* * *
Утром следующего дня, когда все спешили на завтрак, Ремус плёлся среди отстающих, изредка монотонно одергивая чересчур расшалившихся мальчишек. Обычно он активно участвовал в жизни школы, однако сегодня следить за порядком в толпе неугомонных ребят старших курсов у него получалось чисто механически. С момента одинокого пробуждения сегодня утром Ремус упорно (но безуспешно) пытался игнорировать сонм беспокойных, раздражающих мыслей о вечере накануне, отмахиваясь от них, словно от надоедливых пикси. Он не понимал, что ему теперь следует делать, думать и даже чувствовать. Ремус ни в коем случае не жалел о произошедшем, однако надеяться на продолжение этой парадоксальной связи ему не позволяла низкая самооценка и природная скромность, чего уж говорить о характере Снейпа. А потому всё его утро оказалось окрашено в минорные тона безвозвратно ушедших моментов и потерянных возможностей. Вместе с тем чувства, испытанные им прошедшим вечером, теперь кричали ему, чтобы он не смел отмахиваться от произошедшего и делать вид, будто ничего не произошло. Мысли о том, как же теперь Ремусу себя вести, всё множились и пухли, собираясь в уродливый тяжёлый ком, вибрирующий и тонко дребезжащий теперь где-то на периферии сознания. И чем ближе оказывались двери Большого Зала, тем большая паника его охватывала. Галдящая толпа студентов буквально втолкнула его в Большой Зал, хаотично рассыпавшись в разные стороны. Люпина тут же окутали аппетитные ароматы бекона, свежеиспеченных булочек и пряного тыквенного сока. Осознав, как же сильно он, оказывается, проголодался, Ремус усилием воли задвинул все сомнения подальше и направился к преподавательскому столу. — Доброе утро, Ремус! — добродушно поздоровался Флитвик и, внимательно вглядевшись в лицо Люпина, поцокал языком: — Что-то ты неважно выглядишь. Что, ученики совсем загоняли? — спросил он участливо, поёрзав на стопке книг. — Да-да, ученики… совсем… вчера, сегодня… — рассеяно пробормотал Ремус. Всё его внимание занимал тот странный факт, что обычное его место сейчас было занято профессором прорицаний Трелони. Окинув стол беглым взглядом, бедный Ремус обнаружил лишь одно призывно пустующее местечко — по правую руку от профессора зельеварения. Чтобы не торчать соляным столпом посреди зала, Ремус обречённо отправился к свободному месту в конец стола и с глубоким вздохом сел на краешек лавки рядом со Снейпом. Украдкой скосив глаза, Люпин заметил, что тот сидит неподвижно, в напряженной позе. Пальцы левой руки Северуса до побелевших костяшек впились в край стола, а в правой жалобно лязгнула согнутая вилка. Отпив из бокала немного сока, чтобы промочить горло, Ремус спросил в пространство: — Что-то случилось? По левую руку от Снейпа хихикнула профессор Граббли-Дёрг и, пригнувшись к столу, заговорщическим шепотом пояснила Ремусу: — Сивилла напророчила ему невесту, — Люпин, пригубивший в этот момент сок, поперхнулся и закашлялся, а Граббли-Дёрг невозмутимо продолжила: — И уточнила, что связывать их будет «животная страсть»… — вдоль стола пробежался шелест приглушенных смешков, и приободрённая Вильгельмина хотела ещё что-то добавить, но резко сникла, икнув, под тяжелым взглядом Северуса. Какое-то время трапеза продолжалась в тишине и спокойствии, перемежаемая лишь негромкими доброжелательными разговорами. Справившись с омлетом, Ремус положил себе на тарелку кусок сливового пирога. Отламывая от пирога очередной кусочек, Люпин нечаянно с силой надавил ложечкой на сливовую косточку, незамеченную нерадивым домовиком. И косточка эта, пролетев половину стола, угодила точно в центр лба профессора Трелони. — О! — Сибилла внимательно рассмотрела упавшую перед ней на стол косточку. — Дорогой мой мальчик, — напевно обратилась она к извиняющемуся пунцовому Люпину, — а знаешь ли ты, что означает сливовая косточка по друидским поверьям? — К сожалению, я не сведущ в знаках, — вежливо улыбнулся Ремус. — И что же это значит? — дружелюбно уточнил он. — Слеп тот человек, кто глух к знакам судьбы, — воздев указательный палец вверх, патетично продекламировала Трелони и, смягчившись, пояснила: — Для незамужней девушки найти косточку в пироге — это к суженому да деткам, — на этот раз Снейп подавился куском тоста, да так, что Вильгельмине пришлось постучать ему по спине, — для того, в кого попала косточка, она — знак безусловного скорейшего финансового обогащения, — Сивилла расплылась в довольной улыбке, — ну, а для тебя, дорогой, это знак приближения исполнения самого заветного и несбыточного желания. Люпин вспыхнул, как наивная девица-институтка, уши его горели, а щёки пылали. До него вдруг со всей кристальной ясностью дошло, почему в Хогвартсе все так настороженно относятся к пророчествам Трелони. Ведь на предсказание её могла вдохновить любая незначительная мелочь, о чём она тут же спешила внезапно и беспардонно заявить окружающим, ставя их в неловкое положение. Сбоку от Ремуса послышалось покашливание. — Что ж, — сказал Снейп, — замечательно. — Что? — уточнила Трелони. — Полагаю, — начал Снейп ироничным голосом, — теперь наша с профессором Люпином личная жизнь просто обязана вскоре наладиться, — саркастично закончил он, послышались доброжелательные смешки. А Северус, приблизив губы к уху Ремуса, тихо добавил: — Вместе.Аралиевый бальзам
14 июля 2021 г. в 21:28
Было бы огромным приуменьшением сказать, что Ремусу «неприятно» находиться под пристальным взглядом профессора зельеварения. Ему было стыдно и неловко, он постоянно ёрзал в кресле, а лицо невыносимо зудело от непрерывно растущих жёстких серебристо-русых волос.
Как выяснилось, покупать аралиевую мазь для преображения у дёрганного, воровато оглядывающегося торговца было плохой идеей. Это был бальзам из завязей аралии для улучшения роста волос, этикетка которого гласила, что «вельми заволосится всё, а особливо лико!».
Слава Мерлину, Люпин нанёс лишь немного на кожу над верхней губой и чуть-чуть на подбородок. Собственно, именно туда, где и хотел добиться максимально гармоничной картины.
Однако всё закономерно пошло не по плану, и вместо окладистых ровных усов и аккуратной бородки теперь на лице Ремуса красовались неравномерно растущие, клочковато торчащие пучки волос. Мало того, что растительность эта с каждой минутой причудливо и непредсказуемо удлинялась, так ещё и зона, на которую распространялся эффект злосчастного бальзама, кажется, также увеличивалась.
И именно поэтому он — Ремус Люпин — сидел сейчас перед Северусом Снейпом, сгорая от стыда. Тот, конечно, сразу же высказал всё, что думает о криворуком горе-зельеваре, сварившем это чудо-средство, о Ремусе с его вечной верой в людей и лучшее, а также подробно разъяснил, что быть столь наивным и доверчивым волшебнику его возраста — попросту глупо.
Перед процедурой нейтрализации действия бальзама требовалось, чтобы Люпин гладко выбрил лицо. Однако спустя всего несколько секунд волосы вновь начали активно отрастать буквально на глазах, стремительно достигая той длины, после которой их уже нельзя было назвать щетиной.
Подойдя вплотную к Люпину, Северус ещё раз внимательно осмотрел своего новоиспеченного пациента, усмехаясь уже мягче. Затем он отвернулся и, открыв баночку с густой мазью, одной рукой зачерпнул полупрозрачную субстанцию. По комнате разлился свежий мятный запах с пряными цветочными нотками.
Люпин вобрал побольше воздуха в лёгкие и зажмурился — смотреть, как его спасает Снейп, было выше его сил. Чувство страха и неловкость постепенно уходили, оставляя место напряжению несколько иного характера.
Когда прохладные от мази пальцы коснулись его лица, Люпин, рефлекторно вздрогнув, невольно дёрнулся.
— Не вертись! Я не собираюсь провести за этим нелепым занятием весь вечер, — буркнул Снейп — судя по его тону, он всё ещё злился на Ремуса.
— Прости, — одними губами то ли проговорил, то ли прошептал Люпин.
Немного привыкнув к холодку, распространившемуся по лицу, Ремус приоткрыл глаза и посмотрел на Северуса. Тот сосредоточенно наносил состав, стараясь не слишком сильно выходить за границы аномальной зоны. Казалось, увлеченный этой работой Северус не замечает ничего вокруг. Воспользовавшись этой возможностью, Ремус постарался внимательно рассмотреть Снейпа со столь близкого — столь волнительного! — расстояния. До сих пор о подобном он мог лишь мечтать.
Ремус, наблюдая за губами Северуса и очерчивая их жадным взглядом, заметил, как тот беззвучно произносит какие-то слова. «Интересно…» — подумал Люпин, облизнувшись и получив укоризненный взгляд Северуса в награду. Он подумал, что, должно быть, неосознанно Снейп делает так часто, когда сильно сосредотачивается на чём-то.
Брови Северуса — сведённые к переносице две строгие чёрные линии — пребывали в немом напряжении. А его нос (Мерлин, этот прекрасный нос!) с благородной горбинкой, словно бы выточенный из мрамора, горделиво выдавался вперёд. Ремус втайне мечтал когда-нибудь узнать, каково это — целоваться с Северусом Снейпом.
Ремус вздрогнул, когда наваждение рассеялось. В этот раз Северус уже отвернулся, так что обошлось без замечаний. Через мгновение Снейп вернулся на исходную позицию, оценивая проделанную работу.
— Итак, — Северу вытер руки полотенцем, — я замедлил темп роста волос до нормального. Теперь же, — он отбросил назад полотенце и взял в левую руку лохань с пеной, — приведём тебя в нормальный вид.
Пальцы, измазанные пеной, тщательно наносили мыло, касаясь щёк, подбородка, оглаживая каждый изгиб лица Ремуса. Люпин неосознанно приподнял голову, подставляясь под прикосновения. С каждой секундой он ощущал, как ему становится их мало. Осознав эту мысль, Ремус одёрнул себя, удивляясь такой неслыханной наглости.
Закончив, Снейп снова вытер руки полотенцем и взял опасную бритву, лезвие которой блеснуло мягким отсветом камина.
— Не делай резких движений, — велел он, сопроводив приказ строгим взглядом.
Люпин, нервно сглотнув, ярко представил картину, как Северус медленно, стараясь сохранять идеальный наклон, проходится лезвием по его шее. Это заводило. Люпин нетерпеливо передернул плечами, стараясь выкинуть лишние мысли из головы. Он выпрямился, сжимая колени пальцами, и чуть подался вперед.
Северус также придвинулся ближе. Во-первых, ему нужно было больше света, а во-вторых, это требовалось для точных чётких движений кисти. Не тянуться же с безопасного расстояния, в самом деле!
Колено Северуса уткнулось в Люпина, и тот, посмотрев вниз, понял, что это его нога мешает Снейпу. Ремус неловко улыбнулся и попытался отстраниться. Однако быстро сообразил, что такой маневр — совсем не то, что нужно Северусу, и постарался развести ноги пошире, чтобы колено Северуса оказалось между ними.
— Благодарю, — сухо прокомментировал эти копошения Снейп, не глядя Ремусу в глаза, и аккуратно провёл бритвой снизу вверх по его щеке.
Ремус сидел затаив дыхание. Он старался прислушиваться к своим ощущениям, не пропуская ни малейшего оттенка. Это было великолепно! Даже лучше, чем он когда-либо мог вообразить, и гораздо приятнее, чем когда он брился сам.
Люпин скосил глаза вниз, в надежде проследить за действиями Снейпа, который резкими движениями стирал пену и волоски с лезвия бритвы. Северус вытер ладонь полотенцем и вновь наклонился к Ремусу для следующего подхода — «второго броска».
А Ремуса уже вело… Он понимал, что Снейп слишком занят, чтобы заметить, однако если бы тот вдруг опустил взгляд, то определённо увидел бы, что сейчас там — в брюках Ремуса — разгорается настоящий пожар, стихийное бедствие, целая буря.
С каждым движением металла по коже Люпин всё выше задирал подбородок, стараясь скрыть от Снейпа такое неуместное и уже становящееся болезненным возбуждение. Ремусу казалось, что его желание предательски отражается на лице. Брюки, став тесными, казалось, не способны были вместить в себя все те чувства, что поднимались в нём, крепли и росли с каждым мгновением, грозя выплеснуться через край в любую секунду, затопив всё вокруг, руша рамки, барьеры и хлипкий самоконтроль.
В какой-то момент положение головы Ремуса перестало устраивать Снейпа. И поэтому он, взяв крепкими пальцами Ремуса за подбородок, резко придал его голове удобный для себя наклон. Чем грубо вернул Люпина обратно на землю, выдернув из мечтаний.
Люпин мгновенно ожил, однако осознанности в нём не прибавилось — он сидел раскрасневшийся, с затуманенным взором и призывно приоткрытым ртом. Даже его волосы, казалось, растрепались, наэлектризовавшись. Он тяжело дышал, а в глазах зажегся и разгорался нездоровый лихорадочный золотистый огонёк, который появлялся всегда, когда в Ремусе просыпался Зверь.
— Отпусти, — вдруг тихо попросил Снейп.
Ремус не сразу понял, о чём речь, но, опустив взгляд, увидел, что обе его ноги с силой — до дрожи — зажали меж собой худое колено Северуса. Всё тело Ремуса, напряженное каждой своей мышцей, неосознанно подалось вперёд. Колено Северуса практически касалось выразительной выпуклости брюк Люпина. Теперь скрыть возбуждение от Снейпа не представлялось возможным.
Люпин не осмелился посмотреть на Северуса и лишь резко отстранился, вжав голову в плечи. Это было ужасно! Он ощущал себя преступником-извращенцем, пойманным на месте какого-то мерзкого преступления.
— С-северус… — уже было не важным соблюдать приличия и называть коллегу по фамилии. — Извини, — получилось глухо, Ремус сухо сглотнул.
Люпин не смотрел на Снейпа, но по движению воздуха почувствовал, что тот отстранился. Вдалеке звякнул металл, и что-то мягкое коснулось его щёк, нежно вытирая кожу — Снейп убирал остатки пены.
— Всё нормально, — мягче обычного произнёс Северус. — Всё хорошо, Ремус, — Снейп за подбородок приподнял лицо Люпина, судорожно вглядываясь в него.
В этот момент единственное, чего хотелось Люпину, — это провалиться сквозь землю. Грубая ткань неприятно впивалась в возбужденную плоть, а к горлу подступил комок. Ремус не знал, что сказать, помня, какое впечатление он уже произвёл. А Северус ещё и назвал его по имени… Погодите… Что?!
— Северус, нет… Нет-нет-нет! — Он попытался отстранить руки Снейпа от своего лица: — Не надо… Не надо меня жалеть! Пожалуйста… — почти жалобно бормотал Люпин.
Но Северус лишь прижался к нему, касаясь лбом лба.
— А я и не жалел, — на выдохе произнес он глубоким грудным голосом.
И вдруг поцеловал. Горячими сухими губами Северус прижался ко рту Ремуса с такой силой, словно от этого зависела сейчас его жизнь. Земля ушла из-под ног Люпина, ему показалось, что он парит в тёплых ласковых объятиях невесомости.
— Ремус… — полувыдохнул, полувыстонал Снейп в губы Люпина и, не давая опомниться, придвинулся ближе, касаясь губами шрамов на его лице.
Мурашки покрыли всё тело Люпина, разбежавшись от плеч до самых кончиков пальцев. Чувство стыда полностью стёрлось тёплыми и, как оказалось, мягкими губами Северуса. Ремус отцепился от подлокотников и, потянувшись навстречу ласке, судорожно схватился за грубую ткань пиджака Снейпа в отчаянной попытке притянуть того ближе.
Ремус неловко, но пылко ответил на поцелуй. Приоткрыв рот, он впустил чужой горячий язык, пробуя желание Северуса на вкус. Колено Снейпа ощутимо упиралось в эрекцию Люпина, двигалось и тёрлось, даря этим небольшое удовлетворение и одновременно с этим — желание большего. «Интересно, — полуосознанно подумал Люпин, — Северус сейчас тоже возбужден?»
Наконец они оторвались друг от друга, и Ремус, вцепившись побелевшими от усилия пальцами в запястья Северуса, лихорадочно всмотрелся в его лицо. Он пытался найти во взгляде Снейпа малейшее подтверждение осознанности этого поступка.
Ремус судорожно дышал, словно загнанный зверь, казалось, кислород был вынужден проникать в его лёгкие с ощутимым усилием. Ответом его поиску послужила мягкая полуулыбка и распалённый блеск глаз. Ремус, невольно залюбовавшись, подумал, что не хочет, чтобы Северус хоть когда-либо смотрел так на кого-нибудь другого.
— Если бы ты знал, как прекрасен сейчас… — прошептал Северус и с внезапной решимостью тихо добавил: — Больше я терпеть не намерен.
Резко встав, он откинул ногой пуф, на котором сидел, и тот отлетел назад, глухо повалившись на пушистый ковер. Ремус отстранился — предвкушая. Он жадно вглядывался в Северуса, который теперь властно нависал над ним, гипнотизируя взглядом. Лицо Снейпа живописно обрамляли пряди растрепавшихся вороных волос. Неизведанная чернота глубины глаз Северуса манила утонуть в её абсолютной бесконечности, а всегда презрительно сжатые губы припухли и влажно блестели от поцелуев.
— Вернись ко мне, — Люпин смотрел с мольбой во взгляде, уже не скрывая своего желания.
В ответ Северус усмехнулся и, согнув ногу, поставил колено слева от Ремуса. Затем, схватившись за спинку кресла, оседлал бёдра Люпина. И наконец, наклонившись, вовлёк того в новый, по-настоящему страстный поцелуй.
Они порывисто подавались навстречу друг другу, пытаясь насытиться, хватаясь то за одежду, то за лицо и плечи партнёра. Иногда они прерывались, чтобы перевести дыхание, переходя тогда на более медленные ласки. Бормотали горячие и нежные слова, которых никогда не слышали друг от друга раньше. Ремус целовал ресницы Северуса и гладил его чёрные волосы, играя с прядями, пропуская их меж пальцев.
Руки Люпина переместились с плеч Северуса к пуговицам рубашки. Сначала аккуратно, потом всё более порывисто он принялся расстёгивать эти мелкие пуговки. Добравшись наконец до голой кожи, он положил на торс Северуса раскрытую ладонь и медленно повёл рукой вниз. Ремус старался не дышать, чтобы не упустить из этой картины ни одной, даже самой незначительной, детали.
Северус, борясь со своими внутренними демонами, умолял:
— Мерлин, дай мне сил!
Ремусу нравилось видеть его таким — живым, настоящим, беззащитным; он изучал Северуса, впитывал это знание, запоминал каждый штрих, остро ощущая запах нарастающего возбуждения.
Ладони Ремуса сместились на грубую ткань брюк, тщательно оглаживая, стремясь к внутренней стороне бедра, чтобы обнаружить ощутимую, твёрдую и горячую выпуклость. Терпение и выдержка значительно ослабли уже у обоих.
Неожиданно Северус схватился за свитер Люпина и потянул ткань наверх. Выставив руки, ничего не различая в темноте, Люпин попытался высвободиться из него как можно более ловко. Чтобы освободиться от остальной одежды, им пришлось отстраниться друг от друга.
Быстро справившись с брюками, Северус занял прежнюю позицию. Он жадно впился губами в подставленное горло, прикусывая и облизывая кожу — всё, до чего мог дотянуться. Когда их возбуждённые до предела члены соприкоснулись, оба дёрнулись, с шумом вбирая воздух в лёгкие.
Снейп положил руку на блестящие, увеличившиеся в размерах головки и обхватил их — обе одновременно, большим пальцем смешивая и распределяя капельки смазки по чувствительной коже.
В этот раз голос подал Люпин:
— Да-да-да, — лихорадочно шептал он, обхватив худую спину Северуса. — Как хорошо, просто отлично-о…
Северус погладил нижнюю губу Ремуса, побуждая того раскрыть рот, чтобы погрузить внутрь свой большой палец. Одновременно с этим другой рукой он с усилием сжимал влажные головки их членов.
Вынув палец, Северус задержал его в волосках над верхней губой Люпина, зарываясь в них, играя с ними. Он оставил эти короткие усы не просто так или по невнимательности — на то у Снейпа были личные корыстные соображения.
— Ремус, я хочу… взять тебя… — Снейп, хоть и запинался, но звучал предельно серьёзно. Его губы сложились в узкую полоску, а сведённые брови делали взгляд тяжёлым: — Позволь мне…
— Да! Да, конечно… — пролепетал Люпин, подмахивая бёдрами. Он терялся в собственных чувствах и был готов на всё. Краем сознания он отметил, как до нелепости легко это сейчас прозвучало, словно он согласился одолжить тому перья для будущего занятия, а не…
— Давай…
Он погладил плечи Северуса, убеждая того, что совсем не против. Главное, что он рядом и станет сейчас ещё ближе.
Тогда Снейп привстал и мягко поцеловал Ремуса, заставляя его, откинувшись в кресле, подвинуться немного вниз.
— Подожди, сейчас… — Северус метнулся к столику, пытаясь понять, что лучше подойдет в такой ситуации. Наконец он остановил выбор на одном из флаконов.
Плеснув средство в ладонь, он вернулся к креслу, опустился на колени и аккуратно провёл рукой по внутренней стороне бедра Люпина, слегка надавливая. Тот сразу подчинился и развёл ноги. Его взгляд был устремлён в потолок, кадык ходил ходуном вверх и вниз.
Не зная, куда деть руки, Ремус вцепился в подлокотники с такой силой, что это всерьёз могло повредить старинную обивку кресла. Снейп тем временем медленно и методично наносил на кожу Ремуса смазку. Северус не спешил, давая Люпину привыкнуть к ощущениям, и это было так приятно и так заводило (хотя куда уж больше!).
Северус расслаблял Ремуса, лаская, целуя впалый живот, вдавливаясь носом в тёплую кожу. Его язык вырисовывал на теле Люпина сложные, неизвестные пока науке символы, от чего влажная кожа Ремуса тут же покрывалась мурашками.
Люпин в полубеспамятстве метался по креслу, запрокидывая голову, выгибая спину — он весь сейчас был чувственная натянутая струна.
Северус склонился к нему, обжигая кожу дыханием, и прошептал:
— Не так, — мягкий поцелуй в губы, — я хочу видеть твоё лицо.
— М-м-м… — Ремусу понадобилось несколько секунд, чтобы вынырнуть из пучины собственных ощущений. — Ты хочешь смотреть на меня? — Ремус старался держаться спокойно, но вид растрепанного гипервозбуждённого Северуса был слишком впечатляющим.
— Да. Хочу тебя всего, — абсолютно серьёзно ответил Снейп.
Он обхватил возбужденный член Люпина и аккуратно провёл влажной рукой по всей длине. Его взгляд жадно впитывал каждую, даже самую мельчайшую эмоцию, промелькнувшую на лице Люпина, наверное, так он старался запомнить это зрелище надолго.
И одновременно с этими ласками наконец он вошёл в Ремуса одним пальцем и, неглубоко скользя, поглаживая изнутри, ритмично двигал им, несильно надавливая. Северус выводил палец и с усилием вставлял обратно в горячее жаждущее нутро. Когда он смог свободно входить на всю длину, то добавил ещё один.
Ремус, широко раскрыв глаза, еле слышно простонал:
— А-а-ах… Мерлин…
— Так хорошо?
— Да! Да-да, очень…
Через некоторое время Ремус начал отвечать на эти движения, страстно подаваясь вперёд, пытаясь одновременно отвечать на обе ласки. Он старался получить как можно больше этого ощущения растянутости, мечтая ощутить Северуса ещё глубже, ещё ближе.
Ремус всматривался в Снейпа и чувствовал, как он весь — этот его сосредоточенный взгляд, ниспадающие волосы, которые, едва касаясь, щекочут кожу — заводит его как никто и никогда до этого.
Жаждая большего, в тот же момент он остро понимал, что скорее всего это первый и последний вечер, когда они поддались слабости и открылись друг другу. Его пронзило чувство страха, что это могут быть их первые и последние такие горячие ласки.
В обыденной жизни невозможно было даже вообразить то, каким Северус может быть в порыве страсти или на пике плотского наслаждения. Всё происходящее казалось чем-то призрачно-эфемерным, бесконечно далёким и словно бы нереальным — с каждым мгновением наслаждения, с каждым поцелуем, с каждой откровенной лаской росло ощущение, что этот момент бытия безвозвратно утекает сквозь пальцы в бездну безвременья.
Ремус боялся, что после этого невероятного вечера всё вернётся на круги своя, а может, и хуже — трансформируется в непреступную стену холодного отчуждения. Люпин даже не был до конца уверен, кто же из них первый безапелляционно расценит этот вечер как ошибку, не в силах постичь и принять всё произошедшее.
Вдруг, словно прочтя мысли Ремуса и поняв о нём что-то важное, что-то главное и сокровенное, Снейп, подавшись вперёд, впился в его губы требовательным поцелуем, наращивая ритм движений рукой.
— Хватит отвлекаться на глупости, — словно бы делая замечание на уроке, приказал он, — вернись ко мне.
Северус немного изменил угол проникновения, отчего движения оказались слишком уж правильными — у Ремуса потемнело в глазах, и он выгнулся в кресле дугой.
Закинув правую ногу на подлокотник, Люпин раскрылся ещё больше навстречу ласке.
— Красивый… Ты такой красивый! — восхищённо прошептал Северус в губы Ремуса, отстранившись, чтобы нанести на свой изнывающий член смазку.
Приставив головку ко входу, Северус поводил ею туда-сюда по блестящему от смазки углублению и надавил. Мучительно медленно он входил, следя за каждой эмоцией Ремуса, давая ему время привыкнуть к размеру и длине, чтобы тот смог безболезненно принять его целиком. Затем, немного подавшись назад и выждав пару секунд, он плавно вошёл уже до конца, на всю длину.
— Кх! — Ремус с силой вжался затылком в мягкое кресло, всхлипнув от великолепного чувства заполненности, от того, что Северус сейчас был в нем.
Его член, подрагивая, прижимался к животу, оставляя тягучую каплю смазки. Движения Снейпа тем временем стали более размашистыми, уверенными и глубокими. Северус тонул в ощущениях, которые ему дарила отзывчивая теснота.
— Ремус… — очередной толчок. — А-а-ах! — Снейп неумолимо наращивал темп, увеличивая амплитуду.
Он подхватил Ремуса под бёдра и, уткнувшись в его блестящую от пота грудь, изменил угол входа.
Воспользовавшись новой позой, Ремус обхватил Северуса ногами за талию. Он уткнулся лицом в его растрёпанные волосы, чтобы ещё теснее ощущать эту близость, вдыхать пряный мускусный запах, бормотать на выдохе одобряющие слова и вместе с этим молить о большем — прямо так, ничего не стесняясь. Он так остро чувствовал в этот момент единение, ощущал Северуса каждой клеточкой своего тела, его захлестывало осознание того, что они сейчас стали единым целым. Навсегда.
— Северус, пожалуйста… — Ремус попытался протиснуть руку между их телами, чтобы помочь себе.
Их тела содрогались, двигаясь в унисон, повинуясь первобытной страсти. Вспотевшие, скользкие, они хватались друг за друга в эгоистичном стремлении достичь наивысшего наслаждения. Люпин наконец дотянулся до своего члена, и едва он успел несколько раз провести вдоль ствола, как Снейп, ощутимо дёрнувшись, в два резких хаотичных толчка бурно кончил, изливаясь в Ремуса.
— Я же ещё не… — разочаровано выдохнул Ремус.
— Я знаю, — непринужденно констатировал Снейп, аккуратно выходя из горячей тесноты.
— Что? Ты шутишь? — Люпин даже приподнялся в кресле, стряхивая с себя расслабленного, обмякшего партнера. Его кольнуло смутное чувство разочарования.
— Нет. Но я решил, — Снейп сел на ковёр и, положив голову на колено Ремуса, потерся о него щекой, словно огромный разомлевший кот, — что ты захочешь пригласить меня в спальню. На твоих условиях, — он многообещающе ухмыльнулся.
— М-м-м, правда? — слова «спальня» и «пригласишь» набатом звучали в его голове, порождая жаркие образы их переплетенных тел. — Что ж, пожалуй, — деланно задумавшись, заключил Ремус.
На это он получил от Северуса игривый щипок и счастливо рассмеялся.
— Знаешь, — приподнимая голову и заглядывая Ремусу в глаза, признался Северус, — а я ведь специально оставил тебе усы. Это так красиво! Я подумал, ты не будешь против. В итоге, — хитро добавил он, нежно погладив растительность на лице Ремуса.
— Усы? — Ремус поднял руку, до этого лениво перебирающую волосы Северуса, к лицу и действительно нащупал над губой не щетину, а вполне густые, самые что ни на есть настоящие усы.
Он уже успел забыть, как вздрагивал от прикосновений холодного металла к коже, пока Северус осторожно брил его, порождая мечтания, от которых он забылся настолько, что Снейпу пришлось сделать ему замечание. Ремус вспомнил, как Северус целовал его, а потом зарывался в эти самые усы пальцами, всматриваясь и жадно впитывая в себя это зрелище.
— Тебя… они заводят?.. Я хочу это увидеть, — он потрепал Снейпа по плечу, прося пропустить его, и, с трудом встав, направился в спальню.
Подойдя к зеркалу, он повертелся перед ним, рассматривая себя. Он потрогал свои новые усы, поводил туда-сюда пальцем и наконец провёл по ним вниз, разглаживая, привыкая к этому зрелищу и ощущению.
В целом — Люпину понравился этот образ. Да, возможно, усы визуально и делали его старше, однако они также, определенно, придавали ему и некий шарм. Он скорчил несколько гримас, а в конце улыбнулся — это выражение лица ему пришлось по душе.
Снейп, застыв на пороге спальни, скептически фыркнул, глядя на огромное — высотой в полстены — антикварное зеркало.
— Что за пошлость? — удивился Северус. — Зачем тебе эта трухлявая громадина?
Люпин встретился взглядом с отражением Северуса.
— А что такого? Я предпочитаю видеть всё, — он томно закусил нижнюю губу. — Ну, в смысле, в полный рост, — он улыбнулся.
Снейп, скривив губы, рассматривал стену, к которой крепилось зеркало, так, словно это единственное, что его сейчас по-настоящему заботило.
Усмехнувшись, Ремус уточнил:
— Не переживай, оно крепко удерживается чарами, — и словно что-то задумав, он лукаво предложил: — Мы можем проверить его на прочность… Вместе…
— Ты чего? — встрепенулся Люпин, распознав нотку паники в лице Северуса. — Ты боишься зеркал?
Ремус подошёл к Северусу, когда тишина показала, что тот не собирается прямо здесь и сейчас выворачивать на свет все свои чувства и переживания. Люпин взял его за обе руки и потянул к антиквариату.
— Давай… Я обещаю, ничего плохого не случится, — он стоял за спиной Снейпа, подталкивая того ближе к холодному стеклу. — Посмотри на нас… Ты ведь на самом деле такой красивый.
Его руки уже блуждали по спине Северуса, изучая подушечками пальцев все впадинки, уплотнения, твердость мышц и тонкие застарелые шрамики. Ремус снова словно пьянел от ощущения шелковистости кожи Северуса.
Его губы легко касались плеч и лопаток Снейпа, оставляя после себя мурашки. При этом Люпин жадно всматривался в лицо Северуса через зеркало. Иногда он рассматривал и самого себя, ласкающего губами плечо Снейпа. И ему так нравилась эта картина! Он был в восторге, искренне полагая, что ничего более прекрасного, чувственного и волнующего до сих пор он не видел.
Уткнувшись носом в шею Северуса, Люпин зажмурился от щемящего чувства нежности. Он пытался поцелуями и ласками передать хотя бы толику этого ощущения Снейпу. Легонько массируя пальцами шею, плечи и спину Северуса, Ремус невесомо целовал его позвонки, внимательно изучая, как Снейп реагирует на все эти ласки.
— Ты знаешь… А ведь я думал о тебе каждый вечер, — признался вдруг Ремус, уткнувшись носом в макушку Снейпа. Затем он слепо нашарил его ладонь и, взяв за руку, сказал: — Представлял всякое…
— М-м-м… И что же вы представляли, профессор Люпин? — грудным голосом уточнил Снейп, сжимая его ладонь в ответ. Он сильнее прижался спиной к теплой груди и попросил: — Покажи мне!
Возбуждение уже вновь приятно тянуло внизу живота у обоих. Ремус нежно водил стоящим членом в ложбинке ягодиц Северуса, придерживая того за бёдра. Он смотрел через зеркало ему прямо в глаза столь пристально, будто стремясь заглянуть прямиком в душу.
Ремус тщательно изучал все реакции партнёра, он хотел знать, как Снейп выглядит, если ласкать мочку его уха, если влажно пройтись языком по его изящной шее, мягко ущипнуть сосок, оглаживая другой рукой головку его члена. И зрелище это было действительно завораживающим! Северус судорожно глотал воздух, мелко подрагивая, подавался назад, на его щеках алел жаркий румянец, а пальцы оставляли синяки на коже Ремуса — с такой силой он впивался в его кожу в пароксизме наслаждения.
— Давай же! — приказал через некоторое время Снейп, и его голос больше походил на рычание дикого зверя.
Заведённый до предела, он, широко расставив ноги и призывно приподняв зад, распластался по холодному стеклу, схватившись одной рукой за толстую раму зеркала. В его взгляде, устремлённом через зеркало прямо в глаза Люпину, пылала чистая страсть.
Тогда Ремус нарочито медленно, зная, что Северус пожирает глазами каждое его движение, облизнул пальцы и начал бережно растягивать узкое отверстие. И хотя Люпину хотелось (о Мерлин, он этого жаждал!) ворваться грубо, сразу на всю длину — он не спешил. Он был готов простоять здесь вечность, если это потребуется — не отводя взгляда от черных омутов напротив и отвечая теми же ласками, что ещё недавно предназначались ему самому.
Снейп сдавленно рычал, он то вскидывал голову, стряхивая с лица распушившиеся волосы, то ронял её, прислоняя к стеклу. Его возбужденный член упирался в холодную поверхность зеркала, оставляя разводы смазки.
Когда наконец три пальца свободно смогли войти в Снейпа, Люпин тщательно смочил своей слюной правую ладонь и распределил эту незамысловатую смазку и по входу в анус Северуса, и по своему члену.
— Ты так себе всё представлял, Ремус? — с придыханием осведомился Снейп.
— Именно… — ответил тот и одним порывистым движением вошёл. — Да-а-а, именно так!
— А-а-у-ч… — сквозь зубы простонал Снейп, дернувшись.
Его лоб упирался в зеркало, запотевшее от его горячего судорожного дыхания. Костяшки пальцев побелели от напряжения, а вокруг члена на стекле мутнели белёсые разводы предсемени.
— Прости! — испугался Ремус. От прежнего дикого напора не осталось и следа: — Больно?
— Просто… — сквозь зубы процедил Снейп. — Давай я сам.
И, мягко покачиваясь, он начал контролировать ритм и глубину погружения. Ремус тем временем сосредоточился на ласках — он гладил грудь Северуса и теребил его соски, заставляя их ощутимо затвердеть.
Потянувшись за поцелуем, он краем глаза наблюдал за Северусом, который оказался просто крышесносяще великолепным в профиль!
Особенно он был прекрасен, когда Ремус попадал в ритм его подмахиваниям бёдрами и волны острого наслаждения пробегали по худому лицу, делая его совсем юным и ангелоподобным.
Постепенно их движения становились более ритмичными, размашистыми и резкими. Вспомнив про чужое возбуждение, Люпин провёл ладонью по члену Северуса и, властно обхватив его, сделал несколько уверенных движений. Издав какой-то невнятный звук, Снейп простонал:
— Сильне-е-е…
Люпин послушно крепче сжал член Снейпа и ускорил движения, сцеловывая с его губ восхитительные стоны. Тот же, наконец перестав стараться контролировать ситуацию, расслабился, сосредоточившись на себе и своих ощущениях, и полностью передал инициативу Люпину, уперевшись лбом в холодную поверхность зеркала.
Крепко обхватив покорного любовника поперек груди одной рукой, а другой двигаясь по его члену, Ремус наращивал темп фрикций. Он был готов сойти с ума от узости податливого тела Северуса.
Через несколько бесконечных, полных сладкой истомы минут послышался громкий вскрик Снейпа. Он обильно изливался прямо на зеркало, а Ремус, одновременно с ним, крепко зажмурившись, кончал в самое его нутро.
Сделав ещё несколько быстрых рефлекторных движений, они оба обмякли, прислонившись к зеркалу, которое этим вечером послужило безмолвным посредником их зрительной связи.
Ремус запрокинул голову — ему давно не было так хорошо. Его охватило чувство абсолютного счастья. Северус, расслабленный и полностью удовлетворённый, лениво водил по стеклу пальцем, обводя отражение Ремуса. Теперь зеркала нравились ему чуть больше.