Те, что полюбились однажды раз и навсегда, те, что Тарталья всё снова и снова изучает невероятными, жаркими ночами. Чжун не особо активничает, но охотно отвечает, ведомый действиями партнёра. Греется любимыми руками и нежными ладонями, водящими по пояснице, пытаясь вжаться в родную грудь настолько сильно, насколько это только возможно. Поцелуй получается длительный, скорее просто согревающий и трепетный, чем сжигающий в страсти дотла. В животах трепещут бабочки, а раскрасневшиеся губы напротив для каждого из них кажутся чересчур уж привлекательными, явно слишком для того, чтоб вообще считаться законными.       — Ты… хочешь этого…? — очень уж тихо спрашивает Ли, всё ещё затуманенными глазами смотря точно на губы Чайльда, вновь запоминая каждую их неровность.       — Конечно. — ответ приходит махом, и Тарталья ни на секунду не задумывается над ним, просто выкладывая всё то, что действительно было в голове — Но только тогда, когда ты поправишься. И этого оказывается более, чем достаточно, чтобы Чжун просто в момент вжался и лицом в его крепкое плечо, чуть ли не судорожно вдыхая до дрожи родной и любимый запах. Длинные пальцы цепляются за Чайльдовы плечи. А Тарталья, также сильнее сжимая в своих руках любимое тело, вновь просто не веря в реальность происходящего, все же опять заостряет взгляд небесных глаз на Чжуновых пальцах, где глаза всё также мозолил своей пустотой один заветный пальчик. И Чайльд точно уверен, что вот-вот исправит и это. А ещё надо будет обязательно позвонить менеджеру и сказать, что они завтра берут отгул… и послезавтра тоже, вот, так лучше.       — А ты знал, что ты самый лучший?       — Нет, но точно знаю то же самое про тебя.