aestate latest.

      Солнца уже и не видно, оно давно зашло за горизонт, оставляя луне и звёздам освещать ночной город. В это время Лос-Анджелес только начинает свою жизнь; множество фонарей расставлены по всему городу.       Теплый свет освещает крышу пятиэтажки, она стоит совсем напротив океана. Потрясающий вид на бушующие волны, разбивающиеся о скалы, с громким треском. Где-то вдалеке слышно пение птиц, они высоко, наблюдают за двумя влюблёнными.       Тени от парней танцуют по бетону, повторяя движения. Свет мягко лежит на оголённой коже.       Кастиэль нежно целует шею Дина, а тот издаёт потрясающие звуки. Он сжимает его бёдра, а Дин гладит его волосы. Винчестер придавлен телом Каса, и это тепло ощущается превосходно. Они лежат, двигаясь жарко, почти обжигающе, но так мягко и легко.       Внутри Дина множество мыслей, он не может ничего забыть. И нет, он никогда не плачет вовремя секса, но не сейчас; стоны перестают идти из его рта, за ними приходит всхлип — тяжелый и громкий, он эхом разбивается о волну в океане. Как бы Винчестер не хотел — слёзы льются из глаз. Стало болезненно холодно, но Кас такой тёплый, и так не должно быть, но мурашки покрывают всё тело. — Дин… — шепчет Кас, отстраняясь от его шеи. Он проводит рукой по щеке Дина, стирая слёзы. — Пожалуйста, живи, — всхлипывает Дин.       Совсем скоро, Дин уедет. И он бы хотел этого не делать, остаться здесь, навсегда с Кастиэлем. Раствориться в этом безумие вместе с ним, но он не может.       Кас приближается к губам Дина. Медленно двигаясь, ощущая солёный вкус слёз. Дин отвечает, тяжело и медленно, будто уставший за жизнь, но с таким воодушевлением. Они мягко целуются. Нежный, но болезненно грустный поцелуй.       Винчестер кладёт руки на шею Каса, прижимая к себе сильнее, ближе. Дин не позволит уйти ему, только не сейчас, пусть сам и уйдёт потом.       Их сердца болят, наверное, одинаково. Эта близость сделает намного хуже, но им плевать. Где-то в животе бабочки стонут и кричат от боли, а сердце разбивается в дребезги с ужасно медленной скоростью. — Убей во мне забвенье, — умоляет Дин, раздвигая ноги шире, он обнимает ими Каса за талию, прижимая всего ближе к себе. Его слёзы падают повсюду: шея, плечи, грудь. Кастиэль сцеловывает их, или просто пытается, но лишь размазывает солёную жидкость по телу.       И ему тоже больно, он бы кричал сегодня, если бы в его организме не было так много наркотиков. Он знает, что ему больно, что он умрет без Дина. И тот знает тоже самое, единственное, чего он не знает — Кас бы не умер без него, он просто не хочет выживать. Он сломал этого мальчишку, который всего на год младше него, раздавил его и отдал на съедение собственным чувствам.       Дин тянет руки к подбородку Кастиэля, он чуть приподнимает его, открывая себе доступ к шее. Горячие и пухлые губы касаются кадыка, втягивая его и посасывая. Он пытается не обращать внимания на собственные слезы, хриплые стоны и вдохи, пытается растворится в этом моменте, в этом Кастиэле.       Это вина Дина, он сжигает их обоих, по собственному желанию быть свободным; он знал, что такому не бывать, но ничего не предпринял, чтобы уберечь их, наоборот же, рассказал матери, надеясь на лучшее. Но та рассказала отцу, и тот избил его за это, это неправильно, это грешно, Дин понимает это, знает это. — Я люблю тебя… — шепчет Кастиэль спускаясь поцелуями к груди, — я так люблю тебя, малыш, как же я люблю тебя.       Новый всхлип выходит из Дина, перерастая в хриплый стон удовольствия. Кас лизнул сосок Дина, а затем подул на него. Это щекотно, но это до невозможности приятно, Дина подкидывает на полу, он выгибает спину, а его позвоночник хрустит. Кас чуть прикусывает его сосок, а тот стонет громче, не стесняясь ничего.       Кастиэлю всегда плевать, но Дину лишь сейчас; им плевать абсолютно на всех, они есть друг у друга, прямо сейчас, в это мгновение.       Вина внутри обоих, она плещет, как бушующий океан. Внутри них шторм. Но они не виноваты в том, кто они есть, это ужасное стечение обстоятельств, которое не зависело от них.       И каждый день, каждую новую дозу, Кастиэль повторяет себе, что это не он виноват. Виновато стечение обстоятельств, он твердит себе, что сможет перестать, хотя бы ради этого парня, но это ложь. Он не хочет. Ему нравится, как горячая жидкость распространяется по вене, как она заменяет ему собственные гормоны, и эта ложь придает ему большей силы. Она убивает, Кас знает это, конечно, он знает, но он слишком много лжёт, даже самому себе.       Дин понял с самого начала, что он наркоман, но ничего не смог поделать с собственными чувствами.       Гей, который влюбился в наркомана — полнейшее разочарование отца, полное ничтожество. Но поцелуй за поцелуем от Кастиэля никак не помогал, и прекратить Дин был не в состоянии. Поэтому он просто лежит здесь, наслаждаясь этой последней близостью, которую будет вспоминать всю свою жизнь, даже, если у него уже будут дети, он будет женат.       Он всегда будет думать только об этом парне, который влюбил в себя с одного взгляда. С взгляда этими голубыми, как лучезарное небо глазами: иногда, они сапфировые, как камни в сережках Мэри Винчестер, матери Дина; иногда, они темные, как океан, вид на который сейчас здесь. Всё зависит от настроения и дозы в венах Каса, Дин понял это совсем недавно.       Медленными, но чересчур нежными поцелуями, Кастиэль спускается ниже по торсу Дина. Слегка посасывая кожу губами, иногда помогая себе зубами. И Винчестер в эйфории, все его рецепторы расширены, а внутри лишь серотонин и эндорфин. Ненароком, он думает: «так вот, что ощущает Кастиэль в момент кайфа.»       Но эта ужасная мысль, Дин бы ударил себя, если бы мог. Это не то, что чувствует Кас. Это по-настоящему, а эйфория Каса — искусственная.       Опустившись к тазу Дина, Кас кусает его слишком выпирающие косточки. Он похудел, слишком похудел, а Кас не заметил этого, и сейчас, он не в состоянии помочь Дину справится с этим. Винчестер всхлипывает, вздыхая одновременно.       На его щеках по-прежнему слёзы, и он больше не может понять от чего они. От наслаждения, или может, от боли внутри.       Его член так напряжен, головка покраснела, а предъякулят размазывался по животу от каждого движения. Он и не замечал его, были лишь прикосновения Кастиэля и всё.       Поцелуй возле головки, слишком долгий, возможно, там будет засос. Поцелуй в головку, а Винчестер стонет всё громче.       Кастиэль медленно провёл языком по всему члену, собирая предъсемя. Сильнее раздвинув ноги Дина, Кас облизнул правое яйцо, отдаленно глядя на то, как они напряглись. Дина подкинуло, он выгнул спину и закинул обе ноги на плечи Каса. Руки Винчестера сжимают собственную талию до боли и синяков, но это неважно.       Он не умрёт, — начинает думать Дин, — не должен, пусть я буду полным эгоистом, но он не должен умереть, только не так.       Язык Кастиэля там где никогда не был, и это странно, это мокро и определённо грязно. Дин вскрикивает, сразу же прикрывая рот рукой. Язык Каса внутри ануса Дина, растягивая мягкие и податливые стенки, увлажняя слюной. Он всё глубже и глубже внутри, а уши Дина такие красные и пульсируют от стыда.       Кас медленно отстраняется, вновь нависая сверху, ноги Дина по-прежнему на его плечах, он отпускает одну из ног, и Дин резко кладёт её на пол. Он ударяется пяткой о бетон и жмурится от боли.       Это смешно, Винчестер даже не может понять почему, он улыбается, а из его рта прыщит смех, тихий и спокойный. Он содрогается телом, будто пытаясь согнуться. — Дин, — просит Кас, но тот не обращает внимания, — Дин, посмотри на меня, Дин.       И он смотрит с улыбкой на губах, он смотрит на Каса, глядит на его стеклянные зрачки. Они всегда такими были, сколько он помнит. Он никогда не спрашивал у него — сколько он употребляет уже, но знает, что это всегда героин. А героин — это медленная и мучительная смерть.       И вот опять, глаза Дина закрывается, а губы кривятся. Глаза вновь влажные, а из груди вырывается всхлип. — Дин? — вновь просит Кас, но на этот раз намного обеспокоеннее. — Внутри меня цунами, а раньше дикий сад. Я убил нас, Кас, я сделал это.       Слеза, первая за долгих три года, слеза падает из глаза Каса, а затем другая. Он тянется назад, медленно, чтобы не повредить ноги Дина, пытаясь сесть на пол. — Нет, не останавливайся, пожалуйста, только не сейчас, — умоляет Дин, открывая влажные глаза. Он ничего не видит, всё размыто из-за слёз. — Ладно, ладно, хорошо, — шепчет Кастиэль, вновь нависая сверху. Он закрывает глаза, опускаясь губами на шею Дина. Слегка кусает, в тайне боясь, что сильнее сожмёт зубы.       Кас сгибает руку в локте, опуская её в этом положении, а другой тянется вниз. Он направляет свой член, чуть сильнее сжимая, чем должен. Головка упирается в растянутую дырку, она почти сразу проскакивает внутрь.       Дин задыхается, и вновь непонятно отчего это — от удовольствия или слёз.       Медленно, Кас толкается вперёд, потихоньку проникая внутрь, стенки сильнее растягиваются, обволакивая его член полностью. Это так тепло и мягко, Дин бархатный внутри, и там уютно. — Пожалуйста, я не хочу, чтобы это было твоим последним летом. — хрипло шепчет Дин, — пусть это будет наше последнее лето, вместе, но не твоё. Ради меня, Кас. — Хорошо, — отвечает Кас, а из его глаз текут горячие, обжигающие слёзы. Они не обжигают тело, внутри, саму душу. Неважно, что они выходят, они внутри. — хорошо.       Кастиэль вновь толкается, также медленно. Дин выгибает спину, пытаясь достать грудью грудь Каса, хватаясь за его шею, прижимая, как можно ближе. Движения Кастиэля ритмичные, и ужасно медленные, будто это поможет остановить время, будто 31 августа не конец этого лета, и Дин не уезжает сегодня, будто у них ещё, как минимум, неделя.       Хотелось бы иметь неделю на двоих.       Щеки обоих горят из-за ветра, который обдувает их слезы. Кастиэль вжимается в шею Дина носом, увеличивая темп, быстро и глубоко. Они насквозь пропахли этим вечером, и стоит надеяться, навсегда. Он, как клеймо отпечатался в сердцах, и когда-нибудь, может, они будут с другими, их сердца будут целы, но эти мгновения никогда не уйдут.       Это пик того, что может выдержать Дин. Он вскрикивает, его член пульсирует, а голова приятно кружится. Он кончает на свой живот, слишком интенсивно. Сперма не перестаёт вытекать ещё пару секунд, и Дин просто лежит, тряпичной куклой. Кастиэль ускоряется, а затем его руки трясутся, пытаясь выдержать весь вес его тела. Он внутри, глубоко в Дине, его сперма ещё глубже, она теплая и нежно переливается внутри. Кастиэль валится на Дина сверху без сил, не пытаясь даже встать, и Дин не против. Здесь холодно, возле океана всегда холодно, но Кастиэль согревает.       Они лежат здесь ещё пару часов, может больше. Обнимаясь, на этой холодной бетонной крыше, не взирая на возможность заработать пневмонию. Они просто лежат, прижимаясь друг к другу так сильно, как в силах сейчас. Может кто-то из них спал, но каждый пытается сохранить этот миг. Они вдыхают аромат друг друга, который уже давно смешался воедино. — Смотри, уже рассвет, — говорит Кас, показывая на первые лучи солнца, которые прорываются сквозь пелену облаков. Небо становится теплым, в в памяти их первый совместный рассвет.       Они лежали до поздна на этой самой крыше, просто разговаривая, не заметив, как пролетело время. Пение птиц, которые летали тогда высоко высоко в небе, разбудило их от самих себя. — Может мы ещё встретимся, однажды, — говорит Кастиэль, шепча это в макушку Дина. — Мы обязаны встретиться, я не верю, что это конец.       И они всё продолжали лежать на этом бетоне, наблюдая за рассветом. И когда-нибудь, их души распустятся красивыми цветами, как будто никогда ещё не видели солнца, неба, рассвета. И наверное, сейчас, это их последнее лето.