Возвращаясь

Это почти то самое «я встретил вас спустя шесть лет и думал — не узнаю». Но…прошло уже все десять, если память не изменяет. И узнал все равно, конечно. Как тут не узнать. Вот так вот — совершенно случайно столкнувшись на улице. Он подрос, изменился и волосы отпустил, но все так же налетает на монстров, ну не смешно ли? Видимо, зрение так и не поправил. (Этот смешной, несуразный вне симулятора первогодка налетел, близоруко щурясь, и водопадом посыпались на пол все его книжки, тетради и конспекты. Он тут же бросился их подбирать. Вокруг ребята топчутся, кто-то из моих посмеивается. Идеальный момент. Один взгляд сверху-вниз. Улыбка. Протянутая рука, ладонью вверх. "Ты же Боггс, верно? Отлично выступил на экзамене, приятель. Идем-ка, на два слова"). Знакомая фигура в фиолетовом - задел локтем и плечом на полном ходу, но в этот раз не выронил свои папки из рук и даже не удосужился бросить взгляд, не то что буркнуть извинения. Просто пронесся стремительным шагом мимо, не сбавляя скорости и не глядя по сторонам. Пиджак из крокодиловой кожи. Рубашка, галстук, начищенные кожаные же туфли, как вид фетиша. Достал ключи от машины, нажал кнопку на брелоке. Коротко пискнула сигнализация. Ну, конечно. У тебя и машинка в тон, насыщенно-фиолетовая, блестящая, как игрушка. Кто бы сомневался. Он бросил свои бумажки на сидение и явно вознамерился уехать. Какие мы деятельные пчелки, вы только поглядите на него! — Рэнди? Рэнди Боггс? Обернулся. Посмотрел. — Мы знакомы? Врет и не краснеет. По глазам видно — вспомнил сразу, секунды не прошло. Еще б не вспомнил. Но, ладно, хочешь так — я сыграю в эту игру. Мне не сложно. — Ага, учились вместе. — громко, широко улыбаясь. С языка так и просится продолжение фразы «я еще ебал тебя на первом курсе, припоминаешь?» все так же на пол-улицы и радостно. Но, ладно, удержимся. В конце-концов, у Рэнди и правда, вроде как, есть повод злиться. Пусть и нелепо это — злиться столько лет спустя, но такой как Рэнди — вполне может. В его духе. — РОР, Страшильные игры. Дружелюбно оскалабивись, распахиваю руки в радушном жесте. Эй, сколько лет, сколько зим. В глазах Рэнди явно читается «много лет, много зим и еще столько же бы не видел», но потом он вдруг щурится как-то сыто и сладко, окидывает взглядом с головы до ног, улыбается, обнажая частокол треугольных зубов. Ухмылка у него тоже изменилась разительно. Ну надо же. А я думал — он сейчас выдавит из себя какое-то вяленькое подобие приветствия, состроит самый свой деловой вид и ускачет, сославшись на срочные и неотложные. «Да-да, припоминаю, но сейчас — извини, мне нужно бежать». Вроде того. — Джоооонни. Ну надо же! Сколько воды утекло. А ты изменился. Постарел. И крутит, крутит в пальцах свои ключи. В памяти вспыхивает на секунду бледное лицо, покрасневшие, опухшие, ярко-зеленые лаза. «Пожалуйста, пожалуйста, постой! Не прогоняй меня из РОР! Дай мне еще один шанс. Всего один шанс, Джонни. Ну, хочешь, я на колени встану? Я что хочешь сделаю!». И цепляется, цепляется — за рукав, за полы одежды. Бежит впереди, неуклюже пятясь спиной и спотыкаясь. «Прошу тебя, послушай… Я не виноват, это все Салливан, дай мне объяснить! Я умоляю, Джонни». Пришлось влепить ему оплеуху, чтобы отстал. В последний момент удержавшись, чтобы не врезать кулаком. Он упал даже от оплеухи. Но все равно продолжал тянуть лапки, даже не утер выступившую на нижней губе кровь. «Джонни!..» В лицо ему смотрят все те же зеленые глаза. — А ты — совсем не изменился. Рэнди приподнимает бровь. Коротко, зло смеется. — Считаешь? — Ага. Все такой же говнюк. Но это хорошо. — добродушно, как только старые товарищи могут. Нужно сразу задать правильный тон этой беседе. К тому же, я правда так считаю. — Пойдем, выпьем? Или ты все так же косеешь с одного стакана? — Я не могу. Сейчас нужно работать. В городе кризис с энергией, ты же знаешь… — О, и ты, трудяжка, берешь работу на дом? Я думал, ты все-таки станешь страшилой, как хотел. Какая у вас может быть работа после смены? Или я ошибаюсь? — Стал. Но это не отменяет того, что… — Эй, у тебя же должен быть помощник! Я в курсе вашей кухни, знаешь ли. — выдержать короткую паузу, а потом — в наступление, самым раскованным, убеждающим, приятельским тоном. Точно тем же, что уламывал когда-то на все. — Брось, Рэнди! Не каждый день так встречаешь однокашников. Кончай ломаться, поехали. Моя тачка тут рядом. Широким, приглашающим жестом указать на стоянку. Согласится-не согласится? Ну, давай, не будь рохлей. Секунды утекают в никуда, только звуки вечернего города на фоне, чужие разговоры, гудки машин. Спешащие мимо работники корпорации, кто-то с интересом поглядывает на Рэнди — о, все-таки тебя тут знают. Большая шишка, да? Никогда не сомневался. — Ладно. — наконец, решается он. — Только недолго. Пара часов — не больше. ("Идем-ка, на два слова") Ага, времена меняются, но что-то неизменно. Кто бы мог подумать — ты все еще наивный первокурсник в некоторых вопросах. — Как скажешь, ящеричка. Я видел, как его на мгновение перекосило от этого старого, полузабытого прозвища. Я любил его так называть. А Рэнди никогда не нравилось. Но он тут же берет себя в руки, ухмыляется коротко. — Никаких «как скажешь, ящеричка». Я помню, что обычно за этим следует. — Ты подумай только, как быстро к тебе возвращается память! — мне хочется смеяться, но я позволяю себе только улыбку — затаенную и обманчиво-мягкую — За каких-то пару минут мы преодолели целую пропасть между «мы знакомы?» и «я помню, что за этим следует». Рэнди молчит на это. Только едва заметно поджимает губы. — Просто прелесть, как оно в жизни бывает, а?