***
Поздняя ночь. Маленькая девочка уже привыкла сама ложиться спать и просыпаться, даже поесть могла приготовить самостоятельно. Кто-то отпирает дверь. Ключ резко проворачивается три раза, становится понятно, что у того, кто пришёл, настроение обычное, то есть ужасное. Сначала из коридора послышались тихие всхлипы, а потом уже рыдания в открытую. Саша, пересилив свой страх, вылезла из спасительного одеяла и пошла на звук. «Мама…» Женщина сидела на коленях и буквально тряслась от истерики. «Мам, что случилось?» Голос девочки дрожал, ноги тоже, но она подходила всё ближе. Вдруг мать резко выпрямилась и со всей возможной серьёзностью посмотрела в глаза дочери. Секунда тишины. После чего мама схватила девочку за плечи и начала судорожно трясти, продолжая смотреть в глаза: «Это ты! Это ты виновата во всём: в нашей бедности, в ссорах, в смерти отца!» Последние слова словно выбили землю из-под ног у девочки. Она зарыдала. Не зная даже, от чего больше: от боли, печали, или от обиды, раздирающую её изнутри.***
Все эти мысли и воспоминания внезапно возникали и безжалостно давили на девушку. Вторник. Универ я и так пропустила. Вздохнув, я подошла к окну и со всей тоской мира сказала (по-видимому, маме) эти болезненные слова: «Я помню, как ползала на коленях и вымаливала прощения со слезами, а ты «никогда не была виновата передо мной». Зато другие говорили, что я должна была перенимать твою боль. Жестоко». Весь день просидев в тик токе, можно осознать насколько быстро движется время и насколько бесполезен бывает человек в этом мире. Сегодняшнее утро оказалось более сносным, чем вчерашнее. Хотя со вчерашним утром не сравнится ни одно другое. Прогуливать университет второй день подряд не хотелось. А кому я вру, конечно, хотелось, но не стоило. В универе я оказалась с опозданием. Расписание неутешительное. Последняя лекция — история искусств. Да как же меня это всё уже достало! Ну поступила я, ну стараюсь учиться, но подругам-алкашкам-то всё равно завидую, хоть и завидовать там нечему. С первых же дней университета я познакомилась с Дашей. Она сначала показалась очень открытой и доступной к общению, но потом оказалось, что она просто пустышка, но так как больше я знакомств не заводила, приходилось каждый раз общаться лишь с ней. Хотя на простые темы говорить с ней даже удобно. «О, ты пришла? Капуша, садись ко мне». А вот и она, как всегда, в открытом топике и с распущенными волосами. Мы болтали, не слушая преподавателей. Так и прошли две первые пары. Шум в аудитории, Даша, постоянно кричащая что-то мне на ухо, и явное ощущение недосыпа обозначают, что сегодня всё также, как и всегда. Звонок. Вот и он. В класс заходит всё тот же прекрасный мужчина, но уже в синем пиджаке. Зачем он так часто меняет одежду? Модник фигов. Моё лицо выразило крайнее недовольство и отвращение, хотя в душе что-то приятно кольнуло. Прежде чем начать пару Арсений Сергеевич резко встал и за четыре больших шага приблизился к нашей парте. В руках у него была моя серая куртка. Почему в аудитории стало так тихо? Я молчала и не двигалась. «Ты забыла её у меня вчера». Он кинул куртку на стол и больше не проронил ни слова. Я смотрела то на него, то на куртку и не могла пошевелиться. Вдруг Даша будто пробудила меня своим энергичным голосом: «Это что? Ты ночевала у него? Эй, ты меня слышишь? Спала с ним, да?» Она улыбалась и от этого становилось как-то мерзко на душе. «Нет!» — сказала я даже громче, чем стоило бы, ведь уже началась пара. Преподаватель на секунду отвлёкся от темы и посмотрел на нас пристально, но, к сожалению, ничего не сказал. Хотя почему же к сожалению? Не знаю, но почему-то у меня это вызвало грусть… Всю пару я смотрела лишь на его руки. Почему я раньше не замечала их прекрасную красоту? Изящные длинные пальцы, взбухающие вены, которые не выделяются, а лишь слегка украшают его запястья. Кажется, ради этих рук можно пожертвовать всем. Я уже не стесняюсь этих мыслей. Ну а что? Мне восемнадцать лет, я уже могу применять все свои извращённые фантазии. Следующий день абсолютно такой же. Так думала я, пока не зашла в свою аудиторию. Практически все взгляды направлены на меня, а кто-то в конце аудитории даже хихикнул. Это не могло не пугать. Я, как обычно, подсела к Даше. Неловкое молчание продолжалось до звонка. Началась первая пара — основы композиции. Очень странно, что Даша даже слова не проронила за весь урок. И вот на перерыве я пересилила себя и решила хотя бы поздороваться. «Привет, Даш. Всё в порядке?» Она вопросительно посмотрела на меня и жестом позвала выйти из аудитории. Я пошагала за ней в недоумении. Мы остановились только у зеркала в туалете. «Ты разве не знаешь? Серьёзно? Вообще ничего? Капец. Ты правда ещё не знаешь?» Она тараторила и ничего толком не могла сказать. «Да говори уже!» — слегка прикрикнула я. «Из-за тебя хотят уволить Арсения Сергеевича. Ты хоть головой думала, когда с ним спала? Он такой классный, я не хочу чтобы он уходил от нас». Стоп. Уволить? Из-за меня? Откуда все узнали? Такие мысли вертелись у меня в голове и я решила их озвучить: «Это ты разболтала всем, так ведь?» Моё лицо переменилось и выражало лишь ненависть. Я медленно надвигалась всем телом на Дашу. Сейчас мы были похожи на загнанного зайчика и страшного серого волка. Только вот волк на самом деле был жертвой хитрого зайца. «О чём ты? Это не я!» — истерично проговорила она. Даша всё ещё пыталась выдавливать из себя улыбку, но теперь всё это было больше похоже на панику. «Я не знаю кто это, и кому ты ещё говорила, но это точно не я. Как ты могла во мне сомневаться?!» Последняя фраза была достаточно утвердительной, чтобы выбраться из роли зайки и переместиться в волка. Даша толкнула меня плечом и вышла из туалета. Теперь я осталась одна. Смотря в грязное зеркало, я видела не человека, а что-то ужасное и недостойное нормальной обычной жизни. Я плюнула в зеркало и попала как раз в отражение лица. «Так тебе и надо», — голос разразился эхом в тишине. Нужно было идти на следующую пару, а ноги не слушались совсем.