хамелеон

Вокруг темно, пусто и холодно. Внутри тоже — темно, пусто и холодно, а еще внутри — что-то чужое, не мое, мешающее, путающее, заебавшее. Самокопание и отсутствие доверия возведено в новую степень. Я каждую ночь трачу не один час в попытке отделить собственные воспоминания от воспоминаний Панси. Сложно жить с вечным диссонансом, нерешаемой дилеммой в голове. Потому что восприятие реальности у меня и малышки Панси слегка отличаются. И я предпочту полагаться на себя, чем на одиннадцатилетнего ребенка. Но разбираться больно. Горячие слезы дрожат на ресницах, прячу свидетельство собственной слабости в подушке, наутро переворачивая ее. Чувствую себя постаревшей на десять лет за эти недели. Отвратительно, — привычно кривятся губы. Такими темпами скоро придется делать массаж для лица от ранних морщин.

***

Ричард Паркинсон одевается как настоящий джентльмен, не допускает появления растительности на своем лице и отлично владеет невербальными чарами. Он любит играть в шахматы и горячий жасминовый чай. Мужчина смеется, высоко подкидывая дочь на руках, и искры в глазах цвета спелой вишни улыбаются маленькой Панси. Кадма Паркинсон — женщина с теплыми, ласковыми руками и выразительным голосом. Она много и заливисто смеется, редко молчит и любит, когда все идет согласно ее планам. Она аккуратно укладывает жесткие волосы дочери в косу, мягко щелкая по носу, когда та отвлекается и поворачивает голову. Счастливая семья сидит за столом, и Панси смеется, показывая ямочки на щеках — ее отец невербально колдует разноцветные искры. А потом откуда-то сверху доносится крик, грохот и оглушительный треск. Ричард и Кадма исчезают в одно мгновение. Медленно тают последние искры в воздухе, когда маленькая девочка вскакивает со стула и бежит на второй этаж. Осколки стекла разметаны по всему коридору, но Панси не видит этого. Взгляд прикован к одной единственной картинке — ее мама вытирает кровь на лице и вскидывает палочку. Ее отец смеется, но сейчас в его глазах нет привычных янтарных искр: — Говорили мне, что однажды все змеи впиваются в глотку хозяевам, а я не верил! Палочка в его руках выписывает небольшой узор. — Он мне не хозяин! И лучше быть змеей, чем покорной собачонкой! — волосы Кадмы растрепаны, а лицо украшает злой оскал, и Панси почти ее не узнает. — Мордредова шлюха! Панси делает шаг вперед, и стекло под небольшим детским каблучком ломается с громким треском. Разноцветные лучи пронзают комнату. Пол уходит из-под ног, и темнота окутывает ее. Я распахиваю глаза, резко сажусь в кровати и наклоняюсь вправо. Рвота не попадает на кровать и одеяло.