Я в моменте

      Игорь засыпает с трудом. Ночь сегодня какая-то особенно странная, беспокойная. Наверное, это называют плохим предчувствием.       В душе то и дело поднимается непонятная волна тревоги, оседая тяжёлым камнем под рёбрами. То самое чувство, когда знаешь, что вот-вот должно что-то произойти.       Игорь рассматривает Серёжу в тусклом свете бледной луны. Он пытается запомнить его до малейших деталей: бледно-розовые губы, искусанные до ранок, длинные ресницы, подрагивающие во сне, скульптурно выточенные скулы, острый нос и волосы цвета ранней осенней листвы.       Игорь знает, на носу у Серёжи есть едва заметные веснушки — жаль, что их не видно в этой кромешной темноте. Как, наверное, было бы здорово оставлять свои поцелуи там, где однажды его целовало солнце…       Думал ли Гром тогда, поднимаясь в башню к очередному, по его мнению, зажравшемуся мажору, что жизнь его настолько перевернётся с ног на голову? Думал ли, что этот рыжий чудик, с явными признаками тревожности, так сильно привяжет к себе?       Впрочем, если бы Игорь мог выбирать, он ни за что не отказался бы от знакомства с Серёжей. Даже если бы знал наверняка, что в итоге они окажутся здесь. Гром даже рад, что сможет подарить ему полноценную жизнь без Птицы, терзающего его всю жизнь.       Сон Игоря накрывает тягучий и вязкий, как смола. Затягивает глубоко в бесконечную пустоту, такую же тёмную, как глаза Дениса. Только вот эти глаза наяву тёплые, а сейчас его тянут словно в ледяную воду. И Гром падает. Он готов. Хоть до самого дна, и остаться там навечно.       Денис встаёт ровно перед рассветом. Говорят, это самое тёмное время, когда гаснет луна и ещё не проснулось солнце.       Он бросает короткий взгляд на Игоря и вымученно улыбается. Титов, правда, благодарен судьбе за то, что на своём недолгом пути к неизбежному он повстречал именно этого человека. Гром вовсе не идеален, и даже хорошим его, впрочем, тоже не назовёшь, но он, в отличие от остальных, настоящий, пусть порой и не слишком способный разобраться даже в собственных чувствах.       Денис бы покривил душой, если бы сказал, что ему не жаль, что всё сложилось именно так. И мысль остаться здесь с Игорем на долгие годы только вдвоём до дрожи в коленях желанная.       Возможно, со временем, если черты чужого, нездорово бледного лица, стёрлись бы из памяти Грома, если рыжие волосы не казались бы чем-то особенным, Игорь даже смог бы полюбить Титова. Это была бы красивая сказка со счастливым концом, но, по правде сказать, только для Дениса.       Игорь смотрит на Серёжу так, как смотрят на тех, кого не забывают даже спустя десятки лет. И да, Титов нуждается в Игоре, но далеко не так остро, как в нём нуждается Разумовский. Денис сможет прожить без Грома, но, что важнее, он сможет без него умереть. Разумовский же без него потеряет себя окончательно.       Впервые в жизни Титов хочет поступить по совести, сделать что-то не только для себя.       Нет, он не пытается замолить грехи, и, если честно, Сергей Разумовский не нравится ему от слова совсем. Денис не видит то, что разглядел в нём Игорь, — для Титова он всего лишь психопат, испортивший людям жизни. В том числе и самому Грому. Денис не желает сделать счастливым Разумовского, но слишком сильно хочет счастья для Игоря. Жаль вот только, что счастье он нашёл именно в этом человеке.       Титов накидывает на плечи ветровку и хватает с полки пачку сигарет — там всего одна, но ему хватит. Это неправильно — уходить вот так, по-английски, но по-другому никак. На столе для Игоря лежит короткая записка. Денис надеется, что тот его поймёт.       Путь до пещеры кажется на удивление коротким, особенно когда приходится идти в густой темноте. Денису даже не холодно, он жадно вдыхает очередную дозу никотина, и эта, последняя, сигарета кажется ему особенной. Наконец-то в голове блаженная тишина. Он так долго хотел просто отдохнуть от своих мыслей.       И Титов действительно ни о чём не думает, пока спускается в неизвестность, — он даже до сих пор не верит толком во всю эту магию, но очень надеется, что такой путь проделал не зря. В конце концов, если уж в этом мире нет места справедливости, значит должно остаться что-то на чудеса.       Пещера холодная и сырая — никакого тебе божественного сияния и ангелов под потолком. Денис бродит по пустому подземелью добрых пятнадцать минут, пока его не накрывает осознанием, какой же это ебаный бред. — Серьёзно? — шипит он себе под нос. — Чудеса искать пришёл, долбоёб, блять!       Это ведь жизнь. Блядская жизнь, где нет места мечтам. Титов в этом уж точно должен был убедиться. Неужели он реально поверил полоумному менту, бабке с маразмом и психопату? Не самые надёжные рассказчики, не так ли? — Ну что, и где тут чудеса раздают? — кричит Денис с сарказмом. — Кто тут, блять, счастье отвешивает? Хранители, блять, спасители душ невинных!       Титов разворачивается на пятках, угрюмо глядя перед собой. — Сосите хуй, хранители!       Денис планирует свалить отсюда поскорее. Нахуй это дерьмо. Вернётся в город и улетит куда-нибудь на Бали, подыхать под южным солнышком. Но шагу он сделать не успевает. Чувство, словно по голове бьют чем-то тяжёлым, и Титов падает куда-то в бесконечную пустоту.       То, что происходит, описать сложно. Он слышит голоса и видит людей. Он видит себя. Правда, на себя совсем не похожего. В пижонском бежевом пальто, в жёлтой куртке, а после с идиотскими усами.       Иногда Игорь зовёт его Ваней. Волосы у него забавные, кудрявые. Он смеётся так открыто, смотрит с нескрываемым обожанием, и имя у него другое. Тиша. Точно. Ваня зовёт его Тиша. А тот щурится так мило и жмётся ближе: «Ванько. Золотце».       Время перестаёт существовать, а потом Титов валится на пол, но вокруг только пустота, и он в этой пустоте словно в вакууме. — Мы наблюдали за тобой. Было интересно. Ты должен был прийти раньше.       Денис смотрит по сторонам, пытаясь понять, откуда исходит звук, но в пещере всё так же никого нет. — Кто вы? И где я? — Хранители, спасители душ, как ты выразился, — отвечает голос. — Где? Сложный вопрос. Полагаю, что скорее нигде. Или где-то между. Как будет угодно.       У Титова каша в голове. Неужели он сошёл с ума? А может быть, просто умер? — Ты ведь хотел чуда, Денис. Мы готовы тебя выслушать. — А почему не показываешься? — вместо ответа спрашивает Титов.       Ему хотелось бы видеть, с кем он говорит. — Вы линейные существа. А мы живём вне времени.       Это, конечно же, толком ничего не проясняет, но странностей тут хватает и без этого. У Дениса и так много вопросов, задать которые он не успевает. — Полагаю, ты пришёл просить об исцелении? Ты умираешь.       Титов усмехается. Как проницательно. — Вы такие крутые, а мысли читать не умеете. — Я не прав?       Денису даже кажется, что в голосе этого нечто он слышит удивление. Может ли вообще это удивляться? — Ну, я определённо умираю, это факт. Но о спасении своей души просить не стану. У меня будет другое желание. — Интересно, — в голосе слышится нескрываемое любопытство. — Мы готовы тебя выслушать.       Титову чертовски хочется покурить. И ему интересно: если он попросит сигаретку, насколько охренеют эти волшебные пиздюки? — Всё довольно просто. К вам приходил Сергей Разумовский. Он просил разделить его со второй сущностью. Она заняла другое тело, а Разумовский теперь привязан к этой деревне. Я хочу, чтобы вы уничтожили сущность раз и навсегда и чтобы дали Сергею спокойно уйти из этого места. — То есть ты просишь не для себя, а для другого? — спрашивает голос. — Смотря с какой стороны судить. Это скорее эгоистичные порывы. Я хочу, чтобы Игорь Гром был счастлив. Вот и всё. — Но в чём твоя выгода?       Денису и самому хотелось бы это знать. Потому в ответ он только пожимает плечами. Наверное, просто есть что-то в этом — сделать счастливым не себя, но кого-то по-настоящему важного. Знать, что где-то там Игорь просыпается по утрам, пьёт кофе из автомата, борется с преступностью и улыбается тёплым солнечным дням. — И что ты готов отдать взамен?       Для Титова вопрос цены значения не имеет. Этим чудикам вряд ли нужны его деньги, но он согласен дать больше — гораздо больше. — Всё. Вы можете забрать всё. — Даже твою жизнь?       Денису смешно. — Рак, наверное, будет на вас обижен. Но это даже здорово. От моей жизни осталось всего ничего, но если она вам нужна, забирайте. Так, по всей видимости, даже будет лучше.       Сказать по правде, с самого начала Титов и так не планировал выйти отсюда живым. У него никогда не было экстрасенсорных способностей, но в этот раз он знал наверняка. — Это интересно, — задумчиво тянет голос. — Что ж, будь по-твоему, Денис Титов.       С того самого дня, как только Денис узнал о том, что в его башке выросла опухоль, он постоянно думал: как это — умирать? Будет ли ему больно? Что он будет ощущать? И как это — там, в пустоте?       Титов нарисовал себе множество сценариев, и до последнего ему было страшно. Страшно до слёз, до боли и ужаса. До спирающего дыхания по ночам.       Но сейчас, в эту самую секунду, непонятно даже почему, он спокоен, как никогда.       Денис не был хорошим человеком, он не создал семью, не посадил дерево — и прочая хрень. Но он успел сделать что-то важное, то, что останется после него, и что самое главное — он успел полюбить.       О чём думают люди в последние минуты перед смертью? Наверное, всем хотелось бы это знать. Денис думает о том, как здорово было проводить это время на Земле, смотреть на закаты, забегать в холодное море, любоваться звёздами вдали от города, выкуривать первую сигарету утром, видеть мамину улыбку… И узнать Игоря Грома.       Титов снова падает в пустоту, и она мягко принимает его в свои объятия.       Больше ему не страшно.       Игорь просыпается на рассвете от странного внутреннего беспокойства. Он смотрит на пустующую кровать Серёжи, и в груди поднимается уже настоящая тревога. Дома тихо, Дениса в его постели тоже нет. Какого чёрта происходит?       Одним отлаженным движением Гром поднимается с кровати. Стараясь не наводить панику раньше времени, он идёт на кухню, где уже горит свет. Серёжа, к слову, обнаруживается там — в пайте Игоря, его штанах и разутый. Гром хочет сказать что-то про холодный пол и отправить Разумовского в кровать, но когда Серёжа поднимает на него взгляд, все слова пропадают. Что-то произошло. Что-то совершенно точно нехорошее. — П… п… прости… — неловко переминаясь босыми ногами по полу, говорит Серёжа. — Это, наверное, тебе.       Он протягивает Игорю небольшой, немного мятый лист бумаги, где неровным почерком Дениса написано несколько строк. «Всю свою жизнь я поступал неправильно. Пришло время это исправлять. Я мечтаю остаться с тобой, пусть даже и в этой заднице мира, но хрень в том, что ты не вытравишь из своей башки рыжего, поэтому не ври себе. Будь счастлив. И спасибо за этот душевный речендж. Было здорово!».       Твою мать!       Игорь срывается с места быстрее, чем успевает в полной мере всё осознать. Он просто знает, что нужно бежать. Бежать так быстро, как только возможно. Гром даже не сразу замечает, что Серёжа устремляется за ним. — Иди домой, — довольно грубо бросает Игорь, даже не оборачиваясь.       Он с Серёжей так не разговаривает. Он Серёжу бережёт. Но сейчас, именно в эту минуту, его отчего-то берёт злость.       Если бы не Разумовский с этими своими блядскими глазами, Денис не натворил бы глупостей. — Нет, — упрямо отвечает тот. — Я тебя одного не отпущу.       И в голосе Серёжи вдруг столько уверенности и стали! Это совсем на него не похоже, но, чёрт возьми, всё равно красит его — не меньше, чем природная скромность и доброта.       Больше они ничего не говорят и до пещер идут молча, пока в небе загорается восход. Первые лучи солнца пробиваются из-за горизонта, и на небе сегодня ни облачка.       Игорь готов ко всему, но участковый, замерший у пещеры, немного выбивает его из колеи. — Что Вы тут делаете? — спрашивает Гром.       Последнее, чего хочет Игорь, — это выяснять сейчас с ним отношения. Впрочем, мужчина не выглядит настроенным на разборки — скорее, даже наоборот. — Я сегодня ночью проснулся, потому что услышал, как Илюша кричит. Ещё вчера всё хорошо было, а ночью свалился пластом, и поднять его не могу… Сбегал за доктором, а тот только плечами разводит. Но мне на самом деле и не нужно ничего говорить — я его таким уже видел. Знаю всё. Он умирает. Ему немного осталось.       Гром тоже прекрасно понимает, что произошло. Ему не нужно объяснять. Он одного хочет — найти Титова и самому спуститься в эту пещеру, чтоб исправить всё, что тот натворил. У них ведь был такой замечательный план! — Мне жаль, но рано или поздно это должно было произойти. Дайте пройти. Я должен найти Дениса.       Мужчина невесело усмехается и машет головой. — Нет там уже твоего Дениса. Нечего искать. И в пещеру эту больше никто не войдёт. Я больше не дам ей вредить людям. Правильно говорят: бойтесь своих желаний.       Игорь ничего не понимает, он готов силой расчистить себе путь, но Серёжа вдруг крепко его хватает и оттаскивает прочь, прежде чем раздаётся взрыв. Всё рушится. Камни заваливают вход. Пещера проседает у Грома на глазах. И где-то там Денис. Совсем один. — Ты что натворил, урод?! — кричит Игорь. — Ты человека убил! Я тебя посажу. Слышишь, посажу!       Участковый смеётся в ответ. — Нет там никого, мозги включи! Денис твой свободу этого на свою жизнь выменял! Забирай свою шайку, и проваливайте отсюда. Проваливайте сегодня же, потому что к вечеру тут будет вся полиция округа, а уже к утру твоего психопата вернут туда, где ему самое место! Не делай жертву напрасной.       Гром рвётся дикой псиной в Серёжиных руках, готовый перегрызть менту глотку, если волю дадут, но Разумовский держит крепко — как никогда в своей жизни. Наверное, именно так он должен был держать Олега, когда тот уходил в свою армию, но это сейчас неважно: главное — не дать Игорю натворить глупостей.       Гром почти что воет, сжимает кулаки и вырывается до последнего, пока силы его не покидают. Он не плачет, нет — даже не планирует, но этого и не нужно, потому что тут что-то глубже, что-то, что ранит куда дальше сердца.       Денис сделал это для него. Вот только задумывался ли он хоть на секунду, как Игорю теперь с этим жить?       Впрочем, думал ли сам Гром о Серёже, когда хотел вернуть его в этот мир совершенно одного? Все они тут — чёртово сборище эгоистов, прикрывающихся благими намерениями.       Игорю жаль только, что, погрязнув в собственных переживаниях и чувствах, он не заметил самого главного. Денис принял свою смерть, Денис ждал её, а Игорь не сделал ровным счётом ничего, чтобы тому вдруг снова захотелось жить…       Обратно они снова идут в тишине, пока Серёжа не подаёт голос, замирая, как античная статуя, посреди осеннего леса. — Прости меня, — тихо, как листья, шелестящие на ветру, бросает он. — Я не хотел, чтобы так произошло. Всё снова из-за меня. Я всегда всё порчу.       Гром смотрит на него и, как будто бутылкой по голове снова, будто в первый раз, все чувства переживает. Волосы в тон листьев на деревьях, скулы эти острые, кожа прозрачно-бледная, как первый, ещё не осыпавшийся на асфальт снег. Игорь не смог разглядеть боль Дениса, но Серёжину он знает до мелочей. И если в его мире осталось хоть что-то, ради чего он ещё может жить, то вот оно… То, что было важнее всего, с самого начала, с самой первой встречи и до конца. — Нет, — коротко отвечает Игорь и в пару широких шагов преодолевает разделяющее их с Серёжей расстояние. — Денис всё правильно сказал. Правду. Как бы я ни старался, куда бы ни бежал, без тебя всё равно не получается.       Разумовский поднимает на Грома взгляд своих небесно-голубых глаз, хлопает ресницами, как девица красная, а по лицу его уже вовсю гуляет яркий румянец. — Я ещё тогда хотел сказать, но произошло… — Игорь осекается. — В общем, произошло то, что произошло. Может быть, если бы я не струсил, всё сложилось бы иначе. Но мне казалось, что я не совсем из твоей лиги.       Серёжа несколько раз открывает и закрывает рот, как рыба, выброшенная на берег, будто не знает, что сказать. — Игорь… — наконец отзывается он. — Я мечтать о тебе не смел.       Грому кажется, что с плеч валится огромный груз. Да, ему всё ещё больно осознавать, что это счастье он получил несоизмеримой ценой, но отказываться от такого подарка не станет, если уж Денис так решил.       Игорь легко и непринуждённо улыбается, вглядываясь в прекрасное лицо напротив, и наконец-то позволяет себе осмелеть настолько, чтобы прикоснуться к чужим искусанным губам.       На фоне не взрываются фейерверки и ангелы с арфами песен не поют. Но этот момент Гром, безусловно, запомнит на всю свою жизнь. Губы у Серёжи холодные и обветренные, но такие невозможно сладкие на вкус. Его острые скулы, оказывается, так идеально ложатся Игорю в ладони!..       Серёжа отвечает на поцелуй робко и нежно, но чувственно — так, как умеет, наверное, только он один. Игорь хотел бы целовать его вечно, ведь, кажется, он наконец обрёл то, что искал всю жизнь. Вот так вот, как в кино и в сопливых романах, вторая половина сердца встала на место, и боль стала светлой тоской.       У Серёжи в глазах стоят слёзы. Игорь целует его в кончик острого носа, заставляя улыбнуться. Серёжа больше никогда не будет плакать. Он сделает для этого всё. — Давай уедем отсюда поскорее, — говорит Гром, перехватывая чужие тонкие пальцы своей рукой.       Разумовский довольно кивает.       …Поезд уносит их всё дальше от проклятой деревни, оставляя позади всё произошедшее. Оставляя позади Дениса. Он так боялся быть забытым, а потому Игорь обещает себе, что этого не произойдёт никогда.       Он здесь благодаря ему. Они здесь.       Юля помогает им с Серёжей достать липовые паспорта и даже лично провожает до аэропорта. Позже она опубликует весь отснятый материал, а Дима поднимет дело Разумовского. Может быть, со временем им удастся доказать, что Сергей ни в чём не виноват и что второй личности больше нет, а сейчас самолёт уносит их далеко от России. От родного города, который Гром так любит. Но теперь всё это неважно. Потому что пальцы Серёжи всё ещё такие же холодные и так идеально лежат у Игоря в руке. Денису душно. Ощущение, будто он застрял в том самом вакууме, в тягучей смоле. Он слышит писк и неприятный, набивший оскомину ещё с самого детства, больничный запах. Титов пытается открыть глаза, но получается это, кажется, только с пятой попытки.       Тело ощущается ватным, картинка плывёт, медленно формируясь во что-то более-менее адекватное. Где он? Он ведь был в пещере. А потом — хранители и темнота.       Светлый потолок, белые стены, жалюзи плотно закрыты. Он в больнице. Чертовски хочется пить.       Титов пытается отыскать воду, но взглядом натыкается на взволнованный, но счастливый взгляд таких знакомых глаз. — Игорь? — хрипит Денис, ещё в полной мере не осознавая, что произошло.       Его личная двухметровая сиделка весело усмехается, хотя по покрасневшим глазам Титов сразу понимает, что Гром плакал, и это диссонирует с реальностью ещё больше. — Я тут, значит, уже пятый день у его койки дежурю: ни поспать, ни посрать отойти, а он глаза свои бесстыжие открывает и какого-то Игоря зовёт!       Только сейчас Денис замечает светлые кудряшки и совершенно не Громовский озорной прищур. — Макс! — произносит он, в полной мере даже не понимая, почему это имя всплывает в голове. — Ну вот, — улыбается тот. — Молодец, Дениска-редиска. А то я-то уж решил, что они тебе там в башке что-то повредили. — Что произошло? — хрипло тянет Титов, с благодарностью выпивая из рук Максима стакан воды. — А ты ничего не помнишь? — спрашивает тот, снова подозрительно прищурившись.       Денис машет головой. — Ну как же! Экспериментальное лечение. Они тебе операцию сделали. Но ты в кому впал. Доктор говорил, что, наверное, уже не очнёшься, отключить тебя хотел. Но я же — сука упёртая. Как и ты. Знал, что ты меня не бросишь. Ты же обещал, Дэнчик.       На Титова водопадом обрушиваются воспоминания, да так, что в голову похлеще героина даёт. Он сжимает чужую ладонь так, что Максу больно, наверное, но он руку не отнимает, улыбается только, а глаза блестят от слёз. Денис чувствует, что и сам поплыл, но остановить этот поток соплей он уже не может. — Макс, сука, это пиздец какой-то… Кольцов, блять, как же я рад тебя видеть!       И Денис рассказывает всё, что с ним произошло. До каждой детали выкладывает и смотрит, как Максим заливается смехом. — Вот это, братишка, тебя вштырило, конечно, не по-детски.       Денис хмурится обиженно, но чисто для вида. — Ой, да пошёл ты.       Кольцов и идёт, наклоняется ниже и целует. Так жарко, до дрожи в коленках и сердца, колотящегося в груди.       Он так чертовски рад, что всё уже позади. — Может, я это, — фыркает Титов, — по посмертию гулял всё это время.       Макс смотрит на него как на полного идиота. — Так уж и быть, прощу тебе, что развлекался там с другим. — Чисто теоретически… — начинает Денис, но Макс снова затыкает его поцелуем.       И всего на секунду Титову кажется, что он снова слышит уже знакомые голоса. «Когда просишь не для себя, всегда получаешь гораздо больше!»       А может быть, это просто ветер за окном.