SILVER WARS

I под звон литавр серебряных, под гулкий вой трубы шёл полк, вздымая пыль с дорог и с губ обветренных, весь город был в пыли. часы пробили семь ударов, и вот уж полны тротуары, в сплошной поток сливались пары: к оркестру люди шли. ведомо барабанным боем, шагает ровно строй за строем мальчишек войско фронтовое с крестами на груди. они в мундирах цвета ночи, и грозно смотрят чёрны очи: их ясный взгляд сосредоточен на том, что впереди. и только матери украдкой роняли слёзы над брусчаткой. в тринадцатом ряду — седьмой, в фуражке с бритой головой, высокий, ростом в три аршина. и мать, в юнце узнавши сына, навзрыд вскричала: "это мой!" к нему рвалась, но не пускали жандармы, рот кривя в оскале. " ни с места, мэм. они обречены." солёный пламень ей глаза иссушит: "сын не придёт с Серебряной войны. забудьте. успокойтесь. вам же —лучше." и там же, на углу квартала я встретил женщину одну, чей облик скорбный и усталый и по сей день как на яву мне виден. всё тогда смешалось: жара и вопли, звук стрельбы, фанфары, ропот, стук копыт — её все это не касалось. пытливый взгляд искал в толпе того, кто даст на всё ответ, того, чей голос грустно-нежный других дороже голосов, кто защитит от дум мятежных и тяжких беспокойных снов. удача — лучшая награда тому, кто встанет вновь, смеясь, залечит раны, смоет грязь. закрыв глаза, не страшно падать. он шёл самый первый, задумчив и строен, а где-то внутри — безысходная боль. в полку говорят: его сердце — стальное. он гордо шагал, потрясав головой. волос чёрный уголь — крыло вороное, а кожа бела́, как китайский фарфор. игрушка-солдатик, что денег не сто́ит, печальный Щелкунчик, хромой дирижёр. *** сквозь облако пороховое мальчишек храбрая орда глотая сизый дым, уходит, чтоб не вернуться никогда. прощай же, детство городское, черёмух свежий аромат, солёный бриз и дно морское, с зелёной крышею дома. ты, мама, слёз не лей напрасных, под марш похоронный нам смерть не страшна. пусть ждут нас там, в окопах грязных безумство, агония, вечная тьма. нам сердце и душу прекрасно сгубили, от детской невинности — дым сигарет. скажи-ка мне, мама, неужто мы были? когда-то мы были, а больше нас нет? *** II уж двадцать лет прошло с тех пор, когда мальчишек звонкий хор затих в дали туманной. разлилось майское тепло, и ветром слёзы унесло, и морем смыло раны — пусть их уносит по волнам! истлела страшная война, но те, на поле бранном, хлебнули горечи сполна, и только рыжая луна над морем клевера и льна хранит их сон желанный. *** III хлестали ливнем стяги неба, в белесом молоке тумана стеной застыли горы Э́до. оттуда горьким тленом тянет, там сырость разъедает кости, там Смерть по склонам ночью рыщет, заблудших забирает в гости в свое убогое жилище. оттуда в край цветущих до́лов и белокаменных дорог нагнало ветром смрад и холод и исполинский гром сапог. увидели дозорные, как реют флаги чёрные, как реют флаги чёрные у городской стены. услышали дозорные, как женщин слёзы скорбные, их женщин слёзы скорбные дождём звенят вдали. то — войск несчётные отряды, их лица — жжёные угли, и ни пехота, ни снаряды остановить их не могли. они брели к последней цели, как смертники на эшафот, и пули сотнями свистели, но мёртвых пуля не берёт. в грязи и саже инструменты, мундиры выцвели, истлели, в походных сумках из брезента зияли дыры от шрапнели. всё громче, громче дробь трещала, хрипели трубы вразнобой, оркестр выл под лязг металла, осколками распался строй. от пекла сплавились медали и кровь засохла у висков. и только видно, как сверкали стальные лезвия штыков. они не ведали пощады, их властный голос вёл вперёд. он то взлетал над канонадой, то затухал, чтоб в свой черёд сказала музыка, что́ надо. вдруг ружья разом перестали, чтоб каждый в городе слыхал, как предводитель войск Печали пред ним открыть врата призвал. он говорил: "забудьте счастье, забудьте боль, печаль и страх, тревоги сгинут в одночасье, о них не ведают впотьмах. на смену жизни слишком скоро придет забвения черёд. смиритесь с горьким приговором: все, что вам дорого - сгниёт". он говорил: "забудьте душу, надежда мёртвым — ни к чему. пусть песнь волнения заглушит, пусть истребляет тишину. играй! плевать, что в край измотан, отбрось свои сомненья прочь, пусть пальцы выгрызают ноты до посиненья, день и ночь, играй и в пекло, и под градом, во время вьюги будь в строю, забудь пустую жизнь свою! стань частью Чёрного Парада. я вижу — силы на исходе... бойцы, оставьте город ваш. и в путь последний вас проводит священный похоронный Марш".