Гранитный камушек

Вадим никогда не испытывал к Алтану особо теплых чувств. Нет, то есть, он находил молодого человека весьма и весьма привлекательным (читай: стояло у него как по команде, стоило Алтану повести головой и, покачивая бедрами, уйти в спальню), но выше этого как-то не поднималось. Самому Вадиму проблемой это не казалось, а вот Алтана будто бесило. Во взгляде постоянно читалось «да почему же ты не можешь быть нормальным?», и для полной картины не хватало только дутых губ. Ну читалось и читалось, думалось Вадиму. Подумаешь, пацан влюбился. Забивать голову чужими проблемами не хотелось, но сердце все равно странно покалывало, стоило после секса не остаться даже на «полежать» и глянуть в бордовые глаза. До какого-то момента никто из них эту тему не поднимал.

***

Когда Алтан предлагает связать его, Вадим чувствует, как глаза лезут на лоб. Но желание начальника — закон, и в следующую их встречу он шарит в сумке, доставая наручники, на которых красуется засохшая кровь какого-то мудака. Черт, забыл. Он пытается оттереть ее незаметно, и почти виновато пожимает плечами, на что Алтан закатывает глаза, достает из кармана черную шелковую ленту и передает в руки Вадима. Вадим глупо смотрит на нее несколько секунд, даже не пытаясь проверить на прочность. — Ты сейчас серьезно? — усмехается, дав ленте обмякнуть в раскрытой ладони. — Я же как знал, что у тебя под рукой будут только варварские приблуды, так что позаботился о реквизите за тебя. Можешь не благодарить. — Эта ниточка порвется от первого же рывка. Или развяжется, и тогда мне придется остановиться, чтобы поправить ее, но ты же сразу вредничать начнешь, — поясняет Вадим, на что Алтан только цокает. — Я это себе на руки не надену. Мало ли каких ты животных в них заковывал, я не хочу подцепить бешенство, — говорит Алтан, будто ребенку пытается втолковать. Вадиму приходится подчиниться; он пожимает плечами и указывает Алтану на кровать. Быстрый узел оказывается прочным на пробу, хотя Дракон все еще слабо верит в его эффективность. Ноги Алтана, лежащие по бокам, больше мешают, чем помогают, но он все равно дотягивается до тумбочки, подхватывает баночку и замирает. — Ну чего там снова? — парень нетерпеливо извивается на кровати. Где-то на периферии сознания проносится мысль, что ниточка все-таки развяжется, если он не перестанет дергаться раньше времени, но Вадим игнорирует ее, поглощенный другим. Вместо ответа он возвращается на место, показывает упаковку смазки и слегка трясет ею в руке. На это Алтан приподнимает бровь, явно сбитый с толку, и Вадиму приходится пояснить. — Мне по долгу службы пришлось научиться вычислять пистолеты с недостающей пулей, а тут не меньше половины с нашего прошлого раза пропало. Так что вопроса «зачем» у меня, очевидно, не возникает, зато «с кем» — интересно, — он нагло улыбается, понимая, что лезет, куда не просили. Но внутри бурлит что-то помимо нахального любопытства, что-то вроде зависти или, скорее, ничем не оправданного чувства собственничества. Алтан отводит голову и неразборчиво бормочет что-то. Дракон подхватывает его подбородок, устанавливая зрительный контакт, и смотрит выжидающе. — Не расслышал. — Ни с кем, — говорит и отчего-то заливается краской, которая распространяется даже на шею с подрагивающим кадыком. Вадиму странно, Алтан говорил куда более откровенные вещи в порыве страсти, и все-таки что-то в этих словах, кажется, имеет для него больший вес. Вадиму странно, но он решает, что спросит об этом позже. — И как часто? — поддевает Дракон, надеясь подольше поглазеть на смущенного Алтана, но тот успевает взять себя в руки. — Чаще, чем ты соизволяешь явиться. А теперь будь добр и сделай мои мечты о настоящем члене в заднице реальными, — ворчит, хмурясь, и Вадим наклоняется для поцелуя. — Как скажешь, принцесса, — говорит, затыкая поцелуем раньше, чем парень успеет что-то сказать. Его руки скользят по обнаженному торсу, под пальцами прощупываются обтянутые кожей ребра. Наконец, он поддевает ремень, быстро расстегивает его и отбрасывает в сторону. Вадим думает, что его можно было использовать для связывания, но решает предложить такой вариант в следующий раз. С зауженными брюками приходится повозиться чуть дольше, Вадим в очередной раз проклинает ткань, плотно облепляющую тело. Он стягивает белье вместе с ними и отодвигается, позволяя себе пару секунд насладиться видом обнаженного и такого беззащитного Алтана. Пусть Вадим и говорит, что шелковая лента не выдержит и одного рывка, но, пожелай он взять его силой, связывать Алтана и не понадобилось бы — разница в силе и умениях была на его стороне. Он закрывает глаза, пытаясь выкинуть из головы навязчивые мысли из прошлой жизни, и открывает их снова. Алтан лежит перед ним податливый, будто кот, подставляющий под ласки живот, не зажимается и только призывно ведет стопой по его бедру. Алтан доверяет ему, сам хочет секса с ним, и отчего-то это самое возбуждающее зрелище, которое Вадим только может себе представить. Дракон слегка медлит, растягивая и без того подготовленного парня, и готов перетерпеть даже боль упирающегося в ширинку члена, лишь бы дольше посмотреть на Алтана, с отчаянием подающегося на пальцы. Наконец тот не выдерживает. — Ты жертв тоже мучаешь по три часа, прежде чем убить, или это я такой особенный? — язвит парень и смотрит хмурым, но успевшим поплыть от возбуждения взглядом. Вадим убирает пальцы и стягивает джинсы, выдыхая от исчезнувшего напряжения. — Они не платят мне за собственное убийство, — говорит и тут же понимает, каких масштабов херню сморозил. Алтан понимает тоже и сразу ощетинивается. — Я не плачу тебе за секс. — Точно. Конечно, — говорит Вадим без особого раскаяния. Прежде, чем это грозит разрастись в полноценный конфликт, Дракон направляет член, подается вперед и сразу толкается до основания. Алтан давится вздохом и зажимается на секунду, привыкая. Зачем еще нужен секс, если не для избегания неловких разговоров? Вадим не дает времени приспособиться и сразу начинает размашисто двигаться. У Алтана сложное выражение лица, по нему видно, что слова не прошли мимо и задели его, но, черт, он просто не может сконцентрироваться и выдавить из себя хотя бы предложение, хотя бы слово или звук, отличный от коротких стонов, вылетающих с каждым толчком Вадима. Трахаться с Алтаном — что с диким животным бороться — дай волю, и пустит в ход зубы и когти, жадно помечая. Но на себе следов оставлять все еще не позволяет, даже в местах, плотно скрытых от людских глаз под высокими воротами и длинными рукавами, заставляя Вадима оперативно соображать, как бы сжать, чтобы не до синевы. Вадиму не нравится так много думать во время секса, ему бы быстро и бесцеремонно, но с Алтаном приходится перестроиться. Поэтому вместо того, чтобы покрыть его синяками и засосами, он переводит все силы в нижнюю часть тела и только сильнее вбивается в парня. Алтан сжимает руки в кулаки и тут же разжимает их, обуреваемый мешаниной ощущений. Он точно расцарапал бы спину Дракона, оставив длинные, часто кровоточащие полосы, которые после всегда самостоятельно обрабатывал, не будь руки крепко привязаны за головой. Но из-за невозможности выразить возбуждение физически, все, что остается, так это копить его в себе и стонать так громко, что он наверняка сорвет себе голос. — Уверен, ты думал о ком-то, пока трахал себя, — внезапно говорит Вадим. — Ч-что? — едва произносит Алтан, запинаясь. — Не дрочил же ты, глупо уставившись в потолок, — он позволяет себе упасть в эмоции, в абсолютно иррациональную ревность, которая, тем не менее, придает сил и заставляет двигаться резче и грубее — так, как Алтан любит. — Я… нет, я… — пытается выдавить из себя парень, но теряет частицу рассудка за частицей каждый раз, когда Вадим входит под правильным углом и мажет по простате. Получается только слабо мотать головой в надежде, что Вадим поймет. — Знаешь, что я думаю? Одного тебе было бы мало. Двое? Хотя, погоди, трое — таким эгоистичным шлюхам, как ты, нужна публика. Ты бы молил их выебать себя, и стояло бы у тебя от одной только мысли, что тебя видят таким жалким и жадным до хера в заднице. Он не особо верит в то, что говорит, но видеть беспомощность на лице Алтана, пока тот пытается отразить нападки, ни с чем не сравнимо. Это утоляет его больные желания, которые Вадим долгие годы пытался запихнуть поглубже, и, боже, как же приятно наконец-то дать им выход. — Хватит, — полузадушенно тянет Алтан, чувствуя, как в груди собирается ком. То, о чем говорит Вадим, ранит куда-то глубоко, заставляет чувствовать себя грязным, заставляет чувствовать себя предателем… и все еще с успехом посылает в мозг импульсы удовольствия, заставляющие член крепче прижиматься к худому животу. В Драконе просыпается больной интерес: как далеко он сможет зайти, пока Алтан не сломается? Пока слова не вытравят из него все теплые чувства к Вадиму, и они станут просто начальником и подчиненным, как было раньше? Дракон опирается на локоть возле его головы, наматывает волосы в кулак и тянет до боли, заставляя откинуться назад. — Ты бы давился хером какого-нибудь ублюдка, пока тебя ебали бы сзади. Я бы не удивился, если третий снимал бы все это, пока ты стонал — ну, насколько это возможно с хером во рту. Все твое тело было бы покрыто засосами и розовыми синяками, на следующий день превратившимися в отвратительные красные и фиолетовые пятна, которые напоминали бы тебе о том, что ты сам на это согласился, — он прижимается губами к уху и даром, что не рычит. — Пожалуйста, хватит, — одними губами шепчет Алтан, чувствуя, как предательски начинает щипать в глазах. — И ты бы кончил с пальцами глубоко в заднице, без дрочки, от одной только мысли об этом. Потому что ты просто шлюха, которой хватит и этого. — Я ненавижу тебя! Ненавижу! — хрипло кричит Алтан, кончая, и чувствует, как по щекам скатываются слезы. В глазах белеет на секунду, он почти задыхается, и едва ли может вспомнить, когда оргазм накрывал его так сильно. Вадим чувствует, как парень сжимается вокруг него, приподнимается и берет того за бедра, продолжая рвано вбиваться. Алтан наверняка слишком чувствительный после оргазма, он извивается в попытке уйти от проникновения и продолжает издавать короткие звуки на каждый толчок, приходящийся на невероятно разбухшую простату. — Хватит, — повторяет Алтан, но на это раз в его голосе нет боли: только усталость и перевозбуждение. Но Дракон не останавливается. Его движения хаотичные, просьбы остановиться только подгоняют его, но он все еще чувствует, что чего-то не хватает. А потом смотрит в затраханные глаза, смотрящие с мольбой, на поблескивающие влагой дорожки слез и кончает. Он гортанно стонет и продолжает толкаться, догоняя оргазм, но постепенно останавливается. В комнате тихо, не считая сбитых вдохов и выдохов, когда они пытаются перевести дыхание. Алтан начинает двигаться первым, инстинктивно дергает руками и хмурится, осознавая, что все еще привязан. Вадим тут же отмирает и отвязывает его. Глаза у Алтана стеклянные, когда он вытирает щеки тыльной стороной ладони. В голове у Вадима еще более пусто, чем обычно, когда он передает парню полотенце, отсаживается на край кровати, отворачиваясь, и дает тому время привести себя в порядок. Он и раньше доводил партнеров до слез во время секса, но там, во-первых, обстоятельства были другие, а во-вторых и сами партнеры. А тут Алтан продолжает подозрительно тихо лежать, не двигаясь. — Слушай, я понимаю, это было слишком… — только и успевает сказать Вадим, как чувствует прикосновение холодной ступни к боку. — Молчи. Вообще ничего не говори. Вадим путается еще больше. Что это, черт возьми, значит? Он больше не хочет слышать от него и слова или простил ему все грехи? Но он терпеливо молчит и наконец слышит вдох и быстро выпаленные слова: — Мне понравилось. Дракон поворачивается, и на этот раз замешательство уже на его лице. Он обвинил парня во всех смертных грехах и готовился распрощаться с ним навсегда, а ему понравилось? — Ну, заплакать было… приятно. Пережить эмоции, — поясняет Алтан, смотря куда-то за Вадима. — Но, чтобы ты знал, я никогда ничего такого не представлял. Я всегда думал, — он громко сглатывает; видно, что слова даются ему с трудом, — о тебе. Ну, о нас. Вадим кивает и ждет продолжения, но Алтан, кажется, сказал все, что хотел. — Тогда до встречи завтра? — он кладет руку на тонкую лодыжку и легко сжимает пальцы. Парень прикусывает губу, кивает и подтягивает ногу к себе, отпуская Вадима. Когда тот уже кладет руку на ручку двери, внутри Алтана будто что-то щелкает. — Пожалуйста, останься, — говорит тихо, надрывно, с какой-то глухой безнадежностью, словно сам не верит, что его слова на что-то повлияют. Дракон знает, что этот разговор должен был наступить рано или поздно, но то, что это случится сейчас, предположить не мог. — Я знаю, что ты не любишь меня, — доносится позади. — И изменить это тоже не можешь. Я просто… Пожалуйста, останься буквально на пару часов. Я знаю, что это эгоистично, и, — он запинается снова, будто вспоминая, что сказал Вадим о его эгоизме, и продолжает. — Но… Я не могу уснуть, когда ты уходишь, и мне правда хватит двух часов. Или часа. Или получаса, я просто… Пожалуйста. Когда Вадим поворачивается, то видит Алтана сидящим у изголовья кровати и заламывающим руки. Он смотрит куда-то на край матраса, где задралась простынь, и что-то в этой картине кажется неправильным. Ему не понятно, как Алтан, такой сильный и собранный человек, перенесший в своей жизни куда более страшные события, и все еще держащий лицо каждый день, может выглядеть таким разбитым. Он молчит, думая, пока время тянется болезненно долго. Вадиму кажется, что он может слышать трест фаланг, которые с таким усердием сжимает Алтан, но продолжает стоять на месте, пытаясь найти оптимальный выход из ситуации. С одной стороны, глупо это все. Алтану, в конце концов, не тринадцать, чтобы прыгать из окна из-за разбитого сердца. С другой — он сходу может вспомнить столько раз, когда его семья вытаскивала его из такого глубокого дерьма, используя свои деньги и влияние, что не отплатить единственному оставшемуся представителю рода кажется кощунством даже с его переебанным моральным компасом. Плюс, это займет не так много времени. — Хорошо, — наконец-то говорит он и делает шаг к кровати. И еще один, и один за ним, пока не оказывается совсем близко. Вадим не знает, как сказать Алтану, что это — не любовь, а расплата за старые долги, но по боли и глухой благодарности, отражающейся в чужих глазах понимает: парень знает это не хуже него. Просто отчаяние должно быть таким сильным, что он готов хотя бы на это. Дракону так искренне жаль его, что на секунду ему хочется на самом деле испытывать что-нибудь к Алтану, только бы безропотное смирение исчезло со светлого лица. Он забирается под одеяло и накидывает его на Алтана. Они лежат на расстоянии вытянутой руки, и смотрят друг другу в глаза, пока Вадим шарит рукой по стене в поисках выключателя. Комната погружается в темноту, но он все еще может различить чужие очертания в свете фонаря, доносящимся с улицы. — Мне тебя обнять? — неловко спрашивает Вадим, пытаясь заполнить тишину; его голос звучит будто искаженно. — Пожалуйста, — так же тихо отвечает Алтан, выдыхая. Кажется, он и сам не заметил, как задержал дыхание. Вадим придвигается ближе, позволяя парню уткнуться куда-то под ключицу. Кожу щекочет теплое дыхание, но он держит язык за зубами и не язвит, а только кладет ладонь на оголенную спину и начинает рисовать кончиками пальцев какие-то узоры. Внимание само собой концентрируется на разных мелочах, будто в попытке отвлечь Вадима от ситуации, в которую он себя завел. Растение на подоконнике с единственным пожелтевшим листком, доносящийся откуда-то издалека звук полицейской сирены, пахнущие травами волосы прямо перед лицом. Проходит добрых полчаса, прежде чем дыхание замедляется. Когда он замечает это, то останавливает движения и долго смотрит на вздымающиеся под одеялом плечи. Алтан сильнее сжимает руки на спине, не просыпаясь. В голову приходит абсурдная идея, которая может все изменить, Вадиму нужно ее проверить, поэтому он целует Алтана в макушку, крепко прижимаясь губами к черным волосам. Но в душе не вспыхивают фейерверки, сердце не замирает на секунду, и ему немного досадно, что предположение оказывается неверным. Какой же Алтан все-таки влюбленный дурак, думается Дракону. И какой глупый он сам, раз влез в это, давая ребенку надежду на что-то большее. Из чистого уважения к начальнику он ждет еще минут пять, не больше, и поднимается. Его тут же обдает волной прохладного воздуха, доносящегося из приоткрытого окна, и по коже бегут мурашки. Вадиму даже не приходится одеваться; под одеяло он залез прямо так, в уличной одежде. Он подходит к окну и закрывает его — нехорошо все-таки будет, если Алтан застудится, — и смотрит на тело, плотно закутанное в теплое одеяло. Красивое, домашнее, и по-своему родное. Каждый шаг к выходу будто отдается в ушах грохотом. «Так будет лучше,» — думает он, прикрывая за собой дверь в комнату. На секунду ему кажется, что оттуда доносится тихое "Вадим".