Ошибка первого

      – Когда мне плохо, я начинаю молчать, – тихо говорит Кли, когда Эфир убирает от её плеча шприц.       Он недоуменно моргает, склоняя голову немного в сторону, а потом оборачивается к Альбедо, который стоит неподалёку и что-то методично помечает на бумаге.       – Ты спрашивал, почему я стала мало разговаривать, – дуется Кли, скрещивая маленькие ручки на груди, словно обижается, что Эфир мог забыть их разговор. – Мне больно от уколов, но Альбедо сказал, что это очень-очень важно, потому мне надо терпеть. Я не хочу, чтобы вы переживали о том, что мне плохо.       Она удивительно взрослая для ребёнка восьми лет, думает Эфир, приподнимая уголки губ и убирая пустой шприц в сторону, чтобы взять новый. Он осторожно снимает колпачок и осматривает жидкость, чтобы в ней не было пузырьков. Кли грустно хмурится, поднимая взгляд на иголку, и крепко-крепко сжимает губы.       – Я рад, что ты доверяешь Альбедо, – признаётся Эфир, стараясь менее болезненно вводить иглу Кли под кожу. – Он очень заботится о тебе и говорит правильные вещи. Но ты можешь нам рассказать, если тебе больно, мы постараемся помочь.       На периферии мелькают волосы Альбедо, который вскидывает голову и отвлекается от своих записей. Кли поднимает на него глаза и без единого слова улыбается, сжимая кулачок, когда Эфир вводит раствор – последний на сегодня.       Он не пробовал на себе, но знает, какие болезненные бывают инъекции, особенно те, которые делаются в первую неделю всего курса. Эфир не один раз видел, как сжимали зубы даже взрослые мужчины, а тут маленькая девочка, которая просто молчит и держит всё в себе. Кли ни в чём не виновата и наверняка даже не заслужила испытывать такую боль, но им нужна сила, которую они могут в ней взрастить.       – На сегодня всё, – с радостью оповещает Эфир, быстро и плавно извлекая шприц, который он откладывает к семи другим. – Кли, как ты?       Та солнечно улыбается и молчит, водя пальчиком по пластырям, которые прикрывают другие места уколов. Эфир непроизвольно сглатывает от взгляда на неё, а потом отводит глаза в сторону.       – Альбедо, что с показателями?       – Первый, второй и пятый не превышают стандартных; третий и четвёртый ниже ранее полученных минимальных значений, но всего на два процента, – чётко и по делу отчитывается Альбедо, убирая лист бумаги в сторону, и поднимается со стула, поправляя на себе белый халат. – Кли, хочешь чего-нибудь?       Малышка немного вяло поднимает голову и качает ею из стороны в сторону, отказываясь. Она словно уходит в транс, как вчера, и становится пассивней. Эфир также фиксирует это как нормальную реакцию на препарат и снимает с рук одноразовые перчатки, кидая их на столик. Он достаёт из кармана цветастый пластырь и клеит на последнее место укола, на котором выступили бисеринки крови.       – Ей надо отдохнуть, – вздыхает Альбедо, поправляя отросшие пряди, чтобы они не лезли в глаза, и тянется к Кли, которая вскидывает руки, чтобы её подняли. – Я посмотрю за ней, у тебя, кажется, было задание.       – Да, нужно кое-что проверить, – соглашается Эфир, проводя по светлым волосам Кли, которая прижалась к плечу Альбедо, спрятав лицо в воротнике.       Кли – всего лишь ребёнок восьми лет, который чудом выжил в глобальной катастрофе. Она могла бы спокойно жить в убежище, как прочие дети, но у неё была редкая мутация, которая позволяла изменить человеческое тело, превратив его в идеальное и почти неуязвимое оружие. Эфир немного жалеет о том, что делает, когда видит затихающую на глазах Кли, которая скрывает свою боль, но потом вспоминает, сколько всего они сделали, и отбрасывает мысли прочь.       – Где Тарталья? – интересуется Альбедо, прижимаясь щекой к макушке Кли.       – Ждёт за воротами, – мотает головой Эфир и сбрасывает с себя халат, поглядывая на куртку у входа. – Я уже сказал Варке, что полностью уверен в его безопасности для людей, так что нет нужды его где-то закрывать или постоянно контролировать.       Альбедо понимающе кивает и идёт на выход из лаборатории. Со всей бережностью поддерживая на руках Кли, которая, кажется, начинает тихо всхлипывать.       Альбедо, кажется, единственный, кто способен полностью понять Эфира, его идеи, планы и цели. Он никогда не осуждает, спокойно выполняет приказы и делится своими идеями, не разводя полемики на тему «неэтичности» модификации людей. Альбедо даже согласился, что Кли нужно пройти процедуру по усилению, ведь все её показатели идеально подходят для этого!       Особенно Эфира не смогла понять Люмин и в итоге ушла из убежища, не желая видеть, как её брат «уродует и уничтожает» человечество.       – Последи какое-то время за Кли и будь рядом, если ей станет хуже, – просит на всякий случай Эфир, снимая куртку с вешалки и натягивая её на себя. – И я рад, что ты так о ней заботишься.       – Она мне как младшая сестра, – с неопределённой эмоцией отвечает Альбедо, первым покидая лабораторию.       Эфир не уверен, что тот рад этому факту, потому что прочная, неразрывная привязанность модифицированного человека – блазара – с его единственным якорем всегда работает в обе стороны.       – До встречи, – прощается Эфир, сворачивая в противоположную сторону от Альбедо, который уходит по узкой улочке к жилому блоку убежища.       Эфир смотрит на башни стены, до которой идти минут пять, и вздыхает, сунув руки в карманы. Тарталья наверняка уже весь извёлся от ожидания и выбесил караульных своими предложениями спарринга или бессмысленной болтовней.       Тарталья – тоже блазар, самый первый, на ком удачно сработала сыворотка и наделила необходимыми данными. Все, чем он отличается от человека, можно перечислять очень долго, но достаточно лишь сказать, что Тарталья с пустыми руками способен заменить собой сотню обученных военных, а с оружием и того больше.       Эфир тогда уже провёл десять безуспешных экспериментов на крысах, один на человеке, и вот, когда получил в свои руки Тарталью, наконец-то добился успеха. Люмин ещё была рядом, следила за эволюцией Тартальи в идеального человека, и каждый день говорила о том, что он становится не ключом к миру, а оружием для уничтожения всего живого.       Люмин всегда думала о какой-то гуманности, хотя их мир драли на куски неизвестные твари, с которыми едва-едва могли справиться армии разных стран, которых вот уже как два года нет. Планета стремительно утопала в крови, а Люмин рассуждала о том, что создание новых, более сильных созданий – это верный путь к ещё более быстрой смерти.       Да, Эфир может признать, что его творение не идеально, на ком-то даёт сбой и либо убивает, либо что-то необратимо меняет в голове, но оно ведь выполняет свою функцию – даёт возможность сразиться с чудовищами, которые расползлись по планете и не дают свободно жить.       Тарталья, например, в силу того, что является первым в своё роде, немного зациклился на теме драк и сражений, поиске достойного соперника. Но зато он идеально слушает свой якорь – Эфира – как и полагает блазару по изначальной задумке. Якорь – это единственный человек, который способен подчинить себе блазара.       Проект «Бездна» дал то, что от него требовалось, даже Варка – глава убежища – признал, что без сыворотки Эфира они давно бы уже все умерли под натиском чудовищ.       Все блазары – идеальное оружие для победы, и они люди, такие же, как и все, пусть с какими-то нюансами.       Эфир подходит к воротам и замечает рядом с ними Чжун Ли, который медленно курит сигарету в тени. Он осматривается по сторонам и подходит ближе, также прижимаясь спиной к стене.       – Привет, – здоровается первым Эфир, поворачивая голову к Чжун Ли. Тот кивает в ответ и делает глубокую затяжку, рассматривая затянутое серыми облаками небо. – Как прошло последнее задание?       Чжун Ли опускает взгляд, очень проницательно, словно в самое нутро, смотрит несколько секунд, а потом предлагает сигарету. Эфир давно знает Чжун Ли, успел пройти рядом с ним апокалипсис, а потому без стеснения принимает никотиновый свёрток и коротко втягивает дым в лёгкие.       Что-то случилось, думает Эфир, задерживая отраву в лёгких на несколько секунд, возникли какие-то проблемы, понимает он, выдыхая сквозь зубы.       – Сяо сейчас у врачей, – достаточно спокойно рассказывает Чжун Ли, принимая сигарету обратно. – Повреждено запястье и проткнули лёгкое, но сказали, что жить будет. Ты в общем-то сказал, что его живучесть выше обычной.       – Без сомнений, – подтверждает Эфир, возвращая одну руку в карман и начиная перебирать какие-то завалявшиеся там скрепки.       – Но дело не в этом, – задумчиво мычит Чжун Ли и разглядывает сигарету с разных сторон, словно удивлен её наличию в собственных руках. Он делает ещё затяжку и говорит сквозь дым немного севшим голосом: – Сяо почти ослушался меня. Мне пришлось трижды повторить приказ, пока он не остановился, но при этом попал под атаку.       – Он точно тебя слышал? – на всякий случай интересуется Эфир, поджимая губы.       Сяо – второй блазар, можно сказать, более удачный результат, чем Тарталья, в силу того, что имеет менее жестокий характер и намного спокойней. Но вместе с тем с самого начала имел немало своих загонов и проблем, которые сильно ограничивали контакты с людьми. Как только Чжун Ли смог найти к нему подход и стать его якорем… Эфир, конечно, много времени провёл с ними, пока колол курс сыворотки, но так и не нашёл ответ.       – Без сомнений, наша связь работала идеально и до, и после миссии, – вздыхает Чжун Ли, стряхнув пепел прямо на грязно-зелёную траву. – Но Сяо словно просто не хотел мне подчиняться.       Эфир напряженно хмурится и нервно бьёт носком ботинка землю, раздумывая над сказанным.       Якорь должен сдерживать блазара и контролировать его, чтобы тот не вышел за границы дозволенного. И Эфир ещё в самом начале «Бездны» ввёл правило, что если блазар выходит из-под контроля, то якорь обязан ликвидировать его, пока не появилось больше жертв.       Об этом знают все, кто работает с блазарами, Эфир не раз повторил о том, как это важно, несмотря на то, что может причинить невероятную боль.       – Но он послушался, – обнадеживающе произносит Эфир, повернув голову в сторону ворот. – Так что шестой протокол не вступает в силу, однако…       – Да, я боюсь, что он может однажды всё же ослушаться меня, – заканчивает Чжун Ли, небрежно затушив окурок об стену и бросив его в какую-то железную банку специально для этого случая. – И я не могу представить, как убиваю его за это.       Эфир не думает слишком долго, отчаянно желая помочь. Он отстраняется от стены и поворачивается всем корпусом к Чжун Ли.       – Ты ведь сказал только мне?       – Да, в отчёте я не писал, а Сяо перед попаданием в медицинскую часть, приказал молчать, – кивает Чжун Ли, складывая руки за спиной.       – Хорошо, тогда приходи с ним сегодня вечером, я могу провести несколько тестов и посмотрим на его состояние, – предлагает Эфир, коснувшись рукой подбородка. – Но всё же, Чжун Ли, я обязан напомнить, что при малейшей угрозе ты обязан мгновенно уничтожить его.       Чжун Ли морщится и отводит взгляд, словно испытывает отвращения при одном виде Эфира, который так откровенно и холодно говорит о чём-то подобном. На самом деле всё не так, и Чжун Ли скорее злится на себя, признавая бессилие перед контрактом, который он заключил и который не даёт ему выбора.       – До встречи, Эфир, удачи на задании, – напоследок желает Чжун Ли и поправляет на себе немного потрёпанный боями военный жилет.       – Конечно, буду ждать в лаборатории, – тараторит Эфир и быстрым шагом направляется к воротам, показывая полученному охраннику за колонной свой пропуск.       Тарталья наверняка уже взорвал кому-то голову своей болтовнёй от скуки.       Охранник медленно открывает несколько замков и отступает в сторону, прикрывая рот на зевке. Эфир кивает ему в знак признательности и выходит в небольшой коридор, который заканчивается точно такой же железной дверью. Он стучит пару раз, предупреждая охранников снаружи, и выходит за пределы убежища, поправляя волосы, которые взлохмачивает порыв ветра.       – Эфир! – радостно вскрикивает Тарталья, с нечеловеческой скоростью налетая с объятиями и поднимая над землёй. – Я тебя уже устал ждать, думал даже уйти один, а то ты как черепаха.       Эфир спокойно принимает, когда его вздёргивают подмышки вверх и поднимают даже выше рыжей головы. В теле Тартальи столько мощи, что поднять Эфира даже одной рукой – для него самое простое дело, а потому он часто развлекается, болтая Эфира как куклу в разные стороны. Он может в любую секунду приказать опустить его, заставить поставить себя на землю и больше никогда так не прикасаться, но не может; слабость Эфира в Тарталье, которые ведёт себя как шкодливый подросток и искренне радуется.       Ну и разве может Эфир запретить своему парню эти мимолётные кусочки счастья и веселья, если в этом нет ничего неприятного.       Охранники рядом тактично делают вид, что ничего не видят и не слышат; какие, однако, умные солдаты, видимо, Тарталья уже успел им надоесть настолько, что они предпочитают игнорировать всё происходящее.       – У меня есть работа, я же говорил, что как только закончу с Кли, то сразу пойду сюда, – вздыхает Эфир, обмякая в крепкой хватке и поглядывая сверху вниз на Тарталью так, чтобы передать свои мысли о том, какие же у него глупые и необоснованные претензии.       – Но ты долго это делал, – обвиняюще тянет Тарталья, без лишних вопросов неся Эфира к мотоциклу. – С Сяо и Дилюком ты всегда заканчивал быстрее.       – Потому что Кли – это другой случай, – в неизвестно какой раз объясняет Эфир, похлопывая Тарталью по предплечьям, чтобы он уже наконец опустил его на твёрдую землю. – Хватит вредничать, нам нужно ехать.       Тарталья что-то ворчит и бережно ставит Эфира на ноги прямо у мотоцикла, подавая чёрный поцарапанный в некоторых местах шлем. О да, этот элемент защиты видел такое, что гражданским в убежище, возможно, даже и не снилось. Он пережил нападение монстров, падения с мотоцикла, пули, а всё равно остались ещё живые и не тронутые временем места. Возможно, этот шлем – второй в списке того, что спасало жизнь Эфиру в этом мире.       Первым, безусловно, будет Тарталья.       – А можно я поведу? – просительно мурлычет Тарталья, невинно улыбаясь.       – Возможно, на обратном пути, – уклончиво говорит Эфир, кивая на второй, более целый шлем. – В прошлый раз ты почти скинул нас в реку, так что я бы не хотел рисковать.       – Да опять ты, – закатывает глаза Тарталья, резко надевая шлем. – Это было давно, хватит вспоминать.       – Никогда, – посмеивается Эфир, перекидывая ногу через сидение мотоцикла и ожидая, пока Тарталья пристроится у него за спиной.       Тот, вообще-то, может бежать и на своих ногах, да ещё и будет быстрее, чем почти любой транспорт. Однако Тарталья предпочитает ездить с Эфиром на его мотоцикле, крепко прижимаясь к спине и бесстыже трогая живот через одежду или указывая пальцем на что-то интересное, рассуждая об этом ещё и вслух у самого уха.       Так что и в этот раз Тарталья не изменяет своим привычкам.       Эфир кивает на прощание двум охранникам и трогается с места. Мотоцикл специально сделан максимально тихим, чтобы привлекать меньше внимая монстров или других людей, которые могут прятать в руинах и поджидать незадачливых путников, чтобы ограбить до последней футболки. Эфир не понаслышке с ними знаком, и если бы не Тарталья, то и его, наверное, когда-то обобрали до нитки, а потом бросили на произвол судьбы за несколько километров от убежища.       Тарталья мурлычет на ухо какой-то незамысловатый мотив, по ощущениям, детской песенки и самую малость крепче прижимается к спине, обвивая руками как огромная коала. Он тщательно контролирует всю свою огромную силу, лишь бы случайно не причинить боль.       О да, у Эфира свежи воспоминания, как в самом начале, когда проект «Бездна» только-только был успешно выполнен в первый раз, а Тарталья швырялся мебелью так, словно она ничего не весит, или же пробивал вилкой стол, пока пытался поесть. Интересное было время, и как же Эфиру пришлось помучаться с обучением и контролем Тартальи, который хотел только хорошей драки и испытать свои новые возможности.       – Останови, – резко шепчет на ухо Тарталья и собирает в кулаке ткань куртки Эфира.       Мотоцикл достаточно быстро встаёт на месте, и Эфир оборачивается через плечо, когда Тарталья слезает с сидения, сняв с головы шлем и идёт в сторону. Они не доехали совсем немного, но, судя по всему, здесь есть что-то привлекающее внимание.       Эфир на всякий случай тянется к пистолету в отсеке мотоцикла и поднимает его в воздух, снимая с предохранителя. Может, он и доверяет Тарталье свою жизнь целиком и полностью, но лучше всего перестраховаться.       – Тук-тук, – хихикает Тарталья, хлопая в ладоши на уровне своего лица.       И в тот же момент на него из-под земли выпрыгивает монстр, целясь длиннющими когтями в глаза, а хвостом с шипами по ногам. Эфир дёргается от неприязни, которая пробегает мелкой дрожью по загривку, и осматривается по сторонам, чтобы найти других чудовищ, если они есть.       Тарталья радостно, заливисто хохочет, юрко уворачиваясь от атак чудовища, и снимает с бедра охотничий нож – небольшое и компактное оружие, с которым он может вырезать десяток монстров и не получить ни царапины. Эфир убирает пистолет обратно, вновь поставив на предохранитель и на всякий случай отворачивается, чтобы не видеть кровавую бойню и пиршество насилия, которые всегда происходят на поле боя, если на нём присутствует Тарталья.       За спиной раздаётся хруст и треск плоти, а потом у переднего колеса мотоцикла падает массивная голова монстра, из которой вытекает тёмно-синяя – почти чёрная – кровь. Тарталья принёс ему трофей и доказательство собственной победы, как делает это во многих случаях.       Эфир в отвращении прикрывает рот и смотрит на Тарталью, который немного испачкался. Ему на одежду попало несколько брызг крови, даже на щеке виднеется пятно, и Эфир может только смириться. Нет смысла пытаться что-то убрать, если совсем скоро Тарталья может вновь ввязаться в битву с монстром или человеком.       – Поехали, – кивает Эфир, удобнее устраиваясь на мотоцикле. – Хорошая работа.       Тарталья горделиво хмыкает и вновь занимает своё место за спиной, хотя в этот раз не прижимается грудью, помня о том, как Эфиру не нравится пачкать кровью одежду, тем более, если она отмывается с невероятным трудом даже с кожи.       Эфир смотрит на вполне себе живую природу, пусть и немного потрёпанную катастрофой, но всё ещё живую. Картину, правда, портят тела монстров и большие ямы в земле, но Эфир так привык ко всему этому, что даже не видит что-то ужасное в этом.       Он подъезжает к нескольким заброшенным на первый взгляд постройкам и останавливается, осматриваясь. Варка сказал, что тут видели нескольких людей, которые могут оказаться как теми, кто ищет убежище, так и теми, кто хочет кого-нибудь ограбить и добыть всё нечестным путём.       – Тут кто-то есть? – обращается в никуда Эфир, снимая с головы шлем и опуская его на сиденье. Тарталья делает то же самое и встаёт рядом, сунув руки в карманы штанов. – Мы прибыли из убежища ПБВ5 и хотим предложить присоединиться.       Никто, ожидаемо, не отвечает. Эфир медленно выдыхает, прикрывая глаза, и вскидывает взгляд на Тарталью.       – Посмотришь? – обращается он к своему напарнику-парню-блазару. – Только не трогай, если на тебя не нападают.       – Всё, что скажешь, – расплывается в улыбке Тарталья, бодрой походкой направляясь к зданию.       Эфир чувствует что-то неладное, что-то неправильное во всём том, что происходит. Но пока не видит ни одного признака этого; он бы переживал, что всё может пойти крахом, но поблизости находится Тарталья, который способен выйти из любой проблемы живым и вытащить с собой Эфира.       – Есть что живое? – громко обращается Тарталья, складывая руки рупором.       Даже если и есть, это что-то живое предпочитает его игнорировать.       Тарталья недовольно фыркает и оборачивается, безмолвно спрашивая, может ли он зайти в дом. Эфир кивает.       Вместе с тем раздается оглушительный выстрел из другого здания, а Тарталья уже стоит рядом, прикрывая своим телом. Его глаза с бешеной скоростью мечутся из стороны в сторону, вычисляя позицию стрелка, а потом он небрежно встряхивает руку, в которую, должно быть, и попала пуля.       Очень зря кто-то решил выступить против Тартальи.       Эфира насильно, но с осторожностью перекидывают через камень, безопасное место от всех домов, в которых и прячутся, наверное, нападавшие.       – Зачистить, – отдаёт приказ Эфир, вжимаясь спиной в камень и стискивая в кулаках вялую траву.       Тарталья нечеловечески ухмыляется, сверкая белоснежными зубами, и поворачивается к постройкам, из которых опять доносятся выстрелы. Эти люди пытались убить Тарталью, но все их жалкие потуги обречены на провал, потому что Эфир создал идеальное оружие, идеального человека, который способен заменить сотни солдат, так что никакие люди не могут стать ему помехой.       Эфир отползает ближе к мотоциклу, чтобы прикрыть наибольшее число сторон, с которых на него могут напасть, и прижимается спиной к камню. Тарталья зачистит территорию в ближайшее время, и тогда они смогут вернуться. Эфир проверит Сяо, попробует разобраться в причине такой долгой реакции на приказ, а потом уделит вечер Тарталье, который опять почувствует себя недолюбленным.       Сяо… Эфир был знаком с ним до «Бездны», он же и подтолкнул его к нему, рассказывая о возможностях, которые он может дать. Чжун Ли тогда тоже сыграл свою роль, хотя изначально и был против модификации тела Сяо. Им отчаянно нужны были солдаты, у них не хватало ничего – ни людей, ни продовольствия, ни лекарств, ни даже оружия. Был Тарталья, но даже он не мог разорваться и прикрыть все бреши в защите.       А сейчас Эфир с сомнением думает о той опасности, которую представляет Сяо, если хоть на секунду выйдет из-под контроля. Он может перебить всё убежище, если рядом не будет хоть одного блазара, которых существует всего три: Тарталья, Сяо и Дилюк. Кли ещё в процессе эволюции, но она-то точно не годится в противники Сяо.       Эфира передёргивает не от людских криков и воя, а от мысли, что его творение может сделать что-то не так и попасть под ликвидацию. Чжун Ли сделает это, точно сделает, но не факт, что на мгновение – за которое могут погибнуть люди – у него не дрогнет рука с пистолетом, пуля в котором должна убить его партнёра.       Такой исход был предусмотрен с самого начала, Эфир не наивный ребёнок, который видит в людях только хорошее и светлое, нет. Он понимает всю жестокость их реальности, все последствия, которые может потянуть за собой безграничная сила, и ответственность, которую он несёт перед другими за то, что создал.       Из здания доносится хохот Тартальи и недовольные причитания о том, что нигде нет достойного противника. Эфир выглядывает из-за камня, равнодушно обводит взглядом человеческие тела и разбрызганную кровь, и прикусывает щёку изнутри.       Тарталья наслаждается своей властью и силой, он получает наслаждение от того, что может сражаться с другими, особенно с Дилюком и Сяо, которые равны ему по силам, и почти всех это пугает. Эфиру ни капельки не страшно, он столько раз видел в Тарталье огромного рыжего кота, который притирается к ладони и ищет одобрения. Но…       Почему-то после разговора с Чжун Ли так и хочется впихнуть это треклятое «но», которые комком застревает в горле.       Но Тарталья опасный.       Но он позволяет себе порой слишком много.       Но он может слететь с катушек в любую секунду, потому что слишком нестабилен после «Бездны».       Эфир знает столько «но», о которых предупреждала Люмин. И даже если он ни об одном из них не жалеет, это не значит, что не боится последствий.       Тарталья с финальным матом что-то бьёт, и местность вновь затихает. Эфир без страха встаёт из-за камня и перебирается через него, устремляясь к зданию, где только что закончил буйствовать его напарник. Он наверняка уже всех уничтожил, забрал жизнь каждого, кто был внутри, даже если они спрятались по самым тёмным углам. Тарталья найдёт всех и без сожаления уничтожит, потому что он хищник.       Эфир готовит в груди слова похвалы, потому что Тарталья не мог справиться не идеально, но дверь выбивают очень сильным ударом ноги, а в проёме стоит залитое кровью тело. Тарталья улыбается легко и радостно, несмотря на то, что его лицо заливает алым, а потом идёт к Эфиру, волоча за волосы недвигающееся тело.       – Эта сволочь стреляла в тебя, – посмеивается Тарталья, вынося руку с жертвой перед собой.       Эфир то ли с ужасом, то ли с непониманием признаёт по фиолетовым волосам Кэ Цин, которая ушла сразу же за Люмин, напоследок пожелав сгореть в аду за создание «Бездны». Он напряжённо хмурится, когда Кэ Цин медленно, сквозь боль приоткрывает глаза с лопнувшими сосудами, и сжимает кулаки.       – Какая жалость, – хрипит Кэ Цин, лицо которой искажается ухмылкой, – что твоя шавка слишком быстрая.       Тарталья дёргает рукой, которая всё ещё держит Кэ Цин над землёй за волосы, и зло скалится. Эфир хочет стереть это выражение, потому что оно слишком жуткое и совершенно не подходит под милое лицо, которое может сиять улыбкой из-за простой возможности проснуться рядом.       – Ты уже стал причиной многих смертей, – обвиняет Кэ Цин, несмотря на то, как Тарталья сжимает кулак, едва ли не вырывая волосы. – А потом и вовсе убьёшь всё живое, когда твои монстры выйдут из-под контроля.       – Я знаю, что делаю, и не тебе рассуждать о том, правильно это или нет, если помогает людям выжить, – шипит в ответ Эфир, сощурив глаза. – Ты сбежала, поджав хвост, когда убежищу нужны были любые рабочие руки.       Кэ Цин странно булькает, откашливая кровь, и плюёт сгусток под ноги Эфиру. Тарталья угрожающе рычит и свободной рукой поднимает нож, готовясь вот-вот перерезать тонкое горло.       – Нельзя! – рявкает Эфир, бросаясь вперёд и хватая Кэ Цин за форму. – Где Люмин?       – Я не скажу тебе. Грязный убийца...       Эфир не успевает сделать абсолютно ничего в тот момент, когда тело Кэ Цин отлетает в стену за спиной Тартальи, а он отправляет ей вдогонку нож, так точно протыкающий лёгкое рядом с сердцем. Тот презрительно цокает языком и трёт кровавую ладонь об штанину.       Эфир икает от шока и поднимает взгляд на Тарталью.       Он ослушался его.       Шестой протокол должен быть приведен в действие немедленно, в ту же секунду, как блазар позволил себе неподчинение. Эфир судорожно думает про пистолет, который остался в мотоцикле, и бесконтрольно не может перестать моргать.       – Ты же сказал, всех уничтожить, – равнодушно замечает Тарталья, пытаясь как-то осторожно поправить волосы. – Я просто хотел показать тебе того, кто додумался покуситься на твою жизнь, так что не понимаю, почему тебе так колбасит. Испугался?       Эфир заторможенно мотает головой из стороны в сторону. В глотке стоит ком, из-за которого слова не могут выйти из лёгких. Эфир должен убить Тарталью, наказать его за самое тяжкое нарушение их договора, которое могло когда-либо случиться.       Блазары опасны, их надо контролировать жёсткой дисциплиной и убивать в случае неповиновения, чтобы не создать новую катастрофу. Тарталья – самый первый, наверное, самый опасный для всего живого, но...       Эфир пытается оправдать его в своих глазах тем, что на самом деле до этого дал приказ всех убить. Если бы Тарталья не вынес Кэ Цин, Эфир так бы и не узнал о её смерти, ничего не сказал и не стоял бы сейчас как вкопанный, не зная, что должен делать.       Одна маленькая умная девочка сказала сегодня крайне хорошую фразу.       Эфир не может из себя выдавить ни слова, не может заставить себя даже издать какой-то звук, потерявшись в паутине собственных убеждений и правил, которые должны были работать без единого сбоя.       Он подаётся вперёд, прижимая к себе покрытое кровью тело Тартальи, и гладит его по медным волосам, от которых пахнет железом и смертью. Эфир должен привести в действие шестой протокол. Хоть когда-нибудь, потому что потерял власть над своим напарником.       «Когда мне плохо, я начинаю молчать» – с болью думает Эфир, обнимая переполненное силой тело и возвращаясь мыслями к пистолету.