Мой прекрасный сон

Реальный мир для Осаму Дазая был серым, унылым, однообразным. Проснулся, оделся, в школу, вернулся, уроки, спать — примерно такой распорядок дня имел место в жизни шатена. Мимолетные всплески радости происходили… Почти никогда не происходили. Единственное, что заставляло сердце подростка трепетать — его сны. Как иронично бы ни звучало, Дазаю снился всегда один и тот же сон. Но, все же, его нельзя было назвать однообразным. Главным действующим лицом в том сне всегда был рыжий парень. На вид, они одного возраста. Неизвестный гость в чужом сне представился Накахарой Чуей. Что больше всего нравилось Осаму в этом парне — он умел летать. У рыжего подростка не было крыльев, он являлся таким же человеком, как и шатен, но, раскрыв руки и зажмурив глаза он мог отправиться высоко вверх к фантомному солнцу и нереальной высоты небу. А потом сверху он кричал: «Давай ко мне!» Как ни старался бы Дазай оторваться от земли, у него не получалось. Что-то не пускало его. Может, страх? Но парень ни разу не жаловался и тихо смотрел в чистое небо своих снов, где Чуя летает свободнее птицы. Рыжий парень смеётся, очевидно, он счастлив. А вместе с ним счастьем пропитывался и Осаму. Обычно именно в этот момент звонил будильник, обрывая прекрасный сон. Это маленькое недоразумение Дазай уже тысячу раз желал разбить вдребезги. Теперь уже тысячу первый. Вновь скорые сборы, а затем духота класса, фоновый шум уроков, похожих на длинные лекции, и ровные ряды одинаково одетых с иголочки одноклассников. Все ребята, как один, похожи друг на друга, и это до дрожи раздражало Дазая. Словно находишься на фабрике по производству людей. В его школе не допустимы отклонения от дресс-кода, а родители шатена тщательно следили за выполнением тупых требований. Возможно, желание Осаму — жить во сне, — всего лишь наваждение, минутная слабость, длящаяся уже несколько лет, но он не может ничего с собой поделать. И снова сладостный сон, в котором только они вдвоем. Волосы рыжего треплет несуществующий ветер. Его глаза такие же глубокие, как то небо, под которым они находятся. Его веснушки, неосторожно рассыпанные по телу, прекрасны. Дазай раз за разом замечает, что не может оторвать взгляд от его тонких запястий, длинных пальцев, узкой талии и шеи, которую подчеркивает чокер. Странно, в глазах рыжего будто засела смешинка. Накахара вновь смеётся, показывая очаровательную улыбку. Они играют в догонялки. Чуя звонко кричит «не догонишь!», а когда Дазай в сантиметре, чтобы прикоснуться к парню, рыжий взлетает. И снова чистый смех. Поражение даже не хочется признавать. Нет, Дазай победил в этой игре. Ведь он слышит этот смех. Шатена выдергивает из сна противный будильник. Он нашел решение своей проблемы. Дазай недавно услышал по новостям о парне, который совершил суицид. Как следовало из интервью родителей суицидника, в последние месяцы жизни он часто говорил, что не желает здесь жить, что в его сне и солнце ярче и трава зеленей, а девочка, которую он видел лишь там, наполняла его жизнь смыслом. Дальше следовали гипотезы, что парень таким образом хотел с ней воссоединиться, и больше никогда не расставаться. Сначала мысль о суициде пугала. Казалось, что это больно, и Осаму не знал, как это сделать… Но попробовав один раз, подросток уже не смог остановиться. Дазай начал с самого простого, что не требовало особой подготовки. Нужно было лишь найти здание повыше и удачно упасть. Не повезло, что в полёте он встретился с птицей, а приземлившись, тушка пернатого смягчила встречу с землей. Шатен отделался несколькими переломами, но о желанной смерти и речи не шло. Родители были не на шутку напуганы. Но парню не нужны были их взволнованные речи и походы по врачам. Каждый день он с нетерпением ждал, когда ему на голову свалится упадет кирпич, желательно раздробив череп, или нападет какой-нибудь маньяк с острым ножом. На крайний случай хотелось бы найти открытый люк, метров тридцать вниз. Или машина… Некоторое время Дазай вел себя тихо, чтобы не привлекать внимание. А сам засматривался на кухонные ножи в супермаркете, подумывая прикупить для следующей попытки. В этот раз Чуя выглядит не таким счастливым. Рыжий протянул руку к лицу Осаму, оглаживая шрам на левой щеке. В жизни он был спрятан под медицинской подушечкой, а во сне некрасивой линией пересекал белую кожу. — Что с тобой случилось? — спросил Накахара, с сочувствием смотря на шрам. — Я упал с двадцати этажного здания. Я хотел умереть. Своему психотерапевту Дазай далеко не сразу признался, что это был суицид. Врачам в больнице он и вовсе наврал, что оступился. Вот только свидетелям, видевшим, как он раскинул руки в стороны и красиво сделал шаг в пустоту это не объяснить. Но Чуе он сказал сразу. Почему? Сам не знает. Он просто чувствовал, что этот парень не будет его осуждать, даже если бы он перерезал пол мира, взорвал атомную бомбу и привел Цербера прямиком из Ада. — Почему ты не хочешь жить? Потухшими глазами глядя немного ниже лица Чуи — на чокер, — он ответил: — В моём мире нет родственной души. Нет тебя… — Осаму… Так его звал только Накахара. Дело даже не в имени, а в тоне. Родители тоже звали сына по имени, но они это словно небрежно бросали, а нежности или поддержки в голосе старших он не чувствовал. Или он неправильно ощущает. Накахара робко приблизился. Медленными движениями рыжий словно и сам боялся, и спрашивал, позволено ли ему? Не видя чувствуя протеста, он приблизился ещё, обхватив руками чужое тело. Его обнимают. Осаму не сразу осознал это. — Тебя никто не понимает? — Да. — Ты хочешь с этим покончить? — Да. — И с этим тоже? Шатен не понял вопроса. — Подумай, мы ведь встречаемся только во снах. Если ты умрёшь, то больше не встретишься со мной. Вечный сон — не этот сон. В глазах Дазая появились слезы. — Но мне правда надоела эта жизнь… Бесконечная учеба, надоедливые родители, ни проблеска того, что называют счастьем… — А тут? Ты разве не счастлив, видя меня? — Но ведь в реальности тебя нет… — Наверное, в моей тебя тоже нет, — с сожалением сказал Накахара, мягко поглаживая каштановые волосы, — Я бы очень хотел показать тебе свою родную Японию… — Ты живёшь в Японии? — Да. А ты? — Тоже. А… Злосчастный будильник вырвал из сна. Не сдержавшись, Осаму замахнулся аппаратом и бросил его в дверь шкафа. Стекло циферблата треснуло, а на шкафу осталась царапина. На звуки удара прибежала мать. Дазай тяжело дышал, метая испепеляющий взгляд на пострадавший будильник, не заметив женщину. — Осаму, что случилось? Почему ты плачешь? Казалось, парень услышал только последнее слово. Приложил тыльную сторону ладони к векам. Да, там влажно. Он плакал, сам того не осознавая. — Мама, я… Я хочу вернуться в тот сон. В нем живёт человек, который лучше всех, кто меня сейчас окружает. Я хочу к нему… — Сынок… у тебя все хорошо? В этот момент внутри у шатена все оборвалось. Следующая попытка суицида произошла в заброшенном доме. Парень притащил с собой верёвку, перед этим потренировавшись вязать петлю. Он уже и забыл, что говорил ему Чуя. В мыслях засело одно: «Даже родная мать меня не понимает». Его успели снять. И снова больница, капельницы, врачи, но теперь уже не отвертишься. Все твердят одно: «В психушку мальчика надо, не выдерживает психика, вот и свихнулся…» «Нет, я не хочу туда, я хочу к Чуе, к моему Чуе…» Дазай знал, что это желание станет новой каплей, которая, возможно, станет и последней. Поэтому парень молчал в тряпочку, снова проваливаясь в сон. — Что с твоей шеей? Снова его осторожные пальцы исследуют кожу, проводят по сонной артерии, где след был ярче. — Я снова сорвался. Повесился. Внимательные голубые глаза оглядывали повреждения, а холод пальцев приятно ощущался на шее. — А можешь меня задушить? Умереть от твоих рук, думаю, будет не так болезненно, и никто не узнает. В мыслях шатена возник образ, как рыжий, навалившись сверху, с силой сжимает его израненную веревкой шею. — Нет, Осаму. Я не буду тебя убивать. Хочу ещё с тобой встречаться здесь. Так, где ты живёшь? Дазай назвал адрес. А после вновь проснулся. Его разбудила медсестра, чтобы парень выпил какие-то таблетки. Неприятная процедура показалась ему вдвойне мерзкой. Ах, если бы… Зачем Накахаре его адрес? Найдет? Как? А если они вообще на разных островах живут? Родители, (у него наверняка есть родители, ведь рыжий такой же подросток, не правда ли?), точно его не отпустят неизвестно куда. И к кому! Суицидальный пацан из снов! Ситуация, несомненно, комическая, хотя на данный момент не было настроя смеяться. «Может украсть у сестры побольше этих таблеточек?» От безделья он вновь уснул. Красивое голубое небо. Похоже на то, что описывают в Раю. Такое же прекрасное и чистое. И прекрасная зелёная трава. И яркое солнце. Может, Рай — это сон? Если да, то Дазай уже не раз умирал. Мысли странные. Слишком эксцентричные. Рядом нет Чуи. Он куда-то исчез. Жаль, без его объятий, осторожных касаний и звонкого смеха высоко-высоко как-то одиноко. Осаму продолжал думать, лёжа на траве, вдыхая её свежий запах. Мысли перетекли в совсем неожиданное русло, поэтому он поспешил от них избавиться. В день выписки Дазай ещё больше поник. Спина чуть сгорбилась, глаза почти ничего не выражают. Это видели все, кроме мамы. Потому что когда шатен поворачивал к женщине голову, на лице играла лёгкая улыбка, спина выпрямлялась. Глаза парень прикрывал, потому что он не мог заставить улыбаться свои глаза. Глядя в зеркало Осаму сам себе напоминал утопленника, рассматривая мертвые карие глаза. Подросток вернулся домой, что называется, в полном здравии. Но только физическом. С тех пор его мучила бессонница. Дазай ворочался на своей постели, а в глазах мелькали собственные неживые глаза. Он уже умер? Он в Аду? Или Ад в нем? Вспоминал родные голубые глаза, а потом лёгкую улыбку, представлял, как прохладные пальцы осторожно гладят его, пытался услышать любимый голос. На секунду шатен услышал: «Осаму, почему тебя долго нет?», и тут же проснулся. В этих мучениях проходила ночь за ночью. Наступление темноты уже не радовало, а напоминало новый круг Ада, похожий на все предыдущие. В голове родились куча мыслей и одновременно ни одной. Они словно слились в один белый шум. Разобрать и нормально обдумать хоть единственную не получалось. Она тут же сменялась двумя следующими, потом пятью, секундная задержка, и калейдоскоп воспоминаний накрывал, заставляя переосмысливать предыдущие слова и фразы. «Тогда надо было сказать так! А здесь вот так!»… Воспоминания перетекли в самобичевание и суицидальные мыслишки, снова вернувшись к началу. Но все же одна мысль была чуть ярче и время от времени вновь посещала больной мозг. «Неполноценный человек — вот мое истинное имя». Дазай, вновь ложась спать после учебы, наконец увидел сон. Впервые за прошедший месяц. Накахара выглядел счастливым. Без раздумий рыжий набросился на шатена, сжимая в объятиях. Губы оказались совсем близко к уху, Осаму услышал шепот: «Я рядом. Мы скоро встретимся… Любимый». Подросток проснулся. В голове, как эхо, прозвучало последнее слово. Оно… Красивое. И звучит приятно. Значение этого слова парень не знал, но хотелось верить, что «любимый» — это что-то очень хорошее. Дазай попытался вновь уснуть, чтобы спросить, прав ли он. Сон не шел. Новый день встретил с открытыми глазами. Многострадальный будильник вновь зашуршал шестеренками, передвигая стрелки, а затем приводя в движение звонок. «Даже у этого механизма есть смысл. У каждой его пружинки и шестеренки. А у меня его нет. Я такой неправильный!» Дорогу в школу размыл вчерашний дождь. На душе — так же пасмурно, как передавали в новостях. Разноцветные листья на деревьях раздражали. Казалось, они счастливы, а их шелест — грубая насмешка. Сзади послышался топот, потом кто-то набросился со спины, крепко обняв. — Я тебя нашел Осаму!