108

взмокшие от слегка влажного воздуха волосы неприятно ударяли по лицу при каждом движении. в спальне было душно, хотя погода сегодняшним вечером вовсе не обещала быть жаркой. духота, вызванная скорее напряжением, нежели страстью, невидимой, но плотной тканью покрывала каждую поверхность в комнате, в том числе оголённую кожу на теле. руки, касающиеся его, были знакомыми и мягкими, но действия, которые они выполняли — привычными и приевшимися (хоть и приятными на физиологическом уровне). несмотря на это, дайшо даже не вспотел. когда эти же руки — ласковые, но не сводящие с ума — несильно упёрлись в плечи и оттолкнули его, хотелось громко выдохнуть и громким шёпотом, разрезающим тишину, сказать «боже, спасибо». лёжа на спине — как-то слишком скромно и скованно для хозяина этой постели — он нервно облизывал нижнюю губу языком и прокручивал в голове возможные варианты дальнейших событий. в конце концов, сам с собой сугуру договорился о том, что просто понимающе стерпит пощёчину, если вдруг прилетит, потому что он и сам хорошо знал, что остаться неудовлетворённым — полный отстой. некоторое время повисшее безмолвие давило на сознание прессом в тысячу тонн (дайшо все их отсчитал). каждая прошедшая секунда казалась минутой, а каждая минута — часом. усердно зажмуренные веки уже болели от напряжения. лоб нахмурился ещё больше, когда со стороны послышалось тихое шуршание простыни. — стоило просто сказать, — перед тем как уйти, произнесла девушка. — секс по дружбе — это даже как-то унизительно. если бы она только хоть что-нибудь понимала, пронеслось в голове дайшо. внутри смешались чувства злобы и стыда, выливающиеся в поджатые, натянутые губы, сдвинутые к переносице брови и сжатые кулаки, досадливо бьющие «мёртвую» постель. когда щёлкнула входная дверь, дайшо остался один и почувствовал некоторое облегчение. мика была далеко не плохой девушкой как в романтическом, так и человеческом плане: несмотря на некоторые капризы, она часто проявляла заботу в отношениях с дайшо. но в последнее время их контакт был настолько сухим и редким, что больше напоминал общение дальних родственников, соблюдающих какие-то глупые формальности. сначала дайшо казалось, что проблемы в отношениях были спровоцированы той идиотской ситуацией, в которую он попал, ведь последствия, тянущиеся длинным хвостом, буквально перевернули его жизнь с ног на голову. но со временем, пока он совершенно откровенно «морозил» девушку и спускал вечерами себе в руку, увлекаясь развратными картинками, которые были нарисованы его же фантазией, сугуру понял, что этого было не миновать. теперь их взаимоотношения можно было сравнить с обветренной конфетой, залежавшейся без обёртки и потерявшей всякий вкус — сегодняшняя неудавшаяся ночь тому подтверждение. оставалось только гадать: это случилось после столкновения с конохой акинори или же началось ещё раньше? перед микой, конечно, стоило, как минимум, объясниться. но как он может что-либо объяснять другому человеку, если сам не понимает происходящее и с трудом ещё не свихнулся? нетерпеливо похлопав по карманам пальто и курток, дайшо, раздосадованный тем, что ничего там не нашёл, сердито ударил мягкую подушку ещё несколько раз. настежь открыв окно и стремительно перегнувшись через подоконник, парень подставился холодному ветру, заставляющему мурашки торопливо бежать по телу. — блять. вцепившись пальцами в пластиковую перегородку, ему хотелось досадно и жалобно выть, вторя разгулявшемуся ветру. это было невозможно больше терпеть. невозможно было рвать на себе волосы за дрочку на какого-то парня по ночам и пинать попадавшиеся на пути мусорные баки, как психованная малолетка, когда не видел его днём. невозможно было каждый раз возвращаться домой с пустыми руками и опустошённым сердцем, а потом проводить бесконечную рефлексию в надежде что-то понять или хотя бы убедить себя в том, что он сам всё надумал от скуки, а теперь портит свою жизнь, размышляя о каком-то смазливом… смазливом? с конохой он снова не виделся уже приличное количество времени. и это, честно говоря, злило его ещё сильнее. дайшо скрежетал зубами, пытаясь разобраться в возникающем диссонансе. он понимал (и совершенно искренне считал), что им двоим не следовало бы пересекаться во избежание конфликтных ситуаций, но в то же время, если они не встречались, дайшо, никогда раньше об этом не задумывавшийся, начинал нервничать и нарочно искать встречи (причём тоже вполне искренне). в своих желаниях он противоречил сам себе, что очень изматывало его самого (а ещё, возможно, других). дайшо, повинуясь собственному настроению, что не отличалось особым постоянством, старался подгадать время перерывов и найти всяческую причину оказаться в другом корпусе университета. за последние несколько недель он «проведал» столько своих старых знакомых, сколько, казалось, не имел вовсе. конечно же, при всех стараниях, он не мог игнорировать происходившие в нём изменения. и это его пугало. его пугали картинки, что назойливо подбрасывало сознание — настолько яркие и красочные, что их хотелось попробовать на вкус, точно сочный экзотический фрукт. пугали собственные мысли, в которых он раз за разом натыкался на образ парня с волосами цвета спелых колосьев пшеницы. его пугали навязчивые идеи, связанные с ним самим, и странные, но подозрительно интересные сюжеты. если положить лист бумаги и выписать на него все мысли дайшо сугуру в течении нескольких минут, а затем взять текстовый выделитель красивого мятного цвета для обозначения важного, чтобы сосчитать сколько раз встречается имя конохи, то бумага насквозь пропитается краской. помимо этого, дайшо был крайне озабочен историей своих поисковых запросов в интернете. и дело было даже не в сомнительных порнофильмах, которые он просматривал (исключительно для ознакомления и «расширения кругозора», конечно же). волновали попытки подробнее «разобраться в теме», что выкидывали его на множество разных сайтов с непонятными терминами, от которых становилось только страшнее. «если у тебя что-то заболит — не смей гуглить, иначе поверишь в то, что умираешь от удара мизинцем об тумбу» — говорил его приятель, но дайшо смеялся и даже представить не мог, насколько он окажется прав. и хотя заголовок статьи звучал как «гомосексуальность — это не болезнь», незнакомые слова вроде «цисгендер», «небинарность», «полисексуальность» и многие другие звучали для дайшо пугающе. он воспринимал их как настоящие диагнозы, которые врачи обычно записывали в справки своим непонятным почерком. сугуру не волновало, кто такие «квиры», «асексуалы» и «гендерфлюиды». ему бы для начала понять, почему у него, всячески отвергающего связь между двумя мужчинами, совершенно странным образом возникает эрекция на такого же парня, как и он сам. дайшо часто думал о том, похож ли коноха на гея. если бы в тот злополучный вечер он ударил его и поднял шумиху, сугуру смело бы сказал, что нет. но его вид, поведение, взгляд — всё в тот пьяный момент говорило об обратном. то, как нравилось ему целоваться, сидя на той тумбе, пока в полумраке блестели влажные глаза и нить натянувшейся между ними слюны, не давало дайшо покоя. «распознать сексуальную ориентацию человека на основе внешних признаков невозможно». так гласил заголовок одной из статей, в которой приводился ряд фактов в подтверждение этому заявлению. дайшо скептично пробежался по ним глазами, а затем вдруг вспомнил куро тецуро, про любовные похождения которого он знал точно. он ведь и сам недавно пришёл к тому, что никогда бы не подумал, что тот встречался с парнем. честно говоря, где-то внутри ему было даже любопытно, как выглядел его бойфренд: такой ли он высоченный и широкий в плечах, как сам куро? «стереотипные признаки «мужественности» и «женственности» больше не работают в современном мире». что ж, об этом дайшо знал и сам. один из случайных кликов вывел его на форум, где люди анонимно задавали вопросы, спрашивая совета. «я парень, а мне нравится парень! что делать? я гей?» звучала одна из «горячих» тем, отмеченная особым знаком пламени. бедолага, подумал дайшо, попал в топ обсуждений. открыв топик, он усмехнулся: всё как по заказу. ответы людей варьировались от положительно-нейтральных до откровенно негативных, так что где-то к середине страница была захламлена развернувшимся спором между особо активными пользователями сети, что затрудняло поиск адекватных ответов по теме. мысленно пожалев автора вопроса, дайшо устало почесал лоб и вышел из браузера. от незнания было тревожно и страшно, но теперь голова постоянно гудела ещё и от навалившейся на него лишней информации. когда в интернете он случайно наткнулся на понятия «актив» и «пассив», дайшо, едва ли не выбелившись до цвета известняка от ужаса, заявил сам себе, что он абсолютно точно актив. если что. интересно, а он…? ладони буквально зудели от того, насколько сильно дайшо хотелось чего-то, что он побоялся бы произнести вслух. он так часто видел перед глазами навязчивые картины, в том числе те, где коноха увлечённо удовлетворял его, стоя на коленях, что не мог уже представить его в какой-либо другой роли. но он не мог быть уверен, что это делает только один партнёр. по правде говоря, дайшо всё ещё не знал и жалкой трети того, что можно было бы (или следовало) знать. но странное чувство, щекотливо пробивающееся изнутри наружу, не давало ему спокойного сна, постепенно снимая замки́ с того, что раньше было чуждо и не дозволено. да, дайшо до усрачки боялся реакции общества на нечто подобное, но самым тревожным шагом пока что являлось признание самому себе. в том, что коноху действительно хотелось видеть чаще. и вовсе не потому что «он пидрила клетчатый, надо убедиться, что он не ластится к моим друзьям». настоящая причина была другая и, наверное, именно она столь негативно влияла на сугуру в последние дни. возможно, дело в том, что дайшо спокоен, когда контролирует ситуацию: если он может наблюдать за процессами со стороны, как будто смотрит в лабораторный микроскоп, значит можно исключить факторы тревоги минимум на половину. но коноха не появлялся у него на глазах уже несколько дней, что, конечно же, не могло поспособствовать дайшо в создании видимости, что он всё держал в своих руках. пока он не видит коноху, он может сделать абсолютно всё: например, рассказать обо всём мике или встретиться с его друзьями, подрывая его образ в их глазах. и хотя уже давно можно было понять, что у конохи не было подобных намерений, навязчивые мысли время от времени возвращались к дайшо, загружая и без того усталую голову. это его тревожило. как и то, где пропадало это жалкое подобие студента, смеющее— о, как можно! — не появляться на занятиях. это, наверное, больше даже раздражало, нежели заботило. о конохе он совершенно точно не мог заботиться! этот парень… он не сидит подоконнике в холле во время перерыва, не спит в библиотеке, обложенный книгами, не обедает за столиком у окна со своими гомочокнутыми друзьями, такими же, как и он сам, не даёт дайшо повода для новой сексуальной фантазии… чёрт. это просто невыносимо. невозможно каждый день проводить как на иголках, думая лишь об одном человеке и обо всём, что с ним связано. коноха акинори стал его проклятием. он не мог даже отвлечься: член вставал только на мысли об этом странном парне, так что оставалось довольствоваться обнадёживающей дрочкой, каждый раз встречаясь с его глазами. тоже мысленно. он ведь совсем не ангел. коноха может постоять за себя: сколько колючих слов лилось с его губ в сторону дайшо. сколько стонов могло бы с них сорваться. однажды всё дошло до того, что дайшо чуть не вляпался во что-то более смущающее и скандальное. это случилось в пятницу вечером — он хорошо запомнил дату, когда его крыша попрощалась с ним окончательно. неумолимо разглядывая людей на обнаружение сходства с конохой, он, возвращаясь уставший из универа и замученный собственным положением, увидел светловолосого парня. юноша стоял в знакомой рубашке — слишком лёгкой для осенней погоды — и дожидался автобуса, слушая музыку в наушниках, что длинным проводом спускались в его сумку, наброшенную на плечо. лёгкий ветер, создаваемый проезжающими мимо машинами, поднимал и опускал его волосы на макушке, которую дайшо прожигал взглядом. какое-то неоправданное чувство собственничества захватило его целиком: он не помнил, что двигало им в тот момент, когда он, нахмурив брови, стремительным шагом направился к конохе, представляя, как сейчас крепко схватит его за руку — или лучше за шею, паршивца — рывком развернёт в свою сторону, серьёзно взглянет в глаза и скажет… — извините? с растерянным взором, требующим объяснения, чужие, абсолютно незнакомые глаза ошарашенно смотрели на опешившего дайшо, в момент растерявшего всю свою уверенность. это был не коноха. дайшо обознался. замявшись, он промямлил что-то, что отдалённо напоминало неловкие извинения случайному прохожему, которого едва не схватил за шею подозрительный незнакомец с безумными глазами, и поспешил смыться с места преступления. так позорно ему не было, наверное, ещё никогда. дайшо чувствовал себя кеглей, которую выбили шаром для боулинга. это был страйк. сидя в своих четырёх стенах, что должны были быть крепостью, но по факту безжалостно давили на него ещё больше, сугуру думал о том, что нужно быть полным кретином, сошедшим с ума, чтобы увидеть коноху в ком-то другом. да ещё подойти и так облажаться! только сейчас он задумался о том, что совершенно не знал, что бы он ему сказал в тот момент, окажись этот парень настоящим конохой. скорее всего, ситуация тогда была бы не лучше, так что дайшо посчитал, что ему повезло: лучше предстать идиотом перед незнакомцем, который забудет тебя на следующий день, чем перед человеком, который учится в твоём университете и с которым у тебя… такие странные взаимоотношения. дайшо маялся и не знал, чем себя занять: на учёбу настроения не было, к тому же проект они почти закрыли (он даже надрал тецуро задницу за тот глупый случай, когда он решил подшутить над ним и изменил название проекта на совершенно отбитое, до чего мог додуматься только он сам). взъерошив волосы, что с его обычной укладкой было ему несвойственно, дайшо облизнул пересохшие губы и заломил пальцы на руках. стоя у кофейной машины и прислушиваясь к её жужжанию, за которое её всё же пора было выкинуть к чертям, он вспоминал тот день, когда коноха притащился к нему в аудиторию и передал папку с бумагами преподавателю. в памяти моменты проносились цветными урывками: коноха, мнущийся на входе в чужой кабинет, смех однокурсников, гулкие шаги в пустом коридоре, скрипнувшая дверца туалетной кабинки, минимум пространства и горячие губы, зажатые его собственной рукой. рукой, в которой он сейчас держал чашку с кофе, не так давно он зажимал сопротивляющемуся конохе рот, чтобы сохранить в тайне их совместное пребывание в туалете. ладонь долго хранила тепло. ты не можешь возбуждаться от подобного. это не может быть правильным. так не должно быть. кофе на вкус оказался таким же горьким, как и реальность, окружавшая сугуру. никто не станет церемониться с ним или с его загонами, больше смахивающими на маниакальную странность. патологическое отклонение, отравляющее ему жизнь. ему нужно было срочно отвлечься, чтобы не натворить глупостей. «йо, чел! затусим сегодня вечерком у меня? с тебя выпивка!» сообщение от засранца сакиджимы с заманчивым предложением оказалось как нельзя кстати. дайшо не мог понять, почему выпивка именно с него, но возражений не имел — он был согласен на всё, лишь бы друзья заставили его забыть о неотвязном образе конохи, надоедливо сопровождающим на каждом шагу. — по какому поводу проставляешься? — присвистнул акама, воодушевлённо разбирая пакет с покупками, что привёз с собой на встречу дайшо. — нет повода, просто этот меркантильный прыщ поставил мне условие, — безэмоциональным тоном отозвался парень. сакиджима, проходящий мимо с тарелками для закусок, замахнулся ногой в опасной близости от зада друга. — ты врушка! ты такая врушка, сугуру дайшо, — придуриваясь, возмущённо протянул он, усаживаясь на диван. — акама, это моё место, двигай отсюда. — ты самый неприветливый хозяин дома, которых я только встречал, — просопел акама, прижатый к самому краю. дайшо, приехавший позже всех из-за организовавшейся пробки на дороге, обвёл взглядом комнату. — а где кугури? сакиджима, чей рот уже наполнился чипсами, потянулся к банке пива. — а? — отозвался он, словно впервые слышал об этом человеке. — а. да у него какие-то важные дела нарисовались… сказал, что не приедет сегодня. такачихо предусмотрительно убрал подальше свой телефон от ребят, открывающих напитки. — не надо крошить чипсами на мои штаны, — предупреждающе попросил казума, отодвигаясь. — не надо покупать штаны дороже, чем твоя жизнь, душнила, — хмыкнул сакиджима, щёлкнув металлической открывашкой. дайшо упал в кресло напротив, не забыв мастерски закатить глаза. столь благородным прозвищем в их компании обычно нарекали кугури, который вёл себя рассудительнее остальных, невзирая на то, что был самым младшим. даже сейчас у него вдруг организовались какие-то дела, в то время как старшие товарищи, которые должны показывать положительный пример кохаю, протирали штаны и хрустели чипсами под попсовую мейнстримную музыку. выдохнув в попытке расслабиться в кругу друзей, сугуру потянулся к столу. жестяная банка одарила прохладой вдруг вспотевшую ладонь. дайшо вытер руку о брюки и прижал язык к нёбу, разглядывая на удивление цветастые рисунки, что украшали банку с напитком. обычно он такое не пил: это пиво он пробовал в первый раз — по совету (настоянию) сакиджимы — и искренне надеялся, что он не словит пресловутые фейерверки после первой же «порции». парни о чём-то переговаривались — в основном это были банальные темы, связанные с универом, волейболом и, конечно же, личной жизнью каждого. несмотря на то, что дайшо хватался за этот повод встречи, как за спасательный круг, он практически не слушал и не принимал активного участия в спорах и обсуждениях. его мало интересовали чьи-то любовные похождения (особенно сейчас), но его близкий товарищ сакиджима, казалось, больше всех питал интерес именно к его отношениям. — ну что, солдат, как на личном? как оригинально. по нему прямо кружок юных комиков плачет. — всё норм, — отмахнулся дайшо, показательно пригубив напиток. сакиджима, по всей видимости, вообще не умел различать невербальные знаки, а потому продолжил свой расспрос с пристрастием. — и с микой всё ок? дайшо нервно сжал зубы и прищурился. рука, держащая напиток, напряглась. он что-то знает? — да ты не подумай, — словно прочитав его мысли, вдогонку добавил парень. — я просто от йосано услышал, что мика какая-то «не в настроении» ходит. дайшо захотелось удариться головой об стол. местная собирательница сплетен являлась бывшей подружкой сакиджимы изуми, с которой он продолжал общаться после расставания, а ещё периодически просыпаться в одной постели. вот что надо было называть «унизительным сексом по-дружбе», считал дайшо. — я же сказал, нормально всё, — он постарался всем своим видом показать, что подобный разговор его ничуть не напрягает, решив, что так сакиджима потеряет интерес и быстрее отвяжется. но терять интерес парень не спешил. — я давно вас вместе с микой не видел. — много дел навалилось, некогда тусоваться, — дайшо отбивался от него, как от внезапно напавшего орла. — не поругались? — сакиджима, чувак, — влез акама. — ты так интересуешься, будто хочешь на её место! парни показательно рассмеялась. сакиджима тоже снисходительно посмеялся, хотя дайшо прекрасно знал, что он не жаловал подобного рода шутки в свою сторону. но этим вечером приятель его удивлял. — дайшо такой душка, что перед ним не устоять даже самому брутальному мужику, скажи? — ты хотел сказать «душнилка»? — сакиджима насмешливо изогнул бровь. — по-моему, в нашей команде он самый смазливый, — поделился мнением акама, весело попивая пиво. — не зря же он капитан. — я капитан не из-за этого, придурки, — цыкнул дайшо, отводя взгляд. — как ты мог такое сказать? я думал, что я самый прекрасный мужчина на свете! — сакиджима театрально приложил руку к сердцу. — у тебя пена от пива на верхней губе, красавчик, — захохотал казума, беспорядочно тыча пальцем в изуми, который принялся оттирать губы. — он так говорит, пока кугури нет рядом, — тихо заключил йошия, утаскивая к себе поближе тарелку с сушёными кольцами кальмара. дайшо подумал, что на этом этом разговор закончился, но шутка в считанные секунды приобрела новые обороты, от чего ему вновь хотелось закурить сразу несколько крепких сигарет. — кто из нас больше всех сошёл бы за гея? триггер. — ты, сакиджима, — не задумываясь, хлопнул его по плечу казума. — а чё сразу я? — изуми выпятил грудь колесом. — тебе больше всех надо. и вообще, ты иногда такой латентный. — нихера себе, откуда ты знаешь, что такое «латентный»? — парни, может, хватит? — попытался остановить их акама. изуми закинул руки на спинку дивана и безапелляционно заявил: — а я думаю, что дайшо. триггер. триггер. триггер. — какого хера ты несёшь? — рука «обвиняемого» сжала жестяную банку, проливая остатки на пол. — да не, я не говорю, что ты из этих, просто ты похож на того, кто мог бы переспать с парнем, — и тут же сакиджима примирительно добавил: — ну если только за очень большие бабки! бросив смятую жестянку на общий стол, дайшо вскочил с места, сам, кажется, не осознавая, насколько зловеще выглядел. акама, испугавшись, что он схватит нарвавшегося героя за грудки, в мерах предосторожности вытянул руки между ними, сохраняя дистанцию. сакиджима же беспечно забавлялся, не понимая, почему шутка подобного характера вдруг настолько задела дайшо. тяжело втянув воздух носом, сугуру, чувствуя себя просто отвратительно, оглядел команду в последний раз и схватил свой телефон, завалившийся в кресло. — я пошёл, у меня тоже дела нарисовались. парни неловко переглянулись. — дайшо! бля, чувак, ты обиделся? да ладно тебе, я не имел в виду ничего плохого, ты же знаешь, не дури! сакиджима шёл за ним до самой входной двери и остался за ней. в машине было прохладно и сухо, что напоминало ощущения в горле на начальных стадиях болезни. опустив стекло в окне, дайшо сплюнул на чистый асфальт вместе с ядерным матом. несколько раз он остервенело ударил по рулю, напугав сигналом проходившую мимо старушку с маленькой собачкой. грёбаный сакиджима! друг называется. грёбаный волейбольный клуб, где они познакомились. грёбаный универ, где он учился. грёбаная вечеринка, на которой он целовался с конохой. грёбаный коноха. грёбаный куро тецуро, который… куро тецуро. ему больше не к кому обратиться. что если именно он заразил дайшо своим гейством? пусть теперь расхлёбывает эту кашу! — чёрт, чёрт, чёрт! — пальцы нервно двигались по искусанным губам, пока гудки в трубке протяжно тянулись. — чего ты чёрта поминаешь? — решил, что так быстрее до тебя дозвонюсь, блять. голос тецуро, звучащий в телефоне, был как всегда до противного весел и бодр. — ты там, что ли, трахался? — с претензией спросил дайшо. — может быть. что за срочность? — ты мне нужен. — ого, так приятно, детка. дайшо нетерпеливо потёр переносицу. слова вертелись на языке, но никак не хотели произноситься, упрямо цепляясь за горло. прямо сейчас он боролся сам с собой и решался на отчаянный шаг. куро тецуро — это крайняя мера. — так что случилось? — я могу приехать? куро ненадолго задумался, словно прикидывая важность происходящего. — ок, я скину адрес. дайшо ударил по газам раньше, чем услышал утвердительный ответ.