Пленники рая

      К стенам города они добрались, когда небо совсем посветлело. Им навстречу выехали несколько всадников – как с удивлением заметил Брайан – во главе с Салимом. Поравнявшись с принцем, глава охраны резко осадил лошадь и внимательно оглядел своего повелителя. Тот жестом показал ему, что все в порядке. Салим бросил сердитый взгляд на Брайана и Юсуфа и сделал всем знак возвращаться.       Во внутреннем дворе дворца остановились, начали спешиваться. Салим спрыгнул первым и подошел, чтобы помочь спуститься Фарруху.       – Я могу… – начал тот, но верный слуга не дослушал и, как ребенка, снял его с лошади, которую тут же увели. Кто-то из слуг точно так же снял Юсуфа. – Я в порядке, – улыбнулся Фаррух, похлопывая Салима по плечу. – Только очень устал – всю ночь, считай, без сна…       – Хвала Аллаху всемилостивому, ты цел! – Салим не успокоился, пока не ощупал тело своего господина сквозь одежду и не убедился, что тот действительно крепко стоит на ногах. – Я знал, что нельзя отпускать тебя с неверным!       Брайан тем временем тоже спешился и, пока на него не обращали внимания, растирал ноги, которые свело судорогой после такой напряженной ночи. Удивительно, что он ощутил это только сейчас, но в пустыне было не до этого. Боковым зрением он заметил, что Салим повернулся к нему, и едва успел распрямиться, когда здоровый начальник охраны подошел к нему и схватил за ворот.       – Ты завел повелителя в пустыню! – прорычал Салим. – Хотел погубить там? Признавайся! – он встряхнул Брайана, но тут же отпустил… Всего лишь для того, чтобы схватить за одежду левой рукой, а правой выхватить джамбию.       – Достопочтенный Салим, я… – от неожиданности и страха Брайан позабыл все арабские слова.       – Салим, отпусти его! – грозно приказал Фаррух.       – Прошу прощения, мой повелитель, но ты слишком доверчив к этим неверным. Они враги. Они невольники. Все, чего они хотят, это сбежать на свободу и снова убивать нас.       – Если бы они хотели сбежать, они бы бежали втроем. Но со мной был только один из них. Или двое других тоже исчезли?       – Нет, повелитель. Но мы их захватили во дворе, откуда проход на конюшню. Они о чем-то шептались.       – О чем?       – Они утверждают, что просто болтали. Но кто знает этих неверных? Их последнее время часто видят болтающими вместе.       – Как удивительно, что люди, которые давно друг друга знают, хотят поговорить! – саркастически фыркнул принц.       – Они могли строить заговор! Им нужен повод выйти за стены. Один ушел с тобой, если бы вы к утру не вернулись, здесь бы начался переполох. Все отправились бы вас искать, и двое других могли бы воспользоваться этим и ускользнуть тоже. И встретиться с ним в условном месте. А ты… может, тебя и в живых уже не было бы к этому времени.       – Кто рассказал тебе это все? – поинтересовался Фаррух. – Кто?!       – Я… лишь предположил… – немного смутился Салим. – Что все так могло быть. Азиз говорит, они что-то замышляют. Он видел на рынке, как те двое торговались с оружейником. Вроде бы даже что-то купили. Но мы у них ничего не нашли.       – Азиз говорит? А они сами что говорят? Ты же наверняка их уже спросил.       – Отпираются. Как и положено заговорщикам. Но я пока просто спрашивал, ничего с ними не делая…       – Отпираются, потому что им не в чем сознаваться, – сказал Фаррух. – Этот человек спас мою жизнь сегодня ночью. Он мог завести меня куда угодно, но привел меня сюда. Он мог убить в пустыне и меня, и Юсуфа. Забрать наших лошадей, воду и оружие и найти по звездам путь к своим. Но не сделал этого. Не знаю почему. И мне неважно. Я доверяю ему. Я требую, чтобы ты его отпустил и извинился перед ним.       Салим внимательно посмотрел на господина, но перечить больше не решился. Медленно разжал пальцы, и Брайан сразу же отошел на шаг, вдыхая полной грудью.       – Салим, я сказал: «извинился», – повторил Фаррух.       – Я не буду извиняться перед неверным, – тихо, но твердо ответил Салим.       Фаррух тяжело вздохнул.       – Не хочешь осквернять свой язык, – произнес он. – Тогда подари ему свою джамбию. В знак того, что не держишь больше на него зла.       – Мой повелитель, он раб. Рабу не позволено иметь оружие.       – Это я решаю, кто он и что ему позволено. И кто ты, и что тебе позволено – тоже решаю я. И если ты будешь все время считать, что лучше знаешь, что мне нужно, я могу решить, что мне не нужен такой начальник охраны.       Салим сжал губы и очень низко поклонился своему господину. Открепил от пояса богато украшенные ножны, вложил в них клинок и подал Фарруху. Тот качнул головой и указал на Брайана:       – Ему.       Брайан сам предпочел бы не брать сейчас этот подарок, но перечить принцу не посмел. Взял, поклонившись сначала Салиму, потом Фарруху.       – Спасибо за доверие, мой повелитель, – сказал он. – И за оказанную честь. Я клянусь, не обнажу его без крайней нужды и не подниму ни на кого в этом доме.       – Клятвы неверного – ничто, – сказал ему Салим. – Я клянусь Аллахом, если мне придется пожалеть…       – Хватит! – резко оборвал его Фаррух. – Я не желаю больше ничего об этом слышать. Я смертельно хочу спать. И… Брай, наверное, тоже, – он взглянул на Брайана, как тому показалось, вопросительно.       – Ты очень добр, мой повелитель, – еще раз поклонился Брайан. – И с твоего позволения, я пойду сейчас к себе. Но хотел бы сперва убедиться, что с моими товарищами все в порядке. Достопочтенный Салим был вправе подозревать их, но раз уж все выяснили…       – Салим их отпустит, – пообещал Фаррух.       И Брайан снова ему поклонился.       – Мой повелитель, что будет со мной? – робко подал голос Юсуф, сидящий на коленях поодаль.       Фаррух посмотрел на него, словно удивился, что он до сих пор здесь.       – Иди спать, – сказал он. – Ты очень устал.       – Повелитель… – Юсуф подполз к нему. – Меня высекут? Я же виноват…       Фаррух порывисто наклонился, поднял его и прижал к себе.       – Мальчик мой! Это я виноват, что потащил тебя в ночь и оставил одного позади! Я бы не простил себе, если бы с тобой что-то случилось.       – Ты, правда, прощаешь меня? – все еще не веря, спросил Юсуф.       – Конечно, – ответил Фаррух. – Да я боялся за тебя больше, чем за себя!       Мальчик крепко обхватил его руками, спрятал лицо на плече и все-таки расплакался. Но, вспомнив давешнюю отповедь, тут же принялся яростно вытирать глаза.       – Прости меня, папа! Я научусь не плакать, обещаю!       – Ничего-ничего, сынок, – Фаррух снова прижал его к себе, – все позади. Теперь можно…       Фаррух посмотрел поверх его головы на Брайана с легкой улыбкой. Тот улыбнулся в ответ, удивляясь, почему ему раньше не пришло в голову, что этот мальчик – сын Фарруха? Они ведь так похожи. И Фаррух так заботится о нем. Учит, воспитывает и утешает сейчас, когда мальчику это так нужно. Юсуфу очень повезло с отцом.       Брайан еще раз поклонился принцу и ушел.              У подножия лестницы его встретил взволнованный Касид.       – Мы все так волновались, когда вы не вернулись к полуночи! – запричитал он, поднимаясь вместе с Брайаном в его келью. – Салим решил, что ты захотел погубить господина. Но мы знаем, я знаю, что ты не таков. Я даже не сомневался, что вы вернетесь и все будет хорошо!       – Спасибо, – от всего сердца поблагодарил Брайан.       Касид вошел за ним, помог раздеться, полил из кувшина, пока Брайан умывался. Потом забрал одежду, сказав, что почистит ее, а пока принесет свежих фруктов на завтрак.       – Я не хочу, добрый Касид, – сказал ему Брайан. – Благодарю тебя, но сейчас мне нужно поспать. Я сам спущусь, когда проголодаюсь.       – Как пожелаешь, – Касид согласно наклонил голову и скрылся за дверью, плотно притворив ее.       Брайан сел на свою постель, подобрав ноги к груди.       Ему нужно было поспать, но сон не шел. Напряжение, державшее его всю ночь, постепенно отпускало, и он осознавал, что они действительно чуть не погибли. Стоило ему меньше смотреть на небо, или хуже запомнить звезды, стоило ошибиться в расчетах, и они бы могли уйти дальше в пустыню. И сейчас, измученные бессонной ночью, умирали бы от палящего солнца и жажды – воды они взяли с собой совсем немного и только для себя, не для лошадей. Так что наверняка лошади пали бы первыми. Фаррух, дитя пустыни, осознал все это еще там, наверное, в тот самый миг, когда спросил «где мы?». Хоть и виду не подал. Кроме одного единственного, еле слышного шепота «я не хочу умирать».       У Брайана защемило сердце, едва он вспомнил этот шепот. И захотелось самого себя убить – как он мог допустить это! Или броситься сейчас к Фарруху, упасть на колени и, целуя ноги, просить прощения. Хотя Фаррух, конечно, скажет, что ему не в чем себя винить. Он мог бы обвинить его сразу – еще в ночной пустыне, вместе с Юсуфом. Мог не препятствовать Салиму вершить свое правосудие. И Брайан знал немало людей, кто именно так и поступил бы, лишь бы переложить на кого-то другого вину за свой страх. Это же так просто: сказать «это не я, это он», тем более что другие и сами не будут отпираться. Каждый из них троих виноват. Но Фаррух и не подумал обвинять уставшего ребенка. Или плохо знакомого с пустыней Брайана.       Фаррух… просто взял и вывел их. Да, Брайан вычислил направление. Но Фаррух уверенно повел. Брайан как сейчас увидел его прямую спину на лошади впереди. И его точеный профиль на фоне звездного неба, когда он время от времени оборачивался, чтобы убедиться, что все в порядке, и опять спокойно ехал дальше.        Он такой сильный. И одновременно такой хрупкий… И красивый. И умный. И очень добрый. Его невозможно не любить.       – И я люблю его.       Брайан уткнулся лбом в сложенные на коленях руки, не зная, что делать с этим откровением.       Пока он считал, что просто восхищается красотой сарацина, все было просто. В конце концов, для чего еще Господь создает красоту, в том числе и человеческую, если не для услады взора? Когда он понял, что вожделеет Фарруха, ему стало сложнее справляться с собой, но тоже было все ясно. Тело наше несовершенно, его постоянно одолевают желания, часть из которых порочна, и надо просто уметь их сдерживать, очищать молитвой и постом, и всегда помнить, что души это не должно коснуться.       Но вот душа… Что делать, если и душа поддалась соблазну?       Он-то, наивный, думал сбежать, чтобы глаза не видели красоты, и тело бы успокоилось. Но куда сбежишь, если и видеть ничего не надо. Он там, в самом сердце. И куда бы Брайан ни пошел, он будет нести его с собой. Не только его прекрасное лицо вспоминать, но и душу. Не только слушать его музыкальный голос, но и внимать его словам. Не только желать целовать его, но просто быть с ним. И чувствовать себя целым – каким не чувствовал никогда до этого.       Брайан поднял руку, чтобы вытереть щеку, и осознал, что слезы уже давно катятся из глаз. Рукав рубахи уже весь промок.       Или это не любовь? Это тоже какое-то наваждение Дьявола? Не может же мудрый Господь заставить своего раба, который ни разу в жизни в Нем не усомнился, испытывать любовь не к женщине, к мужчине? Зачем? Чтобы совсем сломать? Или просто… для развлечения? Как люди заставляют своих рабов делать всякие глупости…       Ему вспомнился рассказ Фарруха о древних богах, которые играли человеческими судьбами, превращали людей в животных, вселяли в них странные страсти. Так что же, ничего не меняется?..       Брайан лег и уткнулся лицом в подушку, чтобы хоть так заглушить рыдания, которые вырывались из разрываемой от боли груди.       «Господи, я же так немного прошу. Всего лишь то, что Ты даешь всем людям. Что́ Ты дал Фарруху и Марьям. Уж лучше б я и дальше считал себя неспособным любить, чем осознать и до конца жизни мучиться, что я люблю, но не так… Зачем Ты создал меня таким? Зачем?..»       Он не смог успокоиться, пока не выплакал, наверное, все слезы, которые скопились в нем за долгую и нелегкую жизнь. Слезы по Роберту – другу детства, с которым так хорошо и весело было проводить дни и ночи, довольствуясь лишь дружескими объятьями и пьяными поцелуями пару раз.       Слезы по другим несбывшимся мечтам… Сколько их было – разных мужчин, вызывавших восхищение Брайана и храбростью, и красотой. Но он даже на миг не допускал мысли, что это может быть всерьез.       И слезы по Фарруху. Самые горькие. Потому что вот он, здесь. И деться от него некуда, и занять голову и тело нечем… А у него три жены и тьма наложниц. И дети от них. Его Аллах дал ему все. Какое ему дело до несчастного невольника-англичанина, которому его Бог послал такое испытание… Какое?       «Если это действительно испытание, Господи, то, что я должен сделать, чтобы пройти его? Чтобы Ты избавил меня от этого проклятья и подарил настоящую любовь?»       Брайан открыл глаза, сморгнул слезы, и его взгляд упал на красивые ножны с подаренной джамбией.       «Я пришел в Палестину, чтобы убивать неверных, – вспомнил Брайан. – Я считал, что Ты хочешь этого. Неужели Ты сейчас хочешь, чтобы я убил Фарруха? Я даже не спрашиваю, за что… Только за то, что он молится не Тебе. И тогда… Что тогда?»       Он снова закрыл глаза, представив, что сделает это, и даже сумеет сбежать – надо только найти верблюда порезвее и взять с собой большой запас воды. И может быть, даже вернется в Англию… И встретит там новую любовь? Какую-нибудь женщину… Да как он сможет смотреть на кого-то, хоть на женщину, хоть на мужчину, если он видел Фарруха?!       Брайан поднялся и взглянул на крест на стене, старательно нарисованный для него Фаррухом.       – Прости меня, – сказал он. – Но это испытание мне не по силам. Я, скорее, себя зарежу, чем даже в мыслях причиню ему вред.       Он вынул клинок из ножен, прижал к шее. И отложил. Не сейчас. Когда-нибудь. Потом. Ведь в христианском аду, куда он попадет, он никогда не встретит доброго мусульманина. Значит… будет жить, и наслаждаться возможностью быть с ним здесь, и охранять его.