Только не запрещай любить тебя вечно

Когда Яэ говорит «Я влюблена» Гань Юй чуть хмурится и кивает: ее небесные локоны льстятся по плечам, как по маслу спускаясь ниже, а глаза вспыхивают пурпурным закатом проливного дождя. Красиво, думает Яэ, и такой ответ ее не удивляет, но и не радует. «Я влюблена в тебя, Гань Юй». Когда Гань Юй говорит «Я влюблена» Яэ заостряет взгляд и слух: смотрит внимательно, слушает ещё пуще и леденящим холодом в голосе скрипит «Рада за вас». За вас — это за нее и за Кэ Цин. Влюбиться в смертную для Гань Юй оказалось удивительно лёгкой задачей, а для Яэ, будучи бессмертной, влюбиться в такую же бессмертную — удивительно сложной. Хотя для Гань Юй это значило ровно ничего. И Гань Юй, к своему сожалению, понимает, что влюбиться в человека — эгоистичная, детская и совершенно глупая затея, но отдает девчонке из цисин всю себя без остатка, сколько вообще может отдать: по крупицам выдавливает из души нежность и целует Кэ Цин так, словно та ее мир, суженный в нескольких сантиметрах губ. Но завистью Яэ не давится. Как и не давится собственными чувствами к Гань Юй — слишком уж много они обе пережили, чтобы в любви себя топить и в ней же захлёбываться. Просто этого «слишком» Гань Юй все не хватает, Гань Юй хочет побыть человеком хотя бы один раз, хоть с кем-нибудь и поэтому продолжает ловить чужие искорки молний в фиолетовых глазах напротив, пока Яэ ловит ее искренние улыбки, влюбленный взгляд и хрупкий, тихий голос, что расходится кругами по воде от малейшего шороха. Гань Юй выглядит счастливой и несчастной одновременно: Кэ Цин умрет, Гань Юй будет жить, неся бремя ее смерти, как свое собственное. И Гань Юй к Яэ вернётся, хочет она сейчас того или нет. У Гань Юй просто выбора в потоке вечного одиночества не останется, потому она к ней придет, взглянет уставшим взором и фальшиво скажет «люблю». Но Яэ-то знает, что Гань Юй все равно.

***

Гань Юй вплетает Кэ Цин в волосы венки из цветов цинсинь, целует чужие белоснежные щеки, утопая в сладковатом запахе ее духов; Гань Юй шепчет признания в любви также приторно-сахарно, как и улыбается Кэ Цин. Яэ видит ее влюбленный взор и смотрит вверх на сверхновые звёзды, ища такой же искренний взгляд в ответ, коим одаривает Гань Юй Кэ Цин. Но Яэ по-доброму грустно улыбается, зная, что самый искренний взгляд, который только сможет получить — фальшивые пурпурные глаза адептки из Ли Юэ, что никогда не скажет ей самое заветное искренне. Никогда перестало быть значимым уже много веков назад, и Мико себе обманываться на фальшивую взаимность не позволяет так же, как Гань Юй не позволяет ей усомниться в том, что смертную она действительно до беспамятства любит. Целый мир для нее одной выжечь до тла готова лишь бы чужую улыбку на устах увидать: как распускаются бутоны шелковицы, а капель отбивает ритм, будто музыку. Да и обманываться смысла Мико тоже не находит. Мучать себя иллюзиями, искать правду там, где ее никогда не было — все это не имеет значения, когда Гань Юй мечтает лишь о вечности с человеком. Какая глупая мечта, однако, думает Яэ. — Ты счастлива? — спрашивает у Гань Юй Яэ в момент ее прихода и протянутых ладоней с приглашением на их венчание. — Абсолютно, — говорит она Мико, отдавая в руки конверт. — Подобное счастье мимолётно, Гань Юй. — Значит я стану мимолётом и уйду вместе с ней. Гань Юй звучит до нелепого уверенно. Яэ ей верит и продолжает улыбаться. И в этот момент она впервые своей же любовью к Гань Юй давится, как и дарованой ей вечностью, потому что чувства богов — это тоже вечность. Так что если вечность невзаимна, ты одиноким и останешься. Яэ запечатывает сердце на замок, принимает приглашение и ровно через месяц и двенадцать дней является на церемонию: на Гань Юй красивое голубое ханьфу и счастье, налепленное на нее пятнами. У Мико при взгляде на такую Гань Юй вырывается наружу и желание забрать ее отсюда, и желание продолжать молчаливо любить, никогда не произнося этого вслух. Но Мико сдерживает в себе все порывы и смотрит на искрящуюся лаской Гань Юй при взгляде на Кэ Цин. Ей только самую малость жаль, что этот взгляд не для нее. Теперь Яэ не уверена вернётся ли к ней Гань Юй вообще, будет ли ей все равно как прежде, станет ли она говорить ей фальшивое тысячелетнее «люблю» уставше и смотреть ей в глаза также холодно, как и до этого. Теперь и чувства Яэ рвотными позывами рвутся из грудной клетки, заставляя смыкать веки и проматывать одинаковые сценарии с участием Гань Юй, будто фотоплёнку заело — никакого удовольствия это не приносит, но так будто бы нужно. И из мыслей Мико вырывает лишь чужое «да» под священным алтарем и медовый приторный поцелуй Кэ Цин для Гань Юй. Сейчас Яэ своей завистью не давится, она в ней хочет утопиться. Гань Юй счастлива — это главное. Она окружена человеческой любовью и заботой, ей хорошо в объятиях смертной и смертной в ее объятиях хорошо тоже. А Яэ останется в тени своей невзаимной влюбленности, в вечном одиночестве храма, потому что так нужно. Потому что Гань Юй все равно.

***

Любовь людей смертна. Кэ Цин смертна. И хоронит Гань Юй ее по смертным традициям: заказывает у семьи Ху погребальную церемонию, тратит последние сбережения, которые накопились после стольких лет их семейной идиллии и долго-долго плачет в одиночестве после того, как родственники и близкие друзья уходят с могилы. Она знала, что влюбиться в человека — глупая и эгоистичная идея, но сердце взяло верх над разумом. Чувства поглотили ее рассудок, затуманив все негой временной эйфории — мимолётом Гань Юй не стала, вместе с Кэ Цин Гань Юй не ушла. Но вот пожалеть, что позволила себе подобную слабость — она пожалела. И очень, очень сильно. — Подобное счастье мимолётно, Гань Юй. Я говорила об этом раньше. И сейчас собственными чувствами давится уже далеко не Мико. Гань Юй ими захлебывается и топит себя в гремучей тоске по той единственной, что смогла ее холодное сердце растопить — человеку, смертной девушке, взглядом которой Яэ кромсала себя пополам. — Я... — Гань Юй глотает горькие слезы и царапает себе горло, — прости... Мне надо было слушать тебя, я... — Хочешь вернуться? — заканчивает за нее Яэ. — Бессмысленно, да? — А тебе это самой нужно? Чувства богов вечны, но вот терпение нет, а сейчас терпение Яэ себя истратило полностью. Мико может ее хоть три жизни подряд любить, возводить ей ещё один храм и целовать так, словно это единственное, что ей необходимо как воздух. Просто действительной надобности, если это не нужно самой Гань Юй, в подобном нет. — Тебе ведь все равно, Гань Юй. Ты просто хочешь заглушить боль мной, — ласково говорит Мико, придерживая Гань Юй за плечо. — Нам с тобой и вечности не хватит, ты сама об этом прекрасно знаешь. Гань Юй знает и именно поэтому молчит, своим молчанием разрезает тишину, внутри крича, будто стая тысячи чаек: ей никто кроме Кэ Цин не нужен, а Яэ так, запасной вариант. Яэ была удобной, Яэ была рядом всегда и прямо сейчас ее же, Гань Юй, единственную любовь Мико, отвергает. Но это правильно. Вечность на то и дана, чтобы любить невзаимно, и они обе эту неразделенную любовь поняли, как себя самих. Жаль правда, что слишком поздно. Ведь для Гань Юй это ничего не значило. Для Яэ теперь тоже.