Ванная

Он стоял напротив запотевшего зеркала и разглядывал себя с долей самодовольства. Гладкая тугая кожа, стройные ноги с красивыми, довольно изящными лодыжками. Широкая грудь с редким светлым волосом. Широкие, мужественные плечи. На правом – тонкий белый шрам, след детской потасовки. Крепкая шея, четко очерченный подбородок, прямой, аристократический нос. Светло-карие глаза. Но больше всего он любил свои волосы, прямые и светлые. Словно льняные, как у какого-нибудь немецкого принца. Но лучше всего они были на ощупь: в меру мягкие, в меру жесткие. Как у хорошо вычесанной собаки колли. А собак колли он любил. Более чем. Рональд бы и дальше любовался собой, если бы не вспомнил, что он все-таки собирался вымыться перед дорогой. Поэтому принц медленно выдохнул и забрался в ванну. Вода уже успела чуть остыть, не вытерпев такого ожидания, но охотно приняла его. Накрыла, убаюкала, подталкивая к размышлениям. Рональд любил ванну. В ванной можно быть кем угодно: святым, пророком, сумасшедшим, принцем, челядью. Или хотя бы самим собой. Он замер, размышляя над этими словами. Самим собой… Это сложно. Это возможно только здесь. Погрузился под воду с головой и открыл глаза. Потолок чуть дрожал. От воды поднимался пар, принимая самые разные очертания. Рональд лежал так, без движения, пока не заболели легкие. В голове ни мысли. Совсем ничего. Он снял все: улыбки, ужимки, ложь, воспитание, прошлое и настоящее. Он был готов очиститься. Жалко только, что ванная лишь подталкивала к этому. Очищаться, соскребать с себя все самое отвратительное приходилось самостоятельно. Рональд не любил, когда его мыл кто-то. Хотя все его друзья и родственники предпочитали просто лежать и наслаждаться тем, как кто-то натирает их губкой, а затем маслом, для гладкости, мягкости и приятного запаха. Рональду нравилось быть в ванной одному. Дверь заперта. Никто не войдет. И никто не знает, чем он занят здесь. Может быть, отмывается от грязи. Может быть, от крови, например, отца. Может быть, ласкает себя. Может быть, глотает яд или режет вены. Может быть, его просто рвет. В ванной он любил философствовать. Ему казалось, что он знает, где правда, а где ложь. Ему казалось, что он точно может отличить добро от зла. В ванной ему всегда казалось, что он принимает правильное решение, каким бы оно ни было. Он любил эту белую пустоту, наверное, именно поэтому. Только здесь он был абсолютно и безоговорочно прав. Только здесь он был спокоен и разумен во всем. Если бы он мог в будущем и править отсюда, из ванной, было бы совсем прекрасно! Стало совсем холодно. Рональд встал, чувствуя, как по нему стекают потоки воды, с шумом соединяясь с основной частью. Плитка была мокрой, и принц чуть не упал. Ноги разъехались с противным скрипом. Он замахал руками, стараясь удержать равновесие. Как хорошо, что никто не видел его маленького позора. Кроме зеркала. Рональд не любил зеркал – они никогда не отражали всей правды. В них он всегда был другим. И брови были не той формы, и шрам на плече слишком уж выделялся, и вообще сам себе он казался каким-то щупловатым. Таким, на какого не посмотрит ни одна леди, обладающая мало мальским чувством эстетики. И в этот раз зеркало плюнуло ему в глаза. Тогда он повернулся к ванной. Вода в ней милостиво сверкала в слабом освещении, приглашая к себе, прощая и обещая приласкать. Один вид ее успокоил молодого принца, и тот улыбнулся зеркалу. В зеркале отразился неказистый юноша с щербатыми зубами. Зеркало обиделось. Одевшись, Рональд подмигнул ванной, в которую больше никогда не вернется, и вышел. Дверь закрылась. С бортика медленно, одна за другой, падали прозрачные капли. Эта волшебная комната будто чувствовала, что это последняя их встреча. Ведь призраки не принимают ванн...